В принципе, втиснуть в своё расписание час дополнительных занятий без затраты времени на дорогу я мог хоть сегодня. Но Лисицкая не должна испытывать радость победы. Она должна страдать и сожалеть о плохом поведении. Потому я выбрал четверг, когда мне выпали заочники.
Правда, вызывающее поведение студентки намекало, что «страдание» и «сожаление» это вообще не про неё. Про неё – «провокация».
И я ведусь. Не знаю, чем я думаю, общаясь в том же духе. Когда я вижу девушек в ботфортах и кожаной ультра-мини-юбке, я способен думать только инстинктами. «Глеб Евгеньевич, вам с утра ещё не дали?..» Не дали. И вчера тоже. И вообще неделя не задалась по части времени. А повышенное давление в районе ширинки намекало, что зря. Нельзя откладывать на завтра то, что можно трахнуть сегодня.
…А вот на послезавтра откладывать – запросто можно!
Вообще то, что папаша Лисицкий дал официальное добро на любые методы воспитания, включая сексуальные, несколько… нервировало. Будило неуместные фантазии. Но как ещё можно истолковать вот это его «хочешь – «по», хочешь – «в»»? Это когда речь идёт о лбе, между «в» и «по» никакой разницы. А когда речь идёт о заднице, очень даже есть.
Плюс поведение, минус одежда. Что остается?
Промискуитетство остаётся.
И повышенное давление в тестикулах.
И я набрал по телефону Ольгу, коллегу с кафедры ‐ одинокую бизнес-леди, которая всегда рада скоротать вечерок в нашей хорошей компании: меня и члена…
Четверг наступил внезапно. Моя главбухша слегла в больницу с гипертоническим кризом, а её замша, приятная барышня, мирно отвечавшая до того за свой фронт работ, с непривычки расплющилась под грузом ответственности. Встряхнувшись на работе двумя истериками и тем, что занятия поставили в такие Дальние Закуи, что искать их пришлось минут пятнадцать, я явился к заочникам, извергая дым и пламя. Те смекнули, что преподаватель не в духе, и сидели, как мыши. Однако помогло это слабо, потому что на сием их интеллектуальные потенции кончились. Ну спасибо, хоть тупые, но безропотные. Но когда со звонком они выкатились из аудитории, и в двери показалась Кристина Лисицкая, я отчетливо осознал: не сдержусь. В такой день тупая и наглая – это перебор.
Но в методах воспитания меня никто не ограничивал.
– Добрый вечер, – говорит Лисицкая, застревая в проходе и упираясь руками в дверной проём, отчего белая блузка просвечивает. Верхние пуговки ворота расстегнуты, позволяя разглядеть край кружевного бюстгальтера. – Миленько тут у вас.
– Тут – не у мен. – Я привычно вытираю руки влажной салфеткой.
– Глеб Евгеньевич, а можно мы в первый раз по-быстрому? – просит она, отталкиваясь руками от косяка и шагая к парте.
– Мы можем вообще обойтись без первого раза.
– Сразу перейти ко второму? – заинтересованно спрашивает она, поправляя всё ту же кожаную мини, и усаживается на стул.
Из-под края юбки проглядывает резинка черных чулок. Затем студентка демонстративно закидывает в проходе левый ботфорт на правый и всё это сооружение прячет под парту.
Мне любопытно: на что рассчитывает девица, которая является на дополнительное индивидуальное занятие в наряде проститутки?
Мне кажется, на профессиАНАЛЬНОЕ отношение.
Член взбодрился. Ольгиного внимания ему так и не досталось. Чем-то она была жутко важным занята. Или я попал на критические дни. Но сути это не меняло. В голове и мудях звенело знатно.
– Итак. – Я опираюсь бедром о преподавательский стол и скрещиваю руки на груди. – Как вы представляете наши занятия?
– Представляю?.. – Она изображает задумчивость и постукивает по выпяченным красным губам толстой ручкой, что сразу вызывает непристойные ассоциации.
Член мгновенно тянет нос в сторону поживы. Внутри вспыхивает злость. Очень не люблю, когда мною пытаются манипулировать. Особенно – в сексуальной сфере.
«Не люблю», – это очень, очень скромное слово.
– Лисицкая, давайте договоримся: моё время – деньги. И я не намерен тратить его впустую на удовлетворение ваших амбиций. Я говорю на понятном вам языке, или нужно попроще мысль выразить?
Она садится ровнее и стирает с лица простилядское выражение.
– Мы с вами или занимаемся предметом, или выход там. – Я показываю рукой на дверь. – Не тратьте моё время и нервы. Нервы – особенно. Плату за них я беру в той же валюте. И расплачиваться будет не ваш отец. Надеюсь, мой намёк достаточно прозрачен?
Выдыхаю про себя. Эрекция отпустила.
– Да, Глеб Евгеньевич, – неожиданно нормальным тоном отвечает Лисицкая. – Я хочу заниматься предметом. Но не уверена, что смогу. Слишком многое пропущено. Мне чисто математических знаний не хватает.
– Так нашли бы себе репетитора по математике! – Вроде, самокритичность в наличии, когда захочет.
– Глеб Евгеньевич, давайте на чистоту: вы знаете многих репетиторов, которых я не прогну на первом же занятии? – усмехается она.
По внутренностям разливается лава подогретого тщеславия. Ведь Лисицкая сейчас намекает, что я не такой.
А я – не такой.
Но в глубине души она надеется, что такой же, как все.
– А вы, Кристина Дмитриевна, думайте не о том, как прогнуть, а как знания получить.
– Не могу, Глеб Евгеньевич. – Разводит она руками, и сквозь образ дурочки проблескивают отцовские гены. – Заточена я так. Загнобить всех, кто показал слабину. Не дать никому стать выше меня в иерархии. Понимаете?
Понимаю. Вся эта история с её отличными оценками и нулевыми знаниями поворачивается новым ракурсом.
– Лисицкая, мне нет никакого дела до вашей «заточки». Мы с вами или работаем, или… Не буду повторяться. – Показываю на выход.
– Мы работаем, – поднимает она руки, показывая, что сдается.
– Хорошо, диктуйте свой номер. – Достаю из кармана телефон и ловлю на лице студентки «понимающее» выражение. – Сейчас я буду отправлять вам задачи, а вы – говорить: можете их решить или нет. Будем искать границы ваших компетенций.
Лисицкая выдаёт скептическое выражение.
– Что-то же вообще вы умеете? Помимо манипуляций?
Она пожимает плечами и лезет в сумку за своим телефоном.
Через двадцать минут бесплодных попыток мы доходим до заданий из школьной математики, которые – аллилуйя! – она решает. Теперь я знаю, отчего отталкиваться, и начинаю рассказывать.
Она слушает. Кивает. Сбрасываю ей на мессенджер задачи. Лисицкая пыхтит, грызёт ручку, к чёртовой матери вновь и вновь заставляя член ворочаться в поисках удобного положения.
– Я не понимаю! – выдаёт она, поднимая на меня растерянный взгляд. – Помогите, пожалуйста.