Роман близился к концу, но ни один из них не желал признавать очевидного. Вместо этого они говорили о том, что дороги залило и с утра всюду пробки и что, по всей вероятности, ее рейс из аэропорта Логан отложат. Не говорили лишь о том, что действительно волновало обоих, хотя Маура слышала тревожные нотки в голосе Дэниела Брофи, да и ее собственный голос, чересчур тихий и сдержанный, выдавал волнение. Оба старательно делали вид, что у них все по-прежнему – просто устали от бесконечных мучительных споров, которые обычно затягивались далеко за полночь и за которыми с неизбежностью следовали любовные объятия. После таких бесед она всегда чувствовала, что нуждается в любви, и требовала ее.
«Если бы ты мог оставаться со мной каждую ночь! Какое это счастье – каждое утро просыпаться вместе!» – «Но здесь и сейчас я с тобой, я твой, Маура». – «Не совсем. И так будет, пока ты не сделаешь выбор».
Она глянула за окно: машины на шоссе пробивали стену ливня, разбрызгивая лужи. «Дэниел никогда не решится, – думала она. – И даже если он выберет меня, если откажется от духовного сана, если оставит свою любимую церковь, чувство вины будет омрачать наш союз, преследуя нас, словно укоризненный взгляд бывшей любовницы». Дворники сметали потоки воды с ветрового стекла, полумрак за окном был под стать ее настроению.
– Кажется, ты успеваешь к рейсу впритык, – сказал он. – Ты прошла онлайн-регистрацию?
– Еще вчера. У меня на руках посадочный талон.
– Отлично. Это сэкономит несколько минут.
– Мне еще надо сдать чемодан в багаж. Зимняя одежда в сумку не влезла.
– Не могли выбрать для медицинской конференции место потеплее! Что делать в Вайоминге в ноябре!
– Говорят, Джексон-Хоул – красивое место.
– Бермуды не хуже.
Маура украдкой бросила взгляд на Дэниела. Полумрак салона скрадывал морщинки на его усталом лице, а вот густеющая седина его волос была заметна. «Прошел всего год, – подумала она, – а мы так постарели! Любовь состарила нас обоих».
– Когда я вернусь, давай съездим вдвоем туда, где тепло, – сказала Маура. – Просто на выходные. – Она беспечно усмехнулась. