Внезапно налетевший ветер сбивает с ног. Песок, перемешанный с золой, летит в лицо. Ослепляет, забивается в ноздри, не давая дышать. Только открыл рот и тут же наглотался грязи, так и не успев вдохнуть воздуха. Прошло всего несколько секунд, а уже начинаешь задыхаться. Невозможно дышать. За считанные мгновения в воздух поднялись тонны песка и пепла. Совершенно ничего не видно. Кромешный ад. Песок так сильно режет глаза, что ничего больше не остается, кроме как намертво зажмурить веки, дополнительно закрыв их ладонями. Все равно дальше собственного носа ничего не видно. Еще чуть-чуть и я задохнусь. От этой мысли сердце больно подпрыгнуло до самого горла. Я пытаюсь приоткрыть глаза, но абсолютно ничего не вижу. Все вокруг целиком и полностью состоит из песка и пепла. Всего несколько секунд назад отец был рядом со мной, а теперь я без понятия где он. Как мне его теперь найти в такой-то буре? Легкие сжимаются в груди. Скорее всего, я здесь и умру, не имея возможности даже ругнуться напоследок. Кровь подошла к голове, я вот-вот потеряю сознание. Внезапно в меня врезается большая серая масса непонятно чего, что неожиданно прокричало мне в ухо всего лишь одно слово: «Держись!», оно обхватило меня, сомкнув руки за спиной. Шестьдесят килограмм веса навалились на мое хрупкое тело, и мы вместе падаем на колени. Я с трудом узнаю его голос, он очень сильно не похож на себя. Но ошибки быть не может – это он. Мне так хочется сказать ему, что я не могу дышать, что в любой момент могу потерять сознание, но не могу этого сделать. Песок продолжает обжигать лицо, а отец сильнее сжимает мое тело, так что дух выходит. Нас, маленьких и беззащитных людей, быстро засыпает песком, словно бы буря собралась похоронить нас заживо. Посреди этой выжженной солнцем пустыни и наши тела навсегда останутся здесь. Сердце подпрыгнуло еще сильнее, чем в первый раз. Я вновь слышу голос своего отца: «Закрой нос и рот одеждой… смотри вниз… дыши носом». Короткие словосочетания, которые с трудом удавалось понять. Ветер уносит его слова еще до того, как я их успел расслышать. До меня долетают только обрывки фраз. И несмотря на то, что отец кричит мне над самым ухом, его голос раздается где-то вдалеке. Я делаю то, что смог услышать и становится немного легче, но ненадолго. Нас занесло песком уже по самые плечи, песок пробирается под рубашку, и я вновь им дышу. Опираюсь на спасительную серую тень, держусь за него что есть силы, как за единственного, кто способен вытащить нас отсюда живыми. Знаю, от него совершенно ничего не зависит, но в тот момент мне казалось иначе. Я был в этом уверен, я хотел быть в этом уверен, потому что не хотел умирать. Все что нам сейчас осталось – это только считать секунды до того, как закончится этот ад. Считалочка, которой отец научил меня, чтобы быстрее уснуть: первый круг, второй круг, третий круг, четвертый круг, пятый круг, шестой круг, седьмой круг, восьмой круг, девятый круг… все. После девятого круга все резко прекратилось. Ветер пошел на спад, и песок словно дождь осыпался на землю. Уже после того, как все закончилось, мы все еще стояли на коленях, обнимая друг друга, засыпанные черной грязью по самые уши. Еще бы немного и… не хочу говорить про это, потому что это страшно. Я знаю, что такое смерть. Она – непрошенный гость, что входит домой без спроса и отнимает то, что дорого тебе. Слишком частый гость в нашем городе. А мы только что ускользнули от нее. Невероятно редкое событие, и она, наверное, в бешенстве заберет кого-нибудь другого. Мы не сразу поняли, что можем двигаться вновь, поэтому так и сидели пока не отошли от шока. Единственное, что нас могло спасти – это настоящее чудо.
– Пожалуйста, пойдем домой! – умоляющие заныл я, выплевывая грязь изо рта.
– Тебе… – отец делает тоже самое и дальше продолжает своим нормальным голосом, – тебе больше нечего бояться. Все прекратилось и сегодня больше не повторится. Нам незачем возвращаться.
– Ну, пожалуйста! Я не хочу никуда идти!
– Нет! – в голосе отца появилась строгость. – Иначе нам завтра снова придется сюда возвращаться и снова подвергать себя опасности. Нужно закончить сегодня.
Но куда мы идем и что я должен увидеть, он так и не сказал. На все вопросы отец отвечал сухо: «Скоро и сам все «увидишь». На этом его многословие и заканчивалось. Дальше оставалось только ждать, набравшись терпения и сил, но больше всего, конечно же сил. Мы уже долго шли по пустыне, не отдыхая и не останавливаясь, если не считать пятиминутной бури. Наш город остался далеко позади и уже почти скрылся за горизонтом. Мои ноги выли от усталости, а вспыхнувшее несколько часов назад любопытство было выжжено солнцем, как все вокруг. Уже совершенно не хотелось знать куда мы идем и за чем мы идем. Как-нибудь проживу и без этого, но так думал только я. По законам нашего города, это было моей обязанностью. Поэтому моим единственным желанием сейчас было дойти до нужного места и, наконец, остановиться, сесть в тенек, дав ногам отдохнуть перед долгой дорогой домой. Солнце здесь печет намного сильнее, чем в городе, и тенька в пустыне не найти.
Но кое-что я все же знал. Ту самую малую кроху, что знает каждый в моем возрасте. То, куда мы идем, как-то связано с ритуалом поклонения нашим Богам, именно поэтому у меня и не было выбора идти или не идти. Все, что связано с Богами – священно и обсуждению не подлежит, а особенно этот ритуал. Придется идти дальше, и даже если нечаянно сломаю себе ногу, оступившись и упав на какой-нибудь камень – меня потащат дальше. Представляю, как отец, сказав: «Осталось совсем немного и лучше закончить сегодня, чем откладывать до тех пор, пока у тебя нога заживет», просто перекинет меня через плечо. Что, в общем-то, было бы неплохо. Хотя бы не пришлось дальше идти самому. Остановиться в пустыне, чтобы отдохнуть, было равносильно самоубийству. Я никогда раньше не был в пустыне, но прекрасно знаю, что опасней места нет. Чем дольше здесь остаешься, тем больше вероятность того, что останешься здесь навсегда. Так что любая, даже самая непродолжительная остановка смертельно опасна. И эта буря стала отличным подтверждением сего. Ничего более нам не оставалось, как продолжать свой путь. Сильно уставшие, но живые. Опустив головы, прищуривая от солнца глаза, мы брели к нашей, точнее, моей заветной цели, что на самом деле мне была совершенно не нужна.
Вскоре я начал умирать уже не от того, что задыхаюсь, а от воющих от усталости ног. С каждым новым шагом они напоминали мне об этом все сильнее и сильнее. Отец посоветовал на что-нибудь отвлечься, переключить свое внимание, как и всегда сказав, что осталось совсем немного. Я уже сто раз спрашивал у него сколько нам еще идти и каждый раз один и тот же ответ: «Еще немного». Но на что можно отвлечься в пустыне, выжженной дотла? Посмотрев на солнце, я вспоминаю легенду, в которой рассказывается о Богах. Когда-то давно солнце, что висит над нашими головами, стало становиться все ярче и горячее. С каждым годом оно палило все сильнее и сильнее, сжигая под собой леса, поля, луга. В особо жаркие дни можно было увидеть, как целиком испарялись реки. Животные умирали, люди спасались бегством в более холодные места. Но рано или поздно и туда приходила жара, от которой начинала плавиться земля, превращаясь в огненные реки. Все живое, что еще каким-то образом осталось цело, должно было погибнуть. Наш город стал последним пристанищем для тех, кто успел сюда добраться, на самый край мира, где солнце еще не властвовало в полную силу. Но и здесь люди были бы обречены, если бы не появились Боги. Они пришли в тот момент, когда уже не оставалось никакой надежды на спасение. Они создали над городом купол, через которое солнце не могло проникнуть и так они спасли оставшихся людей от смерти. С тех пор прошли миллионы или миллиарды лет. Солнце остыло, но все еще беспощадно выжигает все, что находится за пределами города. Невидимый купол, сотворенный Богами, все так же покрывает наш город, поэтому в нем всегда прохладно. Солнце светит, но практически не греет.
Земля с тех пор остыла, затвердела, превратившись в один сплошной монолит, а сильнейшие ветра принесли откуда-то издалека песок, что перемешался с золой и превратился в грязь. Теперь это наша земля, где мы рождаемся, живем и умираем.
Боги нас покинули. Они ушли, чтобы нам не мешать. После того, как солнце остыло, Боги создали свой собственный город вдалеке от людий и для них недосягаемый. Это был целый летающий остров. Сейчас, когда последние признаки бури исчезли, он был виден отчетливо как никогда. Из города людей он казался маленькой серой звездой, что всегда висит на одном и том же месте. Никогда бы не подумал, что увижу его хотя бы немного ближе. Иногда мне казалось, что все это сказка, а серая звезда, лишь серая звезда. Но отсюда сомнений не остается – это действительно город Богов, которые больше к нам никогда не спустятся. Думаю, они не в силах вынести то, во что превратился город. Отец как-то сказал мне, что мы слишком разные, чтобы мирно сосуществовать друг с другом, но мне не хочется в это верить. Лучшее из того, во что мне хотелось бы верить – это то, что они попросту забыли о нашем существовании. Слишком много лет прошло, и даже Боги могли забыть о существовании таких ничтожных существ, как люди.
Обернувшись, я не увидел своего родного города, что все же скрылся за горизонтом. От чего даже по такой жаре холодок пробежался по спине. Никогда раньше я не покидал его пределов, а сейчас я так далеко, что даже не вижу его. Нам, детишкам, даже от собственного дома запрещалось далеко отходить и этот запрет нарушался крайне редко. При этом рискуя не только заблудиться в городе, напрочь лишенном отличительных знаков или указателей, но еще и получить от собственных родителей. Дня не проходило, чтобы мать не напоминала мне историю про мальчика с соседней улицы, что отошел от дома и больше его никто не видел и поэтому если я потеряюсь, то домой уже скорее всего не вернусь, а если и вернусь, то она сама меня прикончит. Последнего варианта я боялся больше всего, даже несмотря на то, что по улицам действительно ходит полно странных и порой опасных личностей или вовсе психов. От них по крайней мере можно убежать, а от матери не скроешься. От мальчишек постарше я вдоволь наслушался историй про страшных монстров, опасных маньяков и прочей нечисти, живущих за пределами города. Они охотились на глупых людей, что отважились выйти за его пределы. Иногда их рассказы были настолько красочными и изобиловали таким количеством устрашающих воображение деталей и подробностей, что мы, глупые девятилетки, искренне верили будто они лично своими собственными глазами видели, как бедных и ни в чем не повинных женщин и детей разрывали на мелкие клочья. Эти истории въедались в нашу память, возвращаясь в ночных кошмарах. Мы под дружный гогот старших с округленными от ужаса глазами разбегались по домам, чтобы там чуть ли не плача спросить у своих матерей: «Это правда?». Когда мы получали ответ, то даже самые храбрые начинали плакать, а те, кто потрусливей не выходили из дома по нескольку дней. Как же мы были глупы. Сейчас и здесь я и никто другой в этот самый момент не вижу ни единого монстра. Или вовсе хоть что-нибудь живое, кроме самого себя и моего отца. Все мертвое и выжженное уже многие и многие годы, и, по всей видимости, еще очень и очень долго таким же мертвым и таким же выжженным все и останется. Навряд ли люди смогут застать цветущую землю.
