Вернувшись в посольство, мы разделились. Корзинкин отправился докладываться Васильеву. А я к Вилорику – тот требовал отчета в конце дня.
– Пили пиво? – цэковец принюхался. – И все?
– Ушли от слежки, – терпеливо объяснял я. – Вживались в атмосферу города, завтра займемся наблюдением за объектом.
Вилорик снял очки, и я увидел, что глазки у него тоже мутные, а в приоткрытой тумбочке стоит какая-то пузатая бутылка. Полупустая.
– Смотрите, капитан! – цэковец покачал пальцем перед моим носом. – У нас наиответственнейшая операция… Если Чехословакия выйдет из социалистического блока, за ней вполне могут последовать Венгрия и Польша. Там также сильны мелкобуржуазные настроения.
Да они, на хрен, даже у меня сильны! Пока ходил по городу, разглядывал зарубежные тачки. В основном, конечно, «трабанты» и «шкоды», но встречались и подержанные «мерседесы», БМВ… Да, старые модели, но все лучше отечественных. Вот думал я после цыганского концерта в сторону «Москвича 412». А как поспрашивал знакомых из гаражей – одна ругань. День катаешься, два чинишь. Хорошо бы из Праги тачку пригнать. У Группы советских войск ходят собственные составы в Союз. Их даже не досматривают на таможне – армия же. Наладить тут связи, договориться… После вьетнамских приключений у меня оставались сбережения, плюс командировочные. Надо думать. Служебная «Волга» – это хорошо. Но еще лучше – собственная 1600-я бэха[4].
– …вы меня слушаете?
– Так точно! – чуть не козырнул я. – Сейчас же пойду дальше изучать оперативную обстановку, готовиться.
– Идите… – меня отпустили барственным жестом, и я потопал искать Васильева.
А тот проводил совещание с пэгэушниками. Увидев меня, резидент приглашающе махнул рукой.
– Ничего секретного, садись, подожди. Я сейчас освобожусь. Так вот, товарищи, – полковник повернулся к аудитории, – запомните! Вы элита «органов». Первое главное управление не просто так названо первым. Не вторым, не третьим.
Я приземлился за самую дальнюю парту, огляделся. Слева от меня сидел грустный Корзинкин, который взглядом мне показал, как его все задолбало.
– …вы вообще должны забыть мат, когда начали служить в Комитете. А тем более поехали в командировку, – тем временем продолжал вещать Васильев. – Ну горит у тебя, хочется сказать соленое словцо – замени! Синонимы в школе все проходили? Вот, например, хорошее слово гондольер. Споришь ты с кем-то резко, он тебе сказал что-то нехорошее, а ты ему в ответ – сам ты гондольер.
Народ оживился, разведчики заулыбались.
– Можно добавить венецкий… – погрозил пальцем резидент. – Обидчик вспомнит лодочников в тельняшках и, может, сменит гнев на милость. Или вот еще. Пипидастр!
Тут уже пэгэушники расхохотались на весь класс.
– Кто знает, что это такое?
– Вроде щетка какая-то специальная… – поднял руку Сергей. – Пыль стирать.
– Точно! – кивнул Васильев. – Если ваш оппонент не понял гондольера, выдайте ему пипидастра. Может, тогда проймет.
– А вот у нас в белорусском, – с краю кто-то выкрикнул, – есть белебеня. Ну навроде балабола.
– Хорошее слово! – одобрил Васильев. – Тоже можно использовать. Раз вы теперь вооружены всем богатством русского и белорусского языков, то услышу еще раз мат – будем платить штраф.
– Двадцатого числа скидываемся с зарплаты по четвертаку, – резидент достал из шкафа обычную стеклянную банку, – кладем деньги сюда. Я записываю, кто где выругался – по итогам месяца матерщинники штрафуются в пользу вежливых и культурных сотрудников. Всем все ясно? Тогда свободны.
Пэгэушники потянулись к выходу, Васильев достал платок из кармана, вытер потный лоб:
– Вот так приходится воспитывать. Пошли ко мне в кабинет.
Пока шли, я поинтересовался у резидента, почему за упоминание женского органа штраф дороже всего.
– Так дамы нам, мужикам, всегда дорого обходятся, – засмеялся Васильев. – Кстати, чую дух пльзеньского. Где пили? У Гашека?
– Да тут половина пивнух то у Гашека, то у Швейка… Я не запоминал.
Мы зашли в кабинет, резидент запер дверь, поставил чайник. Начал расспрашивать о деталях похода в город.
– Это англичане… – сделал вывод Васильев. – Подцепили вас скорее всего «У Халему». Вот говорил я Корзинкину – уходи дальше от посольства. Нет, все как бараны, прут в местную хосподу сразу. А в Ми6 не дураки работают.
– Как вычислил, что это англичане? – удивился я.
– Не бином Ньютона. Английское посольство маленькое, чехи уже давно всех сотрудников резидентуры установили. – Васильев открыл сейф, покопался в нем. Достал конверт, кинул на стол передо мной. В нем оказалась пачка фотографий. Мужчины, женщины, все снятые издалека, но лица видны. Ой, а вот и блондиночка с аппетитными губками.
– Эта?.. – Васильев перевернул фотку, прочитал надпись: – Мэри Магуайер. Ага, знаю ее. Год тут уже обретается, всем осточертела. Хотели ее подвести под один блудняк и выдворить, но потом чехи передумали. Как этого дубового Дубчека избрали секретарем ЦК, так сразу заднюю скорость и включили. Их резидент нынче частый гость в МВД у Йозефа Павела. Обедают даже вместе – думают, мы не в курсе.
Мы еще поболтали с Васильевым, выпили чайку с трдельниками – выпечкой с вертела в пудре. Резидент жаловался на то, что, как приехал в Прагу – начал толстеть. Даже утренние пробежки не помогают. Придется садиться на диету. Ну ничего, скоро начнется ввод войск, набегается. Или не начнется? Может, получится отделаться локальными учениями и аккуратным вывозом Дубчека и Ко? Без танков на улицах…
Я попросился у Васильева посмотреть архив шифротелеграмм резидентуры и посольства, копии протоколов разных переговоров. К моему удивлению, мне разрешили – видимо, из Большого дома дали зеленый свет на все.
Ну что сказать… Самым большим ястребом, помимо Андропова, был… Косыгин. Этот прямо опасался, что руководство КПЧ готовит реставрацию в стране буржуазных порядков. Председатель Совета министров несколько раз встречался лично с Дубчеком, присылал в Прагу своих эмиссаров. Чехи виляли. На словах говорили одно, давали обещания, но в реальности все договоренности саботировали, ситуация ухудшалась с каждым днем.
Были в руководстве СССР и голуби. В первую очередь сам Брежнев. Этот тоже посылал эмиссаров к «другу Саше». Те попивали пивко в командировках, ели колено, мягко пеняли Дубчеку за то, за се и сваливали обратно в Союз. В шифрограммах Васильева по итогам их визитов сквозило явное раздражение. Зачем приезжали?
Вся эта бессмысленная для меня возня наводила скуку, я уже хотел бросить читать секретную корреспонденцию, когда наткнулся на любопытный материал, который вообще не имел отношения к Пражской весне. Резидент отчитывался об инспекции тайных тренировочных лагерей палестинцев в Чехословакии.
После «шестидневной войны», когда Израиль при поддержке США легко раскатал окружающих арабов, в Комитете резко осознали – вся эта история на Ближнем Востоке не имеет быстрого решения. Это игра вдолгую, на истощение. А значит, нужно готовить «кадры». Были быстро созданы специальные тренировочные лагеря рядом с чешскими Пардубицами. Палестинцев, сирийцев и прочих ливанцев натаскивали на партизанскую войну – засады, установка мин, городской бой. Само собой – вооружали. В первую очередь «калашами», но в отчете фигурировала еще любопытная модель автомата под названием «Скорпион vz.61».
Эта машинка была сконструирована по схеме со свободным затвором, в которой использовались относительно маломощные боеприпасы – патроны 7,65 мм. Небольшая длина – всего 270 миллиметров и компактность – вес чуть больше килограмма – делали «Скорпион» очень удобным для спецназа. Сдав все документы секретчику, я тут же отправился на поиски Васильева.
