Вторник, восьмое декабря
Эрик Барк вернулся домой после ночного посещения Каролинской больницы и встречи с комиссаром уголовной полиции Йоной Линной. Комиссар понравился Эрику, несмотря на попытку заставить его нарушить обещание навсегда покончить с гипнозом. Наверное, Эрику понравилась нескрываемая, искренняя тревога комиссара за старшую сестру. Кто-то в эту минуту шел по ее следам.
Эрик вошел в спальню и посмотрел на лежавшую в постели жену, Симоне. Он страшно устал, таблетки начали действовать, глаза слипались, скоро он уснет. Свет лежал на Симоне поцарапанной стеклянной пластинкой. С той минуты, как Эрик уехал, чтобы осмотреть мальчика, ночь почти прошла. Теперь Симоне заняла всю кровать. Тело тяжелое. Одеяло сбилось к ногам, ночная рубашка завернулась на талии. Симоне спала на животе. На руках и плечах – мурашки. Эрик осторожно накрыл жену одеялом. Она что-то тихо произнесла и свернулась калачиком. Эрик сел рядом и погладил ее запястье, посмотрел, как шевельнулись большие пальцы.
– Я приму душ, – сказал он и откинулся назад.
– Как звали полицейского? – пробормотала Симоне.
Не успев ответить, он очутился в роще Обсерватории. Он копается в песке на площадке и находит желтый камень – круглый, как яйцо, большой, как тыква. Эрик ощупывает его и ощущает на одной стороне неровности, какие-то царапучие шероховатости. Повернув тяжелый камень, он видит, что это череп динозавра.
– Черт! – выкрикнула Симоне.
Эрик дернулся и понял, что задремал. Сильные таблетки усыпили его прямо посреди разговора. Он попытался улыбнуться и встретил ледяной взгляд Симоне.
– Сиксан? Что случилось?
– Опять началось? – спросила она.
– Что?
– Что? – зло передразнила она. – Кто такая Даниэлла?
– Даниэлла?
– Ты обещал, ты дал слово, Эрик, – возмущенно сказала Симоне. – Я поверила тебе. Какая я была дура…
– Ты о чем? – перебил он. – Даниэлла Рикардс – моя коллега из Каролинской больницы. При чем здесь она?
– Не ври.
– Что за чепуха, – улыбнулся Эрик.
– По-твоему, смешно? – спросила Симоне. – Иногда я думаю… хотя я и постаралась все забыть.
Эрик задремал еще на несколько секунд, но все же услышал слова жены.
– Может быть, нам лучше развестись, – прошептала Симоне.
– Между мной и Даниэллой ничего не было.
– Не имеет значения, – устало сказала Симоне.
– Неужели? Не имеет значения? Ты хочешь развестись из-за какого-то случая десятилетней давности?
– Какого-то случая?
– Я был пьян и…
– Не желаю слушать, я все знаю, я… Черт, черт! Я не хочу играть эту роль. Я не ревнивая. Но я верный человек и требую верности в ответ.
– Я никогда больше тебе не изменял, никогда не…
– Тогда почему ты не докажешь мне свою верность? – перебила Симоне. – Ведь мне это так нужно.
– Просто доверяй мне.
– Ладно, – вздохнула она и ушла из спальни, прихватив подушку и одеяло.
Эрик тяжело вздохнул. Надо бы пойти за ней, не сдаваться, надо притащить ее обратно в кровать или лечь на полу возле дивана в гостевой комнате, но именно в эту минуту спать хочется всего сильнее. У Эрика больше не было сил сопротивляться сну. Он повалился на постель, чувствуя, как кровь разносит допамины по телу, блаженная вялость растекается по лицу, проникает в кончики пальцев. Тяжелый химический сон опустился на его сознание, словно облако муки.