Признаться, когда я утром услышал куда мы сегодня пойдем, я немного испугался. Но совсем немного. Наравне со страхом во мне проснулось что-то сродни любопытству, но все же не совсем оное, это было желание как можно быстрее покинуть этот город. Хотя бы ненадолго. Только сейчас я понял, что за чувство возникло у меня утром – желание увидеть что-то новое, а заодно отвлечься от вечной городской серости. И теперь, здесь, в этой пустыне, у меня впервые в жизни появилась возможность поближе рассмотреть их Город. Он оказался совсем не таким, каким я рисовал его в своем воображении. Вовсе нет. Все это время я глубоко ошибался. В отличие от города людей Город Богов не был ни черным, ни даже серым, как город тех, кто молится им. Он был изумительно белым, аж весь сиял среди облаков. Я встал, как вкопанный, вытаращив на сие чудо глаза. Позабыл о всей боли и опасности, позабыл вообще обо всем. В эти десять секунд для меня существовал лишь далекий недосягаемый Остров, что был полным противоположностью тому городу, в котором я живу. Даже отсюда мне казалось, что солнце там светит намного ярче, а лучи его в разы теплее. Возможно, даже скорее всего, они отчасти ласковые и нежные. Я не мог оторвать от него взгляда и мне сразу же стало понятно, почему Боги предпочли жить отдельно от нас. Разве они могут себе позволить жить в такой грязи, в которой живут люди? Среди опасных безумцев и надоедливых психов? Конечно же нет! В этой ужасной грязной помойке, что кто-то по ошибке назвал городом, не было места Богам. И вообще, называть то место, где мы живем городом – настоящее оскорбление по отношению к настоящему Городу, в котором живут наши Боги.
– Пойдем, Аарон. Не думаю, что мы увидим Богов. Нам и так сегодня очень сильно повезло.
И это правда. Мы могли бы уже как полтора часа лежать бездыханно.
– Увидеть Богов? – у меня аж дыхание перехватило. Увидеть Богов! Настоящих Богов. Чистых и безупречных! Идеальных во всем! Я отдал бы все, пусть у меня ничего и не было, лишь бы только хоть одним глазком взглянуть на Бога.
– Говорят, это большая редкость, но это действительно возможно. Я встречал людей, которые хвастались, что воочию видели их, хотя я и сомневаюсь, что они говорили правду. Считается, что тот, кто увидел Бога будет им благословлен. Не знаю. Наверное, на удачу и счастье. Сам-то я Богов не видел. Да и чтобы появилась возможность их увидеть нужно пройти еще столько же, сколько мы уже прошли.
– А они что, спускаются на землю?
– Нет, конечно же нет, глупый. Иногда они подходят к самому краю своего острова, чтобы посмотреть, что происходит на земле. Пойдем. Вон, уже река виднеется.
– Река? – дыхание вновь прервалось где-то в груди. Я даже поначалу не поверил отцу. Что такое река я знал только благодаря коротеньким сказкам, что раньше мама рассказывала мне перед сном. Но настоящую реку я никогда раньше не видел. Все что у нас есть – это грязные лужи после редких дождей.
Я окончательно забыл о ноющих ногах, сорвался с места и побежал вперед по направлению к… реке! Не могу поверить! Реке! Большой и настоящей! Не грязная лужа, и даже не маленький ручеек, а река. Большая, настоящая река. Я могу на пальцы своих ног поспорить, что она еще и очень глубокая. Интересно, папа сможет погрузиться в нее с головой?
– Аарон, стой! – слышу голос отца где-то далеко позади. – В реке нельзя купаться!
А я и не умею… Не знаю, как это делается. Я никогда раньше не купался. В городе вообще мало воды, тем более чистой. Чистая вода была редкостью даже для богатых семей, живущих в центре города. Мы же, обычные люди, мылись и пили обычную дождевую воду, нередко собранную прямо из луж.
