Во рту резко пересохло. Я еще раз покосился в иллюминатор. Если граната взорвется и осколки пробьют баки… Мы просто рухнем вниз горящей кометой. Сколько тут тонн авиационного керосина под нами? Десять тонн? Хоронить будет нечего.
– От чего чека?
– РГД-5.
– Какого хрена не сняли взрыватели? – Я с большим трудом взял себя в руки.
– Да ты сам гнал нас, быстрей, быстрей… – ответил Незлобин.
– Чья сумка?
– Ильясова-старшего.
– Он знает?
– Нет, я никому не говорил, – Незлобин перешел совсем на шепот: – Скоба прижата стенкой сумки. Давай тихо вставим кольцо и всего-то дел.
Всего-то дел ему… Я выругался про себя. Где-то такое уже было. Внезапно я вспомнил где – кинофильм «На войне как на войне». Там тоже граната без чеки оказалась. Только в самоходке, забитой снарядами. Помнится, Конкин полез лично вставлять чеку. Чего только в голове не всплывет по такому нервяку. И что делать по инструкции? Сообщить пилотам, чтобы сажали самолет? Это ЧП, Цинев обязательно воспользуется моментом, чтобы утопить отряд в дерьме…
– Ну пойдем, посмотрим сначала, что там. Где сумка?
– В конце самолета сложено все.
В проходе я столкнулся с Калиновской. Я вправо – и она вправо. Я влево – и она влево.
– Чего это вы шепчетесь? И Незлобин такой красный-красный. Будто комсомолку без лифчика увидел.
Я обернулся. Веня, как любой рыжий, краснел очень заметно.
– Жарко в самолете, решили попросить водички у стюардесс.
– Коля, не ври мне, – Лена понизила голос: – Что происходит? На тебе лица нет.
– Товарищ капитан, вернитесь на свое место!
Распустил я офицеров. Совсем обнаглели.
– Что происходит? – теперь уже с соседнего места поднялся встревоженный Тоом.
Я наклонился к уху Иво, прошептал:
– Граната без чеки.
Мы краснеем, а мой заместитель бледнеет. Тоже очень заметно – будто какой-то вампир всю кровь из него мигом выпил.
– Там же усики?
– Какие усики? – влезла в разговор Лена. Уходить она никуда не собиралась.
– Сейчас кто-то наряды вне очереди получит, – прошипел я ей в лицо. Калиновская фыркнула, ушла покачивая боками, в голову самолета. А тот все набирал и набирал высоту. Походу пилоты тоже торопились домой и взяли эшелон повыше.
– Ну вот разогнулись… – развел руками Незлобин.
Стюардессы начали разносить еду, запахло чем-то мясным.
– Ехали по колдобинам – не дороги, а ужас. Может, из-за тряски, – согласился Тоом. – Пойдемте, посмотрим.
Иво забрал у Вени кольцо, первым добрался до баулов, сложенных на задних сиденьях. На нас оглядывались, но без интереса. Громовцам актуальнее было перекусить – почти полсуток на ногах и без еды.
– Ты зачем вообще полез в гранатные сумки? – поинтересовался я у Незлобина.
Огонек опять «зажегся».
– Искал эти шоколадные пельмени… – вздохнул покрасневший Незлобин. – Перекладывал сумки, смотрю – из гранатной кольцо выпало. Слушай, давай Ильясовых позовем! Это их работа разминировать.
– Ты тему не меняй, желудок! Никаких Ильясовых мы вызывать не будем. Знают трое – знает и свинья. А если уже пятеро…
– Готово!
В руках Иво что-то щелкнуло, я заглянул за плечо своего зама… Тоом держал эргэдэшку со вставленной чекой. Пока мы препирались с Незлобиным, капитан нашел гранату, вставил кольцо. Не человек – золото!
– Выкручивайте запалы, – распорядился я. – И чтобы тихо, незаметно!
– Товарищ офицер! – меня окликнула стройная стюардесса. Блондинка с открытой, красивой улыбкой. В приталенной форме, которая аппетитно облегала все выпуклости. Я посмотрел в голубые глаза, потом рассмотрел ноги. Тут тоже все было отлично.
– Слушаю вас.
– Займите, пожалуйста, свое место. Мы начали обслуживание.
– Курица или мясо? – пошутил я. Чем вогнал девушку в ступор.
– У нас сегодня три смены блюд. Закуска – порезанный огурец, бутерброд с черной икрой, буженина и сыр. На второе – рыба телапия. С гарниром из риса. Десерт – булочка «Летная» с маком, яблоко, чай-кофе на выбор, – протараторила и засмущалась. Молодая еще.
Я сел на свободное место, повертел в руках меню. У них даже есть меню! Хорошо живет Андропов.
– Девушка, как вас зовут?
– Яна.
– Прямо как мою жену! – я увидел, как стюардесса разглядывает мое обручальное кольцо – Яночка, а можно мне водочки?
– Извините, водки на борту нет. – Девушка явно потеряла ко мне интерес – Есть мартини, шампанское.
Ах да, Андропов-то у нас малопьющий. Алидин рассказывал. Большой специалист по минералочкам. Считай уже готовит почки к диализу.
– Давайте мартини, – вздохнул я. – Сок есть?
– Апельсиновый.
– В самый раз!
Пока Иво с Незлобиным выкручивали запалы, проверяли сумки, я налил себе мартини, разбавил соком. Выпил все залпом, еще налил. Вроде отпускает. Я закрыл глаза, задумался. Ведь плыву по течению. Ну да, «Гром». Мощный рычаг, которым можно перевернуть весь мир. Или хотя бы 1/6 его часть. А можно отстреливать банды по малинам, гонять террористов. Нет, тоже полезное и важное дело, но все равно мелко. Я же из будущего. Историю знаю на троечку, но общую канву помню. Сейчас у власти Брежнев. Нормальный, сильный лидер. Но к началу восьмидесятых он прилично сдаст, постареет. Окружение начнет бороться за власть. Победит Андропов. Который и сам не долго протянет. Но зато успеет поднять в ЦК Пятнистого. И вот тот уже начнет мощно так разваливать Союз. То ли по дурости, то ли еще по каким-то причинам. И ведь никто, сука, не пикнет.
В КГБ будут какие-то серости, сначала прохлопают Польшу, потом Афган, наконец, «наши западные партнеры» подожгут окраины. Все эти нацреспублики… Пролюбили примерно все.
Армия? Тоже по нулям. ГКЧП какие-то танки сможет в Москву ввести, но тут же части начнут переходить на сторону Ельцина. Первым перебежит Пашка-Мерседес. Будущий министр обороны. А от таких и надо как раз страну оборонять.
И все это пока Пятнистый сидит в Форосе и ждет, чем кончится путч.
Кто еще остается? Милиция? Ну эти никогда не играли существенной роли в политических раскладах. Хотя Арапов кое-что рассказывал про Щелокова. Мощный мужик.
На кого же можно опереться? Партия? ЦК? Сборище карьеристов. Чем дальше – тем больше. Все себе на уме, все в интригах… Авторитет власти пока держат фронтовики. Их много и в обкомах, и в армии с Комитетом. Но опять же, чем дальше, тем меньше. Военное поколение уходит – им на смену приходят ушлые сынки и внуки.
Я еще покрутил ситуацию так-сяк. Нужен не Сталин конечно же, но крепкая рука точно. Желательно из молодых. Со своей командой. А таких сейчас просто нет.
– Ты чего такой мрачный? – в кресло через проход присела Калиновская. С бокалом в руках! Вот же неугомонная. Я присмотрелся к бокалу – там поднимались пузырьки.
– Тебе можно, нам нет? – врач кивнула на мой стакан с мартини, где сока как бы уже почти не осталось.
– Вот ходишь ты по краю, Лена… – я тяжело вздохнул. – Врезать бы тебе по заднице, а нельзя! Авторитет потеряю.
– А еще потеряешь, если будешь секреты разводить. – Калиновская покрутила белую прядь над ухом. Я заметил, что Лена переоделась. Сняла шапочку, белый халат. Под ним оказалась синяя блузка с глубоким декольте. Нашему вниманию была предложена замечательная трешка, в ложбинке которой покачивался какой-то кулончик.
– Что разглядываешь? – усмехнулась доктор. – Имеем не ценим, потерявши плачем?
– Тихо ты! – я долил в стакан все мартини из бутылки, поставил ее по давней русской традиции в ноги. – Бойцы услышат, слухов не оберешься.
Ближайшие громовцы сидели в двух рядах от нас и что-то оживленно обсуждали, размахивая руками.
– Никогда я тебя не имел… – тут я поперхнулся. – В семейном смысле не имел, а не…
– Я поняла, поняла…
– Ты же меня сразу отшила, правильно? Еще во Вьетнаме. Ну и чего теперь ворошить старое? Я женат, ты в невестах ходишь!
– Ты кругом прав, – Лена потянулась в кресле, обозначив свое главное достоинство. Потом скинула туфли, провела руками по ногам. – В Ханое заглядывала к одной женщине, делала массаж ступней. Коля, это сказка!
Она меня что… соблазняет? Я резко встал, вернулся в конец салона. Иво с Незлобиным уже закончили и на двоих приговаривали такую же бутылку мартини, что выпил я.
– Продолжайте, – махнул я рукой на их попытки спрятать бухло. Похоже, мы сегодня здорово распотрошим авиабар Андропова.
– Все вывернули, из светошумовых тоже, – отчитался Тоом, забирая у меня стаканчик и наливая мартини. – Теперь уже можно? За успех?
Внуково встречало нас теплой весенней погодой. Как ни хотелось мне рвануть домой, но после инцидента с гранатой надо было все лично проконтролировать. Я позвонил в Сберкассу Яны, сказал, что прилетел. Услышал облегченный вздох и кучу вопросов. Жена как из пулемета тараторила – интересовалась, как все прошло в Сарапуле, рассказывала семейные новости. Первое я проигнорировал – не выдавать же секретную информацию по открытой линии? Насчет второго больше интересовался здоровьем супруги. Тут все было отлично, вечером меня с нетерпением ждали домой.
Второй звонок я сделал уже из служебной «Волги». Пока парни грузились в автобус, я доложился Алидину. Общую информацию он получил еще ранним утром, звонком по спецсвязи, но хотел знать подробности.
– Все штатно, по подпункту Е общего плана мероприятия, – туманно ответил я. Хотите разводить бюрократию? Ну так получите.
– Хрена ли ты мне мозг сношаешь своими подпунктами?! – выругался генерал. – Давай детали. Мне на доклад к председателю идти.
Ну я и дал. Пока рассказывал, громовцы погрузились, водитель побибикал мне. И тут я понял, что после мартини как-то не айс садиться за руль. Нет, служебную «Волгу» с соответствующими номерами и маячками никто бы не стал останавливать. Но подобный подход – это дорога в ад. Только дай себе слабину – все, пиши пропало. Очнешься в кювете вверх тормашками. Или еще хуже под каким-нибудь КамАЗом. И будут тебя выковыривать частями долго и больно.
– Байкалов! – я крикнул в приоткрытое окно. – Саша! У тебя же есть права? Тогда садись за руль.
Пушкин сел на место водителя, мы караванчиком отправились на базу в Балашиху.
Байкалов долго молчать не мог, завел опять разговор про свою любимую поэзию. Дескать, мой урок выучил, читает только идеологически выверенные стихи.
– Хотите один услышать? Очень талантливо написано…
– Ну давай! – согласился я.
Сбрехнул какой-то лиходей,
Как будто портит власть людей.
О том все умники твердят
С тех пор уж много лет подряд,
Не замечая (вот напасть!),
Что чаще люди портят власть.
– Ничего так, – покивал я. – А кто автор?
– Вот еще… – затараторил снайпер:
Мы бренны в этом мире под луной:
Жизнь – только миг (и точка с запятой);
Жизнь – только миг; небытие – навеки.
Крутится во вселенной шар земной,
Живут и исчезают человеки.
Но сущее, рожденное во мгле,
Неистребимо на пути к рассвету.
Иные поколенья на Земле
Несут все дальше жизни эстафету.
– Это как-то похуже. Человеки… Так кто автор?
– Юрий Владимирович! – Пушкин прибавил газу, смело пошел на желтый, автобус за ним.
– Какой Юрий Владимирович!
– Андропов!
– Ты шутишь?!
– Нет, Яна рассказала. Ну та стюардесса…
– Блондинка?
– Она, – Саша перешел на шепот: – Юрий Владимирович ей лично читал свои стихи. Она потом записала.
– А ты запомнил?
– Запомнил.
– Так это она тебе государственную тайну разболтала? – я засмеялся.
Андропов-то, оказывается, поэт!
На базу я приехал в отличном настроении. И как говорится, сразу угодил с корабля на бал. Наш замполит с брызгами слюны орал на солдат из второго полка. Вдалеке я заметил бойцов третьего и четвертого отделений «Грома», которые с удовольствием «грели уши».