– Да, хороший автомат, – согласился резидент, когда я его обнаружил в посольской столовой за ужином. – Видел на учениях, как его носили под плащом скрытно на специальной плечевой петле. Откидываешь полу и даешь очередь. Между прочим, девятьсот выстрелов в минуту. Ты давай, присоединяйся. Столовая закрывается…
Я сходил на раздачу, взял шницель в панировке, салат. Вернулся за стол к Васильеву.
– У евреев есть похожий автомат Узи… – резидент допил кофе, вытер рот салфеткой. – Под пистолетный патрон. Но попроще.
– Петр Алексеевич! Организуй поездку в лагерь у Пардубиц. Хочу поработать со «скорпионами».
– Подумаю, как устроить… – Васильев задумался. – Чехи еще взрывчатку мощную делают – «Семтекс». Очень компактная, лучше тротила. Большой плюс – не обнаруживается никакими газоанализаторами.
Ну это нам без надобности – обойдемся тротиловыми шашками, а вот «скорпионы»… Я загорелся.
– Видел этот семтекс во Вьетнаме. Вьетконговцы в минах используют.
– Что, Николай, послужил Родине на югах? – усмехнулся Васильев.
– Да уж, посмотрел на зеленые береты через прицел автомата. – Я вспомнил забеги по джунглям. Опять болью резанула смерть Ивана, Чунга.
– Не хмурься! – Резидент встал, хлопнул меня по плечу. – Еще посчитаемся с американцами.
На следующий день меня рано утром разбудил Корзинкин. К моему удивлению – Черного уже не было. Похоже, что он вообще не ночевал в комнате – кровать не расстилали.
Мы сходили позавтракать в столовую, в которой к нам присоединилось еще два молодых сотрудника резидентуры. Евгений и Александр. Для всех нас четверых Корзинкин вынес четыре рюмки с оливковым маслом.
– Это зачем? – удивился я.
– Так надо, – туманно ответил Сергей, выпивая свою.
Ну раз надо, так надо… Хряпнул.
Выходили опять по одному, собрались все вместе у фонтана под названием Стромовка. Корзинкин раздал нам ивовые прутья, повязанные сверху разноцветными лентами.
– Учим песню. Повторяем.
Ходи, ходи, допроводи
Дейте вейци малованые…
Я начал догадываться. Вокруг нас ходили компании молодых и не очень чехов с прутьями, они покачивались, прикладывались к бутылкам, пели песни. Это же и есть те самые Памлазки, про которые говорил резидент.
Мы выучили песню и даже научились ее горланить громче других – благо Александр и Евгений тоже свободно говорили по-чешски. От дома к дому мы шли в сторону центра, попутно заглядывая в хосподы. Там нам выносили рюмки со сливовицей, грушовицей, ромом и даже водкой. Тут я начал понимать, зачем мы выпили с утра масла. Чтобы алкоголь впитывался как можно более медленно и мы сильно не опьянели.
Помимо выпивки было и второе развлечение – хлестать прутьями девушек-прохожих по попке. Это вызывало веселый визг, смех и новые порции песен. Чешские колядки мне нравились все больше и больше.
Здание ЦК Чехословацкой компартии оказалось монументальным и хорошо охраняемым. Сразу несколько милицейских машин стояло по периметру, впрочем, сами стражи порядка выглядели расслабленными и с удовольствием подпевали проходящим компаниям.
– Тут ловить нечего, – тихо произнес я. – Рядом милицейский участок, оживленное движение. Тихо не получится.
Разведчики покивали, мы продолжили наше движение на запад в сторону Коширже. Несколько остановок мы проехали на старинном трамвае и скоро оказались в тихом райончике с частной застройкой. Тут тоже колядовали, но по-другому. Компании стучались в дома, выходила хозяйка сразу с подносом. Без вопросов она поворачивалась тылом к мужчинам, покорно принимала порцию ивовых розг, раздавала рюмки. Мы практически ничем не выделялись, хотя в дома не заходили – тут, похоже, многие друг друга знали, а шли, покачиваясь, от улицы к улице.
– Вон дом Дубчека… – Сергей размахивал бутылкой с пивом, незаметно дернул руку в сторону двухэтажного особняка с красной крышей. Рядом с печной трубой было несколько сложных антенн – это и выдавало правительственную резиденцию. Ни низенький забор, обвитый плющом, ни простенькие ворота – ничто остальное не намекало, что тут живет глава страны. Охраны снаружи тоже не наблюдалось.