Сбавив пыл, я остановился.
– Почему в ней нельзя купаться?
Отец догоняет меня со сбившимся дыханием. Все же здесь очень жарко. Большие капли пота стекают с его лба, становясь черными как уголь. После пыльной бури все его лицо было перемазано в саже, словно он засунул голову в печку.
– Река священна, – он переводит дух. – Боги создали ее, как нерушимое напоминание о своем величии, безграничной силе. Простым людям нельзя к ней прикасаться.
– Тогда зачем мы идем сюда, если к ней нельзя прикасаться? – сказать честно, я был сильно разочарован и даже разозлен. Эта река – единственный шанс хоть раз в жизни почувствовать себя чистым. И этот шанс, лежащий уже не так далеко, у меня отбирают еще до того, как я до него добрался.
– Это своеобразный обряд. Каждый отец должен отводить к реке своих сыновей, достигших десятилетнего возраста, чтобы из поколения в поколение передавалась память о наших Богах. Чтобы мы о них не забыли. Чтобы всегда помнили благодаря кому мы остались живы.
– Пап?
– Что?
– Мне еще нет десяти.
– Это не так важно. В наших жизнях возраст не имеет значения. Через пару лет ты уже забудешь сколько тебе: одиннадцать или двенадцать.
– Пап?
– Ну, что тебе?
– А Боги счастливы?
– А как по-твоему? – отвечать вопросом на вопрос очень в духе папы. Он всегда так делал, если хотел, чтобы на поставленный мною вопрос ответил я сам же.
– Конечно должны. Мы оттуда, наверное, словно мухи.
– При этом очень назойливые. Меленькие, черные, жужжащие и вечно мешающие. Одинаково похожие друг на друга. Трудятся там, внизу, им во благо; молятся, чтобы они жили без проблем и забот, что ни на день не покидают человеческую расу.
– Значит, они никого не любят?
– С чего ты это взял?
– Мама говорит, что если ты кого-то любишь, то ты должен заботиться о нем и переживать за него.
– Аарон, – отец почему-то улыбается. Я не могу понять почему, – ты должен понять, что мы – самые обычные люди. Маленькие и жужжащие, но при этом незаметные. А они – они Боги. Сильные, великие, мудрые. Мы совершенно разные создания, чтобы друг друга понять. Возможно, у них совершенно иное представление о нашем мире. Более глубокое и правильное. А уж раз мы не можем их понять, то будет лучше, если мы не станем забивать свою голову подобной ерундой. Наше дело маленькое. И наше мнение ничего не значит.
Его улыбка сошла на нет. Кажется, он немного погрустнел, как, впрочем, и я. Этот разговор навеял на меня плохое настроение, что продержалось совсем недолго. Чем ближе мы приближались к воде, тем счастливей и радостней я становился. Выгоревшая пустыня постепенно кончалась. Начиналась зеленая, зеленая! Представляете? Зеленая травка, какой я никогда в жизни не видел. И она становилась все гуще и зеленей. Целый пушистый ковер. В городе людей трава растет блеклой и чахлой, полуживой или правильнее будет сказать полумертвой, никак не загнувшейся окончательно. Иной раз появляется желание ходить вокруг дома и топтать все, что еще не погибло. Помочь довершить то, что сама трава никак не может сделать – умереть. Теперь же я знал, как должна выглядеть настоящая трава, а не ее блеклое подобие. Теперь-то я точно вытопчу всю траву рядом с домом, чтобы она не напоминала мне о траве настоящей. Ведь я даже никогда и не подозревал, что трава может быть такой зеленой, такой живой и яркой.
У самой реки трава кончалась. Начинался песчаный берег. Мы подошли почти вплотную и долго стояли молча. Смотрели в чистейшую гладь воды, через которую видно дно. От блеска солнца резало глаза, закрыть я их боялся. Вдруг весь сегодняшний день – это сон…