Через два часа Эрик медленно открыл глаза. Сквозь шторы пробивался бледный свет. В голове пронеслись картины прошедшей ночи: жалобы Симоне и мальчик с сотней черных ножевых ран на блестящем теле. Глубокие раны на шее, горле и груди.
Эрик подумал про комиссара, который был убежден, что убийца хотел вырезать всю семью. Сначала отец, потом мать, сын и дочь.
На прикроватном столике зазвонил телефон.
Эрик поднялся, но не стал снимать трубку, а раздвинул шторы и глянул на фасад дома напротив, помедлил, пытаясь собраться с мыслями. Полоски пыли на окне были отчетливо видны под утренним солнцем.
Симоне уже ушла в галерею. Эрик так и не понял, что она имела в виду, говоря о Даниэлле. Он задумался, не было ли дело в чем-то совершенно другом. Может быть, в таблетках? Он сознавал, что стоит на пороге серьезной зависимости. Но ему нужно спать. Ночные дежурства в больнице нарушали его сон. Без таблеток мне не обойтись, подумал Эрик и потянулся к будильнику, но сбил его на пол.
Телефон затих, но через мгновение зазвонил снова.
Эрик подумал, не пойти ли к Беньямину. Полежать рядом с сыном, осторожно разбудить его, спросить, что ему снилось.
Он взял телефон со стола и ответил:
– Эрик Мария Барк.
– Доброе утро. Это Даниэлла Рикардс.
– Ты все еще в неврологии? А который час?
– Четверть девятого. Начинаю уставать.
– Поезжай домой.
– А вот и нет, – твердо сказала Даниэлла. – Это ты должен приехать в больницу. Комиссар уже едет. Кажется, он еще больше уверился, что убийца охотится за старшей сестрой. Твердит, что должен поговорить с мальчиком.
Внезапно Эрик ощутил темную тяжесть где-то в глазницах.
– Не сказал бы, что это хорошая идея, учитывая…
– А сестра? – перебила Даниэлла. – Мне кажется, я скоро дам комиссару добро на допрос Юсефа.
– Если считаешь, что у пациента хватит сил, – заметил Эрик.
– Хватит сил? Нет, конечно. Еще слишком рано, его состояние… Ему предстоит узнать, что случилось с его семьей, безо всякой подготовки, он не успеет защититься… Он может стать психопатом, он…
– Это тебе решать, – прервал ее Эрик.
– Да, я не хочу пускать к нему полицию. Но и не могу просто сидеть и ждать. Я хочу сказать – его сестра, безусловно, в опасности.
– Хотя…
– Убийца охотится за старшей сестрой. – Даниэлла повысила голос.
– Может быть.
– Прости. Не знаю, чего я так дергаюсь. Может, потому, что еще не поздно, еще можно что-нибудь сделать. Такое не часто случается, но в этот раз мы можем спасти девушку до того, как ее…
– Так что тебе надо? – перебил Эрик.
– Ты должен приехать сюда и сделать то, что у тебя так хорошо получается.
– Я могу поговорить с мальчиком о том, что произошло. Когда ему станет получше.
– Приезжай и загипнотизируй его, – серьезно сказала Даниэлла.
– Нет, ни за что.
– Это единственный выход.
– Не могу.
– С тобой никто не сравнится.
– У меня даже нет разрешения заниматься гипнозом в Каролинской больнице.
– К твоему приезду оно будет.
– Но я обещал никогда больше не гипнотизировать.
– Ты можешь просто приехать в больницу?
Помолчав, Эрик спросил:
– Он в сознании?
– Скоро будет.
Он слышал в трубке свое собственное шумное дыхание.
– Если ты не загипнотизируешь мальчика, я разрешу полицейским войти.
Даниэлла отключилась.
Эрик остался стоять с трубкой в трясущейся руке. Тяжесть в глазницах покатилась дальше, в мозг. Он открыл тумбочку. Коробочки с попугаем в ней не оказалось. Наверное, забыл в машине.
