Девчонку звали Наташей, и у нее оказался зверский аппетит: только что в ее желудке упокоились куриная нога с картошкой и овощами, две тарелки салата и два сэндвича с беконом, купленные в круглосуточном магазине. Теперь она нацелилась на блюдо с пирожными, а глаза по-прежнему оставались голодными: так ненасытно и быстро едят только щенки.
– Эй, а ты не лопнешь? – с опаской спросил он. – Не хочу потом оттирать с пола и стен твои ошметки!
Наташа оторвалась от шоколадного эклера и взглянула на хозяина роскошного лофта, расположенного под самой крышей новостройки. Все-таки он странный, решила она: живет один, а между тем на нем гроздьями должны висеть девицы, ведь он красив и богат, похоже! Но под его холодным взглядом девушка чувствовала себя неуютно. То, что он не маньяк, очевидно: если бы хотел, давно расправился бы с ней, а не откармливал, как на убой, верно?
Откусив чуть не половину пирожного, Наташа слезла с дивана и подошла к окну. Глянув вниз, она ойкнула.
– Вид – прямо отпад! – воскликнула она. Усевшись на широкий подоконник, она еще раз оглядела комнату.
– Здесь, наверное, метров сто пятьдесят? – предположила она.
Хозяин не ответил. Удобно расположившись на диване, он пристально ее разглядывал. Наташа поежилась, но не решилась попросить его не пялиться так: в конце концов, он взял ее с улицы, накормил-напоил, вперед заплатил… И пока не убил!
Лофт был очень просторным и разделенным на две примерно равные части перегородкой, не доходившей до потолка. Потолок поражал своей девственной белизной, и маленькие лампочки, встроенные в него, наполняли помещение мягким фиолетовым светом. Обстановочка, конечно, могла бы быть и поуютнее, решила Наташа: мебель какая-то неудобная, слишком авангардистская, как на картинках в журналах, диван и кресла жесткие – на попе синяки останутся! Зато свободного места хоть отбавляй, можно даже на роликах кататься, вот только разгоняться не стоит – легко вылететь в окна-эркеры, доходящие почти до пола.
Она встала и под взглядом хозяина прошла за перегородку. Здесь было гораздо интереснее: на полу стояли картины в рамах и без, посередине располагался мольберт, повсюду лежали краски и грязные тряпки, стояли странно пахнущие бутылки. Так вот откуда этот запах, подумала Наташа, взяв одну в руки и принюхавшись: едва она вошла, ее чувствительные ноздри уловили его, но она не сразу сообразила, что это – всего лишь растворитель!
– Так ты художник, что ли? – крикнула она из-за перегородки, но опять не получила ответа.
«Что ж, – подумала девушка, – так даже лучше: ни тебе вопросов, ни глупых разговоров – только секс».
Она вытащила одну картину за деревянную рамку. Это оказался портрет некрасивой женщины в мехах с болонкой на коленях. Наташа не могла отвести глаз от ее лица: оно выглядело настолько живым, что это пугало!
– Надо же, – пробормотала он, – прямо как фотка!
– Положи где взяла, – впервые за долгое время подал голос мужчина. Наташа подчинилась, – видимо, пришла пора отрабатывать.
Девушка вышла из-за перегородки и направилась к дивану. Она никогда в жизни не занималась сексом с художником или артистом, ведь на шоссе таких клиентов не встретишь. Может, у него закидоны какие есть – наручники там или цепи с кнутами? Но в обозримом пространстве ничего подобного не наблюдалось. Наташа принялась медленно раздеваться, наблюдая за выражением лица незнакомца: оно не менялось по мере того, как она снимала с себя одежду.
– Ты бы хоть сказал, как зовут, – с легкой обидой пробормотала девушка. – Перед этим надо же познакомиться!
– Виктор, – прозвучал короткий ответ.
Поняв, что большего не дождется, Наташа со вздохом расстегнула лифчик. В этот момент ей вдруг стало неловко: бюстгальтер-то не первой свежести, и парень, скорее всего, это заметит! До сего момента девушке и в голову не приходило стесняться грязного белья, ведь клиенты не обращали на это внимания: их интересовало то, что под бельем, а там у нее все в полном порядке! Наташа знала, что у нее красивое тело – Афродита это сразу заметила.
– У тебя отличные ноги и грудь, – сказала она, когда в первый раз увидела Наташу. – Как будто специально лепили!
Но сейчас девушка испытывала неловкость, а ведь она знала, как этого не любят «клиенты»: нужно казаться профессиональной и умелой во всех отношениях, а не глупой гимназисткой! Да ведь она делает это не в первый раз, так почему же так трудно дается каждое движение? Наверное, непривычная обстановка и этот гладкий, как картинка, парень так на нее действуют!