– Что случилось? – поинтересовался я у Воскобойникова, когда тот перестал вопить.
– Представляешь, майор… Тут Гречко к нам на базу собрался приехать.
– Министр обороны?
– И не один. С ним еще кто-то из ЦК. Хотят посмотреть твой «Гром», штурм террористов, может, какие-то показательные схватки бойцов. И вот Козлов дал команду прибраться на территории.
Уборка включала в себя, разумеется, покраску забора и только появившейся травы. Решил генерал, что она недостаточно зеленая – послали духов из нового призыва ее красить. А с ними художника из хозроты. Так сказать, для контроля эстетической стороны.
Дали две здоровые банки зеленой краски. Художник посмотрел на эти банки и сказал, что краска разного колера, можно хохму сделать.
В процессе работы духи поняли, что рисуют под руководством маэстро три знаменитые русские буквы огромного размера. Правда, когда закрасили весь назначенный участок, как-то краски слились, и надпись как-то потерялась…
«Погодите, вот высохнет!» – хихикнул художник.
Разумеется, солдатики замполиту тут же своего начальника вломили – отмазывать не стали. Так что мне все рассказывали в подробностях и лицах.
Работу прапорщик принял без вопросов и даже похвалил за скорость. Генералу доложили, он одобрил.
На следующий день, глядя на свежепокрашенный забор, чудилось присутствие некой крылатой надписи, но не явно – на уровне ощущения. То ли краска по-разному впитывалась в дерево, то ли с разной скоростью выгорала на солнце.
Проходя мимо, Козлов заметил, что «на заборе член вырос». И это в преддверии визита высокопоставленных лиц. Генерала чуть кондратий не хватил.
Послали разбираться замполита. Под его же приглядом забор перекрашивали.
Художник, разумеется, отправился на губу. И его уже забронировали изображать террориста на показательных выступлениях.
– Я должен это увидеть! – первым не выдержал Незлобин, рванул к забору. За ним всей толпой пошли мы.
Даже три слоя краски сверху не спасали ситуацию. Слово на букву «Х» по-прежнему было видно. Да, на уровне ощущений, но тем не менее.
– В черное надо перекрасить все, – вздохнул стоящий рядом Отбойник. – Но это не по уставу.
– Гречко с вами за такое знаете, что сделает? – парировал Тоом. – И все будет по уставу.
Дальше шла непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Воскобойников орал на срочников, те старательно пучили глаза, на прямые вопросы отвечали по уставу: «Никак нет» и «Так точно». Прямо как в анекдоте про якута, которого призвали в советскую армию, только вот он знал всего три фраза.
На первой же перекличке:
– Петров!
– Я!
– Сидоров!
– Я!
– Чукча!
– Моя!
– Что, моя?
– Так точно!
– Что, так точно?
– Никак нет!
– Что никак нет?!
– Ура-а-а-а-а!
– Слушайте анекдот… – мне надоело слушать вопли замполита, я отвел его в сторону. – Новый.
В штабе мое отличное настроение подкрепил Байбал. Пока нас не было, он съездил в Центральное управление альпинизма. Которое входило во Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС).
Там ему посоветовали обратиться к заслуженному мастеру альпинизма Виталию Михайловичу Абалакову, который руководил командой по альпинизму «Спартак», лично покорил пик Ленина и пик Победы. Байбал позвонил тренеру, и тот высказал заинтересованность.
– Он же не только альпинист, – объяснял нам Гоголев, – но еще инженер-конструктор. Если понадобится какое-либо специальное снаряжение – сам сделает.
– Это очень кстати… – покивал я, вспоминая тренировки в ОМОНе. Альпинистскую подготовку нам ставили не долго, около двух недель, и специальное снаряжение я помнил смутно. Какие-то особенные хитрые карабины, которые легко позволяли разворачиваться вверх ногами, спусковые устройства, блок-зажимы. Кажется, мы выставляли под окнами, которые нужно штурмовать, специальные «базы» из сотрудников, которые служили «направляющими».
И где это все тренировать? Нужно здание-заброшка! Вставим окна, будем пробовать их пробивать.
– Иво, – я повернулся к своему заму, – собери первых два отделения. У меня будет объявление.
– Что-то случилось? – забеспокоился Тоом.
– Да. Но хорошее. Нам выделяют целый подъезд в новом жилом доме в Балашихе. Пятнадцать квартир. Осенью.
– Ура!! – первым сообразил Незлобин. – Качать майора!