В ворота Турецкий въезжать не стал. Он недолюбливал здание, в котором было расположено его стационарное рабочее место, предпочитая более свободную обстановку. И старался лишь только для инструктажей своей группы да прочих официальных мероприятий появляться на Большой Дмитровке. А вызов к начальству, как ни крути, был мероприятием самым что ни на есть официальным.
Припарковался он, проехав по улице чуть дальше входного портика, остановив свой «Пежо» точно под знаком «Остановка запрещена». Когда много лет назад «важняк» сделал так впервые, его пытался оштрафовать автоинспектор, но Турецкий сумел, не предъявляя документов, уболтать сержанта, что он в такой ситуации нарушил правила только наполовину. На ту половину машины, которая стояла в зоне действия знака. Разрешенная зона парковки забита машинами, встать негде, вот, мол, он и нарушает вынужденно, но, как видите, старается уменьшить нарушение единственным доступным ему способом. И предложил оплатить половину штрафа за половину квитанции. Сержант развеселился и вовсе не стал штрафовать нарушителя. Потом вся патрульная служба узнала, кто именно паркуется под этим знаком, и оберегала синего «француза» от чрезмерно ретивых эвакуаторщиков.
Пройдя мимо традиционных пикетчиков, которые, казалось, и ночевали под дверью, на которой висела эмблема со щитом и перекрещенными мечами, Турецкий почувствовал себя на работе.
– Здорово, Саня! Проходи. Садись. Спасибо, что не забываешь старика.
– Тебя при всем желании невозможно забыть, Костя, потому что ты сам все время о себе напоминаешь, – улыбнулся Александр Борисович.
– Куда же я без вас? – рассмеялось в ответ вызвавшее Турецкого начальство, заместитель генерального прокурора по следствию государственный советник юстиции первого класса Константин Дмитриевич Меркулов.
– Как сам? Как Леля? – Турецкий знал, что Костя любит внешние проявления заботы, и при встречах не забывал доставить другу удовольствие.
– Спасибо. Сам, как видишь, вот он – жив и здоров. А половина моя приболела недавно, но оклемалась уже, тьфу-тьфу! Сам-то как? Семейство в порядке?
– В норме. Чего с ним сделается? – улыбнулся Турецкий. – А я недавно с курорта. Не ты ли меня на него посылал?
– Ага. Отдохнул, значит. Это хорошо.
– Отдохнул, ага, – согласился Александр Борисович. – Я, похоже, только и делаю, что отдыхаю. Скажем, Строганов за решеткой сидеть должен, а он в Госдуме заседает. И что, спрашивается, я наработал?
– Ты опять? – Меркулов нахмурился. – А Орехова с его бандой тебе мало? И Строганова достанем. Я же тебе прокурорское представление подписал? Никуда голубчик не денется.[5]
– Ладно, прости, минутная слабость. Ты меня поболтать вызвал? Или по поводу того дела, о котором вчера по телефону говорил?
– Угадал, Саня. Сыщик, одно слово, – заулыбался начальник и друг. – Ты ознакомился с ним уже?
– Запросил вчера справку в Мосгорпрокуратуре. Должны сегодня доставить нарочным. Я уже и анонимку очередную по этому поводу получил, – вспомнил Турецкий, нащупав в кармане завалявшийся патрон. И подумал: «Не забыть бы закинуть на экспертизу…»
– Ого! Не уверен, что оно связано с этим происшествием. По крайней мере, нет видимых оснований. Сам посмотришь: на первый взгляд обычное ДТП. Собственно, я и позвал тебя, чтоб быстренько ввести в курс дела и доложить о том, отчего оно оказалось у нас. Ты с Ландыревым никогда не сталкивался?
– Нет. Фамилия мелькала где-то. А кто это?
– Следователь окружной прокуратуры. Вел это дело. Свяжешься с ним.
– Угу. Из новых?
– Не так чтобы очень. Нов громких делах не засвечен. Впрочем, какая разница?
– Действительно…
В течение десяти минут Костя поведал Турецкому следующее.
Третьего дня к нему на прием записались два известных в Москве бизнесмена. Причем, судя по всему, пробились через секретариат быстро, явно воспользовавшись имеющимися знакомствами в верхних эшелонах власти – вообще, и непосредственно в Генпрокуратуре – в частности. По крайней мере, еще две недели назад, просматривая заявки очередников на личную встречу, их фамилий он в списке не встречал.
Господа посетители оказались родителями погибших месяц назад в автокатастрофе известных спортсменов Артура и Ариадны Асафьевых…
– Да, – заметил Турецкий. – Имена громкие. До сих пор в газетах нет-нет да и проскользнет информация об их трагической гибели. А дело тривиальное…
– То-то и оно… – продолжал Константин Дмитриевич.
Выглядело так, будто Артур Асафьев то ли заснул за рулем своего авто, то ли просто отвлекся от дороги. И на какую-то долю секунды потерял контроль над управлением своей автомашиной.
На скорости более ста километров в час водитель спортивного «Порша» на незначительном повороте трассы по причине, которую теперь не узнать, не рассчитал траекторию движения автомобиля и врезался в фонарный столб. Передок болида был смят и расколот надвое. Остов повалившегося бетонного столба оказался фактически в середине салона: разбросав на сотни метров вперед мелкие детали, автомобиль всей металлической массой словно оплел в смертельном объятии встреченного друга. Сработали и ремни, и подушки безопасности, но, несмотря на это, и водитель, и его пассажирка, известная гимнастка Ариадна Галаева, недавно вышедшая замуж за Артура, от полученных повреждений скончались на месте происшествия фактически мгновенно. Их изломанные, превращенные в тряпичные куклы, тела пришлось из искореженной груды металла извлекать автогеном.
Дело о гибели молодоженов было возбуждено прокурором Центрального округа Москвы советником юстиции Анатолием Максименко. Расследование было поручено следователю окружной прокуратуры юристу второго класса Василию Ландыреву. И прокурор, и следователь Ландырев с самого начала не сомневались в том, что дело это будет неминуемо прекращено.
Так и вышло.
Допросив немногочисленных очевидцев и получив заключения назначенных по его просьбе судебно-медицинской и судебно-технической экспертиз, следователь Ландырев утвердился в собственном мнении о том, что в автокатастрофе виновен сам водитель, который грубо нарушил правила дорожного движения, значительно превысив допустимую скорость вождения. И дело прекратил «ввиду смерти обвиняемого».
А прокурор поставил свою подпись в левом углу постановления: «Утверждаю. Прокурор Центрального округа Москвы советник юстиции Максименко».
Но с таким вердиктом не были согласны безутешные родители, прорвавшиеся на прием к заместителю генпрокурора. Оба жалобщика утверждали, что в данном случае они видят не несчастный случай, а злой умысел и подстроенное убийство. И считают, что следователь и прокурор по этому делу получили взятку от неустановленных лиц, чтобы замять криминальное дело. И следователь Ландырев, и прокурор Максименко умышленно, мол, не провели необходимых мероприятий, в том числе судебно-биологической и токсикологической экспертиз. Кроме того, они не проверяли должным образом техническое состояние останков автомобиля «Порш». Ведь не исключено, что злоумышленники подрезали тормозную систему автомобиля, для того чтобы водитель Асафьев не смог вовремя остановить свою машину. И мало ли еще какие каверзы могут устроить злоумышленники?
Константин Дмитриевич посочувствовал горю родителей и пообещал разобраться как в ситуации, так и с делом.
– Так что теперь расхлебывать эту кашу тебе, Сань, – устало завершил разговор Меркулов. – Мне нужно знать, действительно ли там нечисто. В общем, с тебя – заключение о следственной перспективе этого дела.
– Спасибо, Костя, порадовал, – ухмыльнулся Турецкий. – Хорошая все-таки работа у вас, больших шишек: чужими руками жар разгребать.
– А ты трудись усерднее и тоже большие шишки себе набьешь, – посоветовал старинный друг. – А если серьезно, то разобраться обязательно надо. Ландырева я знаю: тот еще фрукт – сам увидишь. Но в мздоимстве никогда уличен не был. Не та натура.
«Большая шишка» секунду молчала.
– Но кто знает? Может быть, ему сделали то самое предложение, от которого уже не отказываются. Так что, пилите, Шура, пилите… Все проверь, Сань. Тщательно. С Житинской свяжись – поможет. Жалобщик нынче серьезный пошел – эти господа в покое нас не оставят.
– В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь, – кивнул Александр Борисович. – Видывали.
– Вот и хорошо, – вроде бы даже обрадовался заместитель генпрокурора тому, что подбросил другу работенку. – Ну все. Ступай. Не мешай мне работать.
К кабинету Турецкий подошел одновременно с посыльным, доставившим из Мосгорпрокуратуры справку о деле Асафьевых. Пробежав глазами документы из папки, Александр Борисович потыкал пальцем в кнопки телефона. Тычки сложились в номер заведения, откуда был доставлен пакет.
– Елена Валентиновна, здравствуйте. Турецкий. Спасибо, все в порядке. А ваше? Вот и отлично. – Турецкий помолчал, слушая собеседницу. – По службе конечно же. Как иначе? Вы мне дело о гибели Асафьевых нарочным отправляли, я ознакомился и теперь хотел бы поговорить со следователем. Да, из Центрального. Вы можете организовать? Пусть он подготовит мне все материалы по делу и перезвонит – договоримся о встрече. С вами тоже бы пересечься. Когда? Спасибо, Елена Валентиновна. Я – вечный ваш должник…
Следователь прокуратуры Центрального округа Василий Иванович Ландырев, мужичонка прохиндейского вида с чапаевскими усами, сидел перед «большой шишкой» Турецким уже спустя три часа…
Александр Борисович завел со следователем разговор по делу о гибели четы Асафьевых, но отчего-то кривыми путями. Все вокруг да около, не добираясь до сути. Возможно, мешала непонятная неприязнь, возникшая у Турецкого с первого взгляда на следователя. Помощник генпрокурора поймал вдруг себя на мысли: ему неприятен даже тот факт, что усы Ландырев отпустил, подражая знаменитому тезке. Подстраивающийся под обстоятельства человек, определил Александр Борисович. Взяткой не побрезгает. Но тогда только, когда можно проделать все шито-крыто. Сразу не раскусишь…
Потом, правда, сам себя устыдил мысленно: нельзя же судить о человеке по усам! И, уходя от околичностей, спросил наконец в лоб:
– А скажите, Василий Иванович, почему вы не произвели экспертизу автомобиля?
– Я провел. Судебно-техническую. Она, разумеется, касалась в основном оценки дорожной ситуации. А если речь о транспортном средстве, то экспертом установлено, что автомобиль получил повреждения, приведшие к гибели водителя и пассажира в связи с сильным ударом о бетонный столб осветительного фонаря.
– А техническое состояние автомобиля до катастрофы выясняли?
– А с чего это?
– Ну вдруг тормоза у машины были неисправны?
– Сотрудники ГИБДД при осмотре места происшествия обнаружили визуальный фрагмент тормозного пути. Хотя сработала антиблокировочная система и колеса намертво не фиксировались – по асфальту они, даже вращаясь, все равно скользили, стирая резину и оставляя видимый след. Уж очень велика изначальная скорость была. Так что функционировали тормоза на этой машинке, не переживайте.
– А можно допустить, что они были загодя повреждены и поэтому сработали с запозданием?
«Прохиндей» поглядел на Александра Борисовича, будто на олигофрена.
– Допустить можно все что угодно. Но на каких основаниях?
Турецкий поморщился. Он и сам не знал на каких. Но проверить «сигнал» был обязан.
– Хорошо. Оставим пока тормоза в покое. Но вот родители погибших заявляют, что и токсикологической экспертизы проведено не было!
– Им не терпится узнать, что их погибшее чадо было подшофе?
– Это точно? Неужели экспертиза все-таки была проведена?
– Нет. Я не счел нужным, поскольку и так все ясно. А про алкоголь – это мои предположения. Но не безосновательные. Вы много вели дел, связанных с происшествиями на транспорте?
– Не очень, – честно признался помощник генпрокурора.
– Тогда поверьте моему опыту. Так разгоняются обычно те водители, у которых барьеры самосохранения сняты воздействием на мозг алкоголя или психотропных веществ. Находясь в трезвом уме, даже отпетые гонщики не рискуют входить в повороты на ста двадцати.
Турецкий верить опыту Ландырева не захотел. И зашел с другой стороны:
– А скажите, сколько у вас сейчас дел в производстве?
– Одиннадцать, не считая «висяков», – понимающе ухмыльнулся чапаевский тезка. – Месяц назад было не меньше. Дело шить будешь, гражданин начальник? Халатность?
«Гражданин начальник», листающий принесенные собеседником материалы расследования, шутки не оценил.
– Отсутствие токсикологической экспертизы если и не преступная халатность, то промах существенный.
– Да поймите же, – взмолился Ландырев, накручивая ус на палец. – В Москве за прошлый год в ДТП погибло более тысячи ста человек. Каждый десятый из них – в нашем округе. Значит, наша прокуратура каждые три дня просто обязана завершать одно из этих дел. Иначе мы задохнемся из-за одних только транспортных происшествий. А все прочее куда? Нет никаких оснований, поверьте, чтобы именно это дело вести с особой тщательностью, отодвигая на потом остальные.
– Но имена!
– Фи! Имена. Звонит мне как-то журналистка. «Вы в курсе, – говорит она, – что Гарик Сукачев выехал на встречную полосу и у него отобрали права? Неужели Гарик Сукачев будет лишен прав?» – «Нет, не в курсе, – отвечаю. – Я не знаю, что он нарушил, но, возможно, он будет лишен прав». – «Гарик Сукачев будет лишен прав?! Да вы что?!» При всем уважении к творчеству музыканта такое отношение корреспондента мне совершенно непонятно. Хоть ты Сукачев, хоть Асафьев – закон для всех один.
«Жук еще тот, – снова отметил про себя Александр Борисович. – Напортачил, а теперь прикрывается высокими принципами. Хорошо, если все же обошлось без взятки. Но как знать?»
– Ладно, давайте вернемся к существу вопроса. Вам лично ничего не показалось подозрительным или хотя бы достойным внимания в этом деле?
– Настолько, чтобы его продолжать, ничего. Хотя странности кое-какие были несомненно.
– А именно? – Турецкий рад был любым странностям.
– В нашем городе около шестисот очагов аварийности, как инспектора называют участки, на которых в течение года происходит более трех ДТП со смертельным исходом, – издалека начал свой рассказ Ландырев. – Понятно, что потенциально опасны любые перекрестки дорог. И среди них, естественно, есть смертельно опасные. Но совсем другое дело – ровная трасса с прекрасным покрытием, на которой ДТП с человеческими жертвами происходят регулярно и неизбежно, сколько инспекторов ни поставь, сколько знаков ни повесь.
К примеру, «дорогой смерти» инспектора называют улицу Борисовские пруды – на ней происходит около сорока транспортных происшествий в год, причем большинство – со смертельным исходом. Гаишники даже ограничили скорость движения до сорока километров в час, но это особо не помогло.