Бюстгальтер упал к ее ногам, и Наташа сделала несколько шагов вперед, но грозный окрик остановил ее:
– Вернись на середину!
Вздрогнув, она подчинилась. Ну, разумеется, разве могло быть иначе: неужели после всего, что произошло, можно ожидать нормального, человеческого секса?
Виктор встал с дивана и медленно прошелся вокруг, затем вдруг схватил Наташу за подбородок и приподнял голову так, чтобы свет падал на лицо. Он долго смотрел на нее, пока у девушки не затекла шея, потом неожиданно отпустил.
– Ты когда в последний раз мылась? – спросил он бесцветным голосом.
– На прошлой неделе! – обиженно ответила девушка. – Тоже мне, аристократ! – продолжила она сердито, переминаясь с ноги на ногу на полу – не от холода, а от внезапной и совершенно неожиданной неловкости. – Если ты такой брезгливый, чего ж девок с улицы тащишь – другие не дают, да? Импотент, что ли?
– Одевайся, – приказал хозяин квартиры и, вернувшись на место, достал сигарету и прикурил.
– А мы не будем?.. – начала она.
– Не будем, – отрезал он. – Я сказал: одевайся!
Наташа нагнулась за бюстгальтером. Непонятно отчего, но она ощущала разочарование, не понравившись странному парню.
– Боишься СПИД подцепить? – буркнула она.
– Нет, – усмехнулся он. – Не боюсь.
– Почему?
– Потому что вирус СПИДа развивается в течение пяти лет, а это очень, очень долго… Мне столько не надо.
– А у меня и нет СПИДа, – неизвестно зачем сказала Наташа. – И прочих, типа «трепака» и «гены», тоже нет. Чистая я, недавно проверялась в диспансере!
Это была абсолютная правда: пару недель назад ее изнасиловал водитель, и Наташе показалось, что с ним не все в порядке по венерической части. Она тут же кинулась сдавать анализы – благо, у Афродиты имелись связи, так что не пришлось выслушивать нотаций! Все оказалось в ажуре, и Наталья успокоилась.
– Ты мне не для того нужна, – сказал Виктор. – Деньги твои при любом раскладе, но я предлагаю тебе кое-что еще.
– Что? – насторожилась девушка. Прошли времена, когда она верила в Деда Мороза и прочую ерунду, давно знала, что жизнь не предлагает подарков за красивые глаза – за все надо платить!
– Хочешь уйти с шоссе?
Вопрос застал ее врасплох, и Наташа застыла с лифчиком в руках, не уверенная в том, что правильно расслышала.
– Нет, если проституция – твое призвание, то неволить не стану, – добавил художник, многозначительно хмыкнув. – Коли так, скажи сразу, и не будем терять время: где дверь, ты знаешь!
– А что взамен? – спросила девушка, сглатывая комок, внезапно перекрывший горло. – Ну, за эту… возможность – что ты хочешь взамен?
– Твою жизнь, – последовал краткий ответ.
Семья, в которой родилась и до определенного возраста росла Наташа Коробицына, считалась благополучной. Отца своего она никогда не видела, зато у нее была замечательная мама, работавшая терапевтом в районной поликлинике. Жили они небогато, но концы с концами сводили, и Наташа не жаловалась. Иногда и у них случались праздники. Наташа на всю жизнь запомнила один Новый год, когда мама, придя с работы пораньше тридцать первого декабря, с загадочным видом протянула ей красиво упакованный сверток. Дрожа от нетерпения и предвкушения чего-то прекрасного, Наташа развернула упаковку, стараясь не повредить бумагу, и увидела самое потрясающее платье, какое только можно себе представить! Оно было покрыто золотыми блестками и переливалось в свете люстры всеми цветами радуги. Наташа немедленно нацепила его и даже перед сном, когда в два часа ночи мама выключила телевизор и велела идти в постель, девочка еле позволила себя уговорить расстаться с обновкой. Мать наотрез отказалась разрешить дочери отправиться в этом платье в школу в первый учебный день после зимних каникул, и Наташа страшно переживала по этому поводу, но ощущение праздника осталось с ней надолго.
А потом появился папа Женя, и из ее жизни исчезли все праздники. Он работал автослесарем и получал хорошую зарплату. Они с Наташиной матерью познакомились в поликлинике, и их роман развивался быстро. Впервые за долгое время у женщины появилась надежда на лучшее будущее, ведь Евгений был таким внимательным и чутким, покупал ей цветы и дарил подарки дочке. Поначалу Наташа отнеслась к мужчине настороженно, но, как и всем детям ее возраста, ей хотелось иметь полную семью, в которой присутствовали бы и папа, и мама. Она довольно скоро согласилась называть маминого парня «папа Женя», и он переехал жить к ним. Первые полгода все шло неплохо: папа Женя работал, у Наташи появилась кое-какая новая одежда и даже велосипед. Они приобрели большой телевизор взамен плохо работавшего старого и сделали ремонт в ванной и на кухне. В целом Наташа чувствовала себя счастливой, но этот период длился недолго. Вскоре папа Женя стал приходить домой поздно и в подпитии. Они постоянно скандалили с матерью, а девочку отправляли погулять, чтобы она не становилась свидетельницей безобразных ссор. Только Наташа не уходила, а садилась под дверью и с замиранием сердца прислушивалась к звукам в квартире. Когда все стихало, она незаметно просачивалась в свою комнату и пряталась под одеялом, пока не приходила мама. Иногда девочка замечала, что у матери распухла щека или челюсть, но та отшучивалась, говоря, что все это – взрослые дела и что папа Женя хороший. «Просто он очень устает на работе», – постоянно повторяла мама, и Наташе хотелось в это верить. А потом случилась настоящая беда: мать заболела. Сначала это были легкие недомогания, она стала принимать таблетки, но врачи советовали лечь в больницу.
– Так и до инфаркта недалеко, – качала головой тетя Вера, кардиолог и подруга мамы по институтским временам. – Ложись ко мне, подлечись, а потом и оглоеда своего прогонишь: пусть катится восвояси!
– Я ведь и сама врач, Верунчик, – смеясь, отвечала мама. – Не волнуйся, ничего страшного не случится. Я себе не враг, у меня ведь дочь! Все будет хорошо.
И снова Наташе хотелось верить. Мать с каждым днем выглядела все хуже, но больничный не брала: папа Женя пропивал всю получку, и ей приходилось вкалывать за двоих. Трезвый папа Женя сильно отличался от пьяного: вел себя тихо, каялся за то, что творил накануне, себя не помня, даже плакал и клятвенно обещал завязать со спиртным. Однако потом все повторялось: драки, скандалы, слезы, обещания – и так по кругу до бесконечности. Вскоре Наташе стало казаться, что того совершенно счастливого и безоблачного периода в ее жизни вовсе не было, и она старалась пореже бывать дома. Сердобольная соседка, одинокая пенсионерка тетя Маша, частенько зазывала девочку к себе, и там Наташа отдыхала душой, попивая крепкий чай с лимоном и мятой и наслаждаясь теплыми пирожками с капустой и рисом. Тетя Маша жалела девочку, но мало что могла для нее сделать. Можно было, конечно, позвонить в органы опеки и попечительства, но старушка знала, каким ударом это стало бы для несчастной матери, изо всех сил старающейся тянуть на себе семью. Поэтому соседка ограничивалась приглашениями на чай с пирогами да просмотром телевизора. Иногда они вместе читали. В прошлом преподавательница музыки, тетя Маша научила Наташу довольно сносно бренчать на стареньком пианино, занимавшем в ее крошечной однокомнатной квартирке почти все пространство. Только сидя за инструментом, девочка чувствовала себя по-настоящему хорошо: она не отличалась музыкальностью, но была прилежной и старательной и могла заниматься часами, пока трудный пассаж наконец не получался как следует.
Мама слегла в один день. Пришла с работы, села в кресло и тихим голосом попросила дочь вызвать скорую. Прибывшая через полчаса машина забрала женщину в больницу на улице Вавиловых – больше нигде мест не оказалось. До этого Наташа лишь однажды попадала в больницу, в глубоком детстве, когда ей вырезали аппендицит. У нее остались теплые воспоминания о доброте врачей и товарищах по палате. То, что она увидела в «маминой» больнице, вызвало у девочки шок, перешедший в приступ дикой паники. Народ лежал в коридорах по обе стороны от прохода, и врачи с медсестрами вынуждены были протискиваться между страшными металлическими кроватями боком, чертыхаясь и беспокоя пациентов. Наташа и не представляла, что в городе Санкт-Петербурге столько больных людей!
Мать находилась в плохом состоянии, а Наташа даже не знала номера тети Веры: телефонная книжка куда-то пропала после очередного визита друзей-алкоголиков папы Жени. Только к тете Маше девочка могла обратиться за помощью, но старушка и сама чувствовала себя не ахти, ведь ей перевалило за восемьдесят. Пару раз она все-таки сходила с Наташей в больницу, но больше ничем не могла помочь.
В отсутствие матери папа Женя совсем распустился, и его приятели стали оставаться в квартире на ночь. В такие дни Наташа предпочитала ночевать в больнице или перебиралась к тете Маше.
Мама умерла в марте, а в начале мая папа Женя привел в дом новую жену. Они не были расписаны, но он представил ее Наташе как «тетю Лизу», ее новую маму. Тетя Лиза любила проводить время точно так же, как и папа Женя, поэтому с утра до вечера в квартире пили и гуляли. Этого выдержать тетя Маша уже не смогла, позвонила в органы опеки, и Наташу забрали. У папы Жени не было родительских прав, так как он не удочерял девочку, зато никто не мог помешать ему проживать в квартире покойной жены.
В детском доме Наташа не прижилась: ей, привыкшей к свободе и безнадзорности, местные армейские порядки пришлись не по душе. Девочке исполнилось четырнадцать лет, и она превратилась в по-юношески угловатую, но привлекательную девушку. Одна из ее товарок, двумя годами старше, в последнее время ходила при деньгах. Как-то раз Наташа решилась спросить, где она их достает, и та, ничуть не смущаясь, рассказала, что можно неплохо заработать, обслуживая мужчин известным образом. Она предложила Наташе свети ее с нужным человеком, и девушка, поразмыслив, согласилась.
В первый раз было трудно, но она справилась. Потом все пошло как по маслу. Она «работала» под Кавказцем – так звали сутенера, с которым ее познакомила подружка. Он не имел никакого отношения к так называемым «лицам кавказской национальности», а прозвище свое получил за то, что питал непреодолимую страсть к собачьим боям и держал дома трех злобных кавказских овчарок.
Через полгода Наташа попала в колонию за то, что не удержалась и ограбила пьяного клиента, а тот, как оказалось, служил в полиции. Просидела она недолго, но биография была безнадежно испорчена: если раньше Наташа надеялась подкопить деньжат и вернуться к нормальной жизни, найдя себе подходящее занятие, то теперь она вряд ли могла на это рассчитывать. И девушка вернулась к своему старому сутенеру.
Жизнь вошла в привычное русло: ее клиентам и Кавказцу было до лампочки, сидела она или была чиста, как слеза девственницы. А потом Кавказца зарезали, – кажется, кто-то из «девочек», – и Наташа оказалась перед выбором: искать нового сутенера или отправляться «в свободное плавание». Вот тогда-то она и встретилась с Афродитой.
Вообще-то, по паспорту женщину звали Валей, но имя древнегреческой богини ей нравилось больше. Маленькая, кругленькая, с толстыми коленками и одутловатым лицом, Афродита меньше всего напоминала красавицу из мифов. Зато она была веселая, разбитная и бесстрашная, и клиенты любили ее именно за это, а вовсе не за неземную красоту.
Афродита уже несколько лет «работала» без «крыши» и при этом чувствовала себя вполне хорошо. Правда, без эксцессов не обходилось, и пару раз Наташа видела товарку с разбитой губой или смачным лиловым синяком под глазом, но таковы, как говорила со смехом Афродита, издержки профессии.
Афродита работала на трассе. Выслушав Наташу, она предложила ей держаться вместе: вдвоем веселее, да и безопаснее. Конечно, с клиентом все равно остаешься один на один, и тут уж никто и ничто не сможет тебе помочь, однако Афродита научила Наташу нескольким трюкам и подсказала варианты отступления в случае опасности…
И вот теперь Наташа стояла посреди просторной студии практически голая, а предполагаемый «клиент», все-таки оказавшийся маньяком, хотел отнять у нее жизнь!
– Ч-что? – пробормотала она, пятясь назад и прижимая к груди одежду.
Вместо того чтобы попытаться ее скрутить, «маньяк» остался сидеть.
– Ты решила, что я буду тебя убивать? – спросил он с коротким смешком.
Она судорожно кивнула.
– Много чести, – пожал он плечами. – Мне из-за тебя садиться в тюрьму нет резона: говоря о жизни, я имел в виду твою старую жизнь дорожной шлюхи. Ты станешь новым человеком, но будешь целиком и полностью принадлежать мне до тех пор, пока в этом останется необходимость. Ты будешь выглядеть, как я скажу, делать, что я скажу, и даже научишься думать так, как нужно мне. Это понятно?
Наташа снова кивнула, почувствовав, что ужас, сковавший ее, отступает. Пусть этот псих болтает: позже она улучит момент и смоется, а он пускай ищет кого-нибудь себе под стать – с тараканами в башке. Девушка сразу поняла, что с этим парнем не все в порядке, по глазам же видно – горят, как у дикой собаки!
Виктор тем временем продолжал:
– Естественно, я стану тебе платить: цену назовешь сама.
При словах «платить» и «цена» Наташа встрепенулась. Может, все же стоит послушать, что он предложит?
– Три тыра в день! – выпалила она и сама испугалась своих слов. – Но можно и два…
– Ты получишь свои три тысячи, – перебил ее Виктор. – А еще хорошие шмотки, бирюльки и все такое прочее. Но тебе придется неукоснительно выполнять мои требования: если ты хотя бы раз откажешься, контракт прерывается.
– А что все-таки я должна буду делать? – поинтересовалась Наташа, уже полностью придя в себя и натягивая кофту.