Поместье Беннетов от соседей, с которыми семейство было особенно дружно, разделяло лишь расстояние, достаточное для небольшой приятной прогулки. Сэр Уильям Лукас в прежние годы торговал в Меритоне. Заработав весьма приличное состояние и, в свою бытность мэром, получив в награду за заслуги рыцарский орден от самого Короля, он вскоре от дел отошел. Его известность чересчур бросалась в глаза, что делало диссонанс между высоким положением и занятием торговлей в крошечном городке, пожалуй, слишком разительным. Собравшись с духом и разом покончив с коммерцией, он однажды вместе с семьей перебрался в поместье в миле от Меритона, отбросил громкий титул и с тех пор стал известен как сэр Уильям. Джентльмен полюбил часы раздумий в тишине и одиночестве. Несмотря на былую славу, он вовсе не впал в грех чванства, а, напротив, был предельно внимательным к окружению. Будучи необидчивым, дружелюбным и услужливым от природы, среди прихожан Сент-Джеймса он прослыл очень приятным человеком.
Леди Лукас обладала всеми достоинствами, которыми может обладать идеальная дама, и в силу некой скованности ума высоко ценила соседство с Беннетами. У Лукасов было много детей, и среди них старшая — смышленая и приятная женщина двадцати семи лет от роду — стала душевной подругой Элизабет.
Все юные Лукас и Беннет каждый раз, повстречавшись на балу, считали своим долгом поболтать по душам о том, о сем. Первые на следующее после вечера утро всегда спешили в Лонгбурн, чтобы послушать и быть услышанными.
— Ты отлично начала вечер, Шарлотта, — с видом опытной матроны обратилась миссис Беннет к мисс Лукас. — Тебя мистер Бингли выбрал для танца первой.
— Да, но, похоже, вторая партнерша приглянулась ему больше.
— О, ты имеешь в виду Джейн? Как же, ведь он танцевал с ней дважды! По правде говоря, мне тоже показалось, что она ему понравилась. Я даже в это поверила, тем более что кое-что слышала. Вот только я не могу сообразить, что к чему в этом рассказе. Что-то о мистере Робинсоне…
— Наверное, вы имеете в виду тот разговор, который я нечаянно подслушала. Разве я вам об этом не говорила? Мистер Робинсон спросил, как ему нравятся балы в Меритоне, не кажется ли ему, что здесь собралось очень много хорошеньких женщин, и какая из них самая красивая. А тот возьми да ответь: “О! Старшая мисс Беннет, конечно же. Двух мнений тут быть не может!”
— Боже всемогущий! Он так об этом и сказал? Тебе не кажется, будто… Впрочем, не станем делать из мухи слона.
— От того, что случайно услышала Элиза, куда больше толка, — заметила невзначай Шарлотта. — Мистера Дарси слушать вовсе не так интересно, как его друга, правда? Бедная Элиза! Быть всего лишь «вполне сносной».
— Надеюсь, ты не станешь докладывать об этом Лиззи и сердить меня. Девочка вобьет себе в голову бог знает что, а дружеское расположение такого неприятного мужчины мне кажется страшнее пожара. Миссис Лонг давеча мне посетовала, что этот Дарси битых полчаса просидел бок о бок с ней, так и не раскрыв рта.
— Вы уверены в этом, мэм? Нет ли здесь ошибки? — поинтересовалась Джейн. — Я точно помню, что видела, как мистер Дарси о чем-то с ней беседовал.
— А, это она наконец-то из приличия спросила его, как ему нравится Незерфилд; и тому ничего не оставалось делать, как ответить. Но она заверяет, что Дарси прямо рассвирепел оттого, что с ним кто-то заговорил.
— Мисс Бингли мне сказала, — заметила Джейн, — что он никогда не разговаривает с людьми, покуда не узнает их как можно ближе. Зато со своими друзьями он предельно любезен.
— Пусть меня сразит молния, если я поверю хоть из этого слову! Коль скоро он умеет быть таким разлюбезным, то непременно поддержал бы разговор с миссис Лонг. Все вокруг говорят, что он набит гордостью до пяток; а я лично ничуть не сомневаюсь, что до него дошли слухи о том, что у миссис Лонг нет средств на карету, и что на бал она приехала в наемном экипаже.
— Мне, признаться, совершенно безразлично, отчего Дарси не захотел говорить с миссис Лонг, — хмыкнула мисс Лукас, — но мне очень горько оттого, что он не захотел танцевать с нашей Элизой.
— На твоем месте, Лиззи, — гневно выпалила миссис Беннет, — я сама не согласилась бы танцевать с ним.
— Мне кажется, мама, я совершенно спокойно могу вам обещать, что никогда не стану с ним танцевать.
— Его гордыня, — уверила мисс Лукас, — не оскорбляет меня так сильно, как обычно всегда оскорбляет сей порок, потому что в этом случае я вижу смягчающие обстоятельства. Никто не станет удивляться тому, что такой видный молодой человек из уважаемой семьи и с солидным достатком придерживается столь высокого мнения о собственной персоне. Если можно так выразиться, у него есть право на гордость.
— Это весьма справедливо, — согласилась Элизабет, — и я с легкостью могла бы простить его гордость, если бы он не задел при этом мою.
— Гордость, — изрекла Мэри, уверенная в собственном таланте аналитика, — это грех, который, как мне кажется, мы встречаем в этой жизни довольно часто. Всё, когда-либо прочитанное мной, убеждает лишь в том, что такие примеры весьма многочисленны, что натура человека падка на соблазн и что немногие из нас лелеют в душе смирение. Увы, все люди склонны придавать слишком большое значение тем или иным добродетелям, будь они реальны или вымышлены. Тщеславие и гордыня — разные вещи, хотя их нередко используют как синонимы. Человек может быть горд без тщеславия. Гордость относится скорее к области нашей самооценки, а тщеславие — к тому, что следует думать о нас другим.
— Если бы я был таким же богатым, как мистер Дарси, — возбужденно воскликнул младший Лукас, присоединившийся к сестрам, — то не стал бы терзаться вопросом о собственной гордости. Вместо этого я держал бы свору борзых и впивал бы по бутылке вина каждый день.
— Тогда бы ты пил гораздо больше, чем следует, — заметила миссис Беннет, — и если бы я застала тебя за этим занятием, то сразу бы спрятала бутылку куда подальше.
Мальчик запротестовал, вспомнив о личной свободе; однако дама, не уставая, заверяла, что именно это она и сделала бы; и конец их спору положил лишь конец самого визита соседей.