Или на Рябиновой улице аварии также происходят с пугающей регулярностью, несмотря на близость поста ДПС. Несколько лет назад дорожники установили ограждение около молокозавода, исключив самый опасный участок, но поблизости катастрофы все равно случаются.
А самым «заколдованным» является, пожалуй, девятый километр Кутузовского проспекта, недалеко от поворота на Минскую улицу. Страшные аварии, уносящие зараз несколько жизней, возникают здесь практически из ничего. Чаще всего водители, виновные в аварии, оказываются трезвыми как стекло, но нередко не могут объяснить, что их заставило совершить неверный маневр. Уж на что гаишники люди несуеверные, но и те начали подозревать, что с этим местом что-то не так. По одним предположениям, на этом участке Кутузовского раньше были бойни, а это – море крови, постоянное присутствие смерти. По другим – здесь располагалось кладбище. В общем, мистика, да и только…
Знаток вопроса исподволь начинал все больше раздражать Турецкого. Вроде бы следователь прекрасно знал то, о чем говорил. Но по существу дела – даже в ответ на прямые вопросы – не произнес пока ни слова.
– Давайте, Василий Иванович, постараемся без мистики обойтись. Что же вам показалось странным?
– Не знаю. – «Чапай» оставил наконец свой ус в покое, положил руки на колени и выпрямил спину. – Может, именно это. Человек, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, минует без проблем опаснейший участок и гибнет, как говорится, на ровном месте у самого дома. Это не дает мне покоя. Но, увы, ни в коей мере не является основанием для пересмотра этого дела.
– Я понял, спасибо. И учту ваше мнение, принимая решение. Но хотел бы все-таки разобраться сам. Оставьте, пожалуйста, все принесенные материалы мне. Вам передадут мое заключение.
Турецкий вправду не мог пока понять, что предпринять с этим не так давно закрытым делом.
С одной стороны, отсутствие токсикологической экспертизы настораживало: не выяснить, был ли алкоголь в крови у погибших в автокатастрофе, – явный промах следователя. И предстояло еще разобраться, было ли это разгильдяйством работника, злым умыслом или просто результатом неоправданной самоуверенности господина Ландырева.
А с другой – действительно, дело ничем не выделялось из ряда тысяч и тысяч таких же. И следователя, находившегося в условиях цейтнота, вполне можно было понять. При всей внутренней неприязни к Ландыреву Турецкий не мог представить его лениво спускающим дело на тормозах. Если бы возникло хоть малейшее подозрение в умышленном преступлении, Василий Иванович стал бы рыть землю. Была у Александра Борисовича такая уверенность.
Но уже к вечеру, пролистывая свидетельские показания, Турецкий обнаружил слова судьи последнего матча Артура Асафьева. Марат Камолов заявил, что обратил внимание на то, как странно Артур Асафьев стал себя вести после последнего перерыва. Будто бы засыпал на ходу. Может, все-таки алкоголь? Хряпнул из горлышка пластиковой бутылки вместо минералки? И потянуло в сон? Но зачем? Тем более в разгар спортивного состязания…
Эта странность была сейчас единственной зацепкой. И единственным основанием для начала дополнительной следственной проверки. Конечно, этого было очень мало для каких-либо выводов. Если действительно произошло нечто подобное, то должны были быть весьма весомые причины: финансовые проблемы, семейные неурядицы, грозящая опасность. Да мало ли? И отыскать эти причины будет ой как непросто.
Тем не менее Александр Борисович решил подобную проверку инициировать. Он написал заключение по делу, вывод которого был категоричен: необходимо срочно провести дополнительное расследование, прежде чем выносить постановление о прекращении дела.
На основании этого заключения Меркулов вынес постановление об отмене ранее вынесенного постановления о прекращении дела и об осуществлении дополнительных следственных действий. А провести новое расследование было поручено, разумеется, Турецкому.
И в органах юриспруденции, чего греха таить, действует тот же незыблемый армейский принцип: любая инициатива наказуема исполнением.