Квартира была залита солнечным светом. Эрик пошел будить Беньямина.
Мальчик спал с открытым ртом. Бледное лицо выглядело утомленным, хотя Беньямин спал всю ночь.
– Бенни?
Беньямин разлепил сонные глаза и посмотрел на отца, словно видел его в первый раз. Потом улыбнулся – улыбка у него не менялась с самого рождения.
– Уже вторник. Пора просыпаться.
Беньямин сел, зевая, почесал голову, потом посмотрел на телефон, висевший у него на груди. По утрам мальчик первым делом проверял, не пропустил ли он ночью сообщение. Эрик достал желтую сумку с нарисованной пумой, в которой были десмопрессин, алсолсприт, стерильные канюли, компрессы, хирургический скотч, болеутоляющее.
– Сейчас или во время завтрака?
Беньямин пожал плечами:
– Все равно.
Эрик быстро протер тонкую руку сына, повернулся к окну, чтобы было светлее, нащупал мягкую мышцу, постучал по шприцу и осторожно ввел канюлю под кожу. Пока жидкость медленно уходила из шприца, Беньямин свободной рукой нажимал кнопки телефона.
– Фигня, батарейка почти села, – сказал он и лег. Эрик наложил на руку компресс, чтобы остановить кровотечение. Беньямину пришлось сидеть довольно долго, прежде чем отец закрепил компресс специальным пластырем.
Эрик осторожно посгибал руку сына, потом потренировал его хрупкие колени и под конец помассировал ему ступни и пальцы ног.
– Ну как? – спросил он, не отрывая взгляда от лица мальчика.
Беньямин скорчил рожу:
– Как всегда.
– Дать что-нибудь от боли?
Сын помотал головой, и Эрик вдруг подумал о лежащем без сознания свидетеле, мальчике с множеством ножевых ран. Может быть, в эту минуту убийца ищет старшую дочь.
– Пап, ты чего? – настороженно спросил Беньямин.
Эрик поднял на него глаза и сказал:
– Если хочешь, я отвезу тебя в школу.
– С чего это?
Машина медленно ползла в пробке. Беньямин сидел рядом с отцом, неровный ход машины укачивал его. Мальчик широко зевал, ощущая в теле что-то мягкое и теплое, оставшееся после ночного сна. Он думал, что отец торопится, но все же тратит время на то, чтобы отвезти его в школу. Беньямин улыбнулся. Всегда так, подумал он. Когда у папы что-то ужасное в больнице, он больше обычного волнуется, что со мной что-нибудь случится.
– Коньки забыли, – вдруг сказал Эрик.
– Точно.
– Возвращаемся.
– Нет, не надо, ну их, – сказал Беньямин.
Эрик собрался было поменять ряд, но ему помешал какой-то автомобиль. Сдавая назад, он чуть не столкнулся с мусоровозом.
– Быстро съездим домой и…
– Да наплевать на эти коньки, ну их на фиг, – громко повторил Беньямин.
Эрик удивленно глянул на него:
– Я думал, ты любишь кататься на коньках?
Беньямин не знал, что ответить. Он терпеть не мог, когда к нему приставали с расспросами, а врать не хотел.
– Не любишь? – спросил Эрик.
– Чего?
– Не любишь кататься на коньках?
– Почему это я должен любить коньки? – буркнул Беньямин.
– Мы купили совершенно новые…
– Ну что в этом интересного, – устало перебил мальчик.
– Так мне не ехать домой за коньками?
Беньямин только вздохнул в ответ.
– Коньки – скучно, – сказал Эрик. – Шахматы, игровая приставка – скучно. А что тебе интересно?
– Не знаю, – ответил мальчик.
– Ничего?
– Да нет…
– Кино смотреть?
– Иногда.
– Иногда? – улыбнулся Эрик.
– Да.
– Это тебе-то. Ты же смотришь по три-четыре фильма за вечер, – весело сказал Эрик.
– Ну и что?
– Да ничего, – ответил Эрик улыбаясь. – Что тут скажешь. Интересно, по сколько фильмов в день ты бы смотрел, если бы они тебе нравились. Если бы ты любил смотреть кино…
– Перестань.
– …у тебя было бы два экрана, и ты бы ставил плеер на быструю перемотку, чтобы успеть посмотреть все.
Беньямин заулыбался. Невозможно удержаться, когда отец вот так балагурит.
Вдруг раздался глухой хлопок, и на небе показались голубые звездочки с дымными хвостами.
– Странное время для фейерверка, – заметил Беньямин.
– Что?
– Смотри, – показал Беньямин.
На небе висела дымная звезда. Беньямин почему-то представил себе Аиду. В животе у него что-то сжалось, а потом растеклось тепло. В пятницу они тихонько сидели, прижавшись друг к другу, на диване в темной гостиной дома у Аиды, в Сундбюберге. Они смотрели фильм “Слон”, а ее младший братишка играл с покемоновскими карточками на полу, бормоча что-то себе под нос.
Эрик остановил машину возле школы, и Беньямин сразу заметил Аиду. Она стояла по другую сторону ограды, ждала его. Увидев Беньямина, она помахала рукой. Мальчик схватил свою сумку и нервно попрощался:
– Пока, пап, спасибо, что подвез.
– Я люблю тебя, – тихо сказал Эрик.
Беньямин кивнул и вылез из машины.
– Посмотрим кино вечером? – спросил Эрик.
– Не знаю. – Мальчик поскучнел.
– Это Аида?
– Да, – еле слышно ответил Беньямин.
– Пойду поздороваюсь, – заявил Эрик и вылез из машины.
– Ну зачем?
Они пошли к Аиде. Беньямин едва решался смотреть на нее, он чувствовал себя детсадовцем. Еще поверит, что ему хочется, чтобы папа поздоровался с ней. Ему было наплевать, что подумает отец. Аида с беспокойством смотрела, как они приближаются, переводя взгляд с одного на другого. Прежде чем Беньямин успел подойти к ней с каким-нибудь объяснением, Эрик протянул руку и сказал:
– Здравствуйте.
Аида настороженно пожала протянутую руку. Беньямин заметил, что отец дернулся, разглядев ее татуировку: на шее у Аиды была свастика. Возле свастики красовалась маленькая звезда Давида. Глаза Аида подвела черным, волосы заплела в две детские косички; на ней была черная кожаная куртка и широкая черная тюлевая юбочка.
– Я Эрик, папа Беньямина, – представился Эрик.
– Аида.
У девочки был тонкий тихий голос. Беньямин покраснел, взглянул на Аиду и опустил глаза.
– Вы нацистка? – спросил Эрик.
– А вы? – парировала она.
– Нет.
– И я тоже нет. – Аида неприязненно глянула на Эрика.
– Тогда почему у вас…
– Просто так, – перебила она. – Я просто так, только…
Вмешался Беньямин; его сердце тяжело стучало в груди от стыда за отца.
– Она угодила в какую-то компанию пару лет назад, – громко сказал он. – Но увидела, что там все придурки…
– Не надо ничего объяснять, – сердито перебила Аида.
Беньямин на мгновение умолк, потом сказал:
– Я… я только подумал, что отвечать за свои ошибки – это мужественно.
– Да, но я понял так, – возразил Эрик, – что это понимание неполное, если не убрана…
– Ну перестань! – закричал Беньямин. – Ты про нее ничего не знаешь.
Аида повернулась и пошла прочь. Беньямин побежал за ней.
– Извини, – сказал он задыхаясь. – Папа иногда такой неловкий…
– Разве он не прав?
– Нет, – тихо ответил Беньямин.
– А по-моему, прав, – сказала Аида, слабо улыбнулась и взяла его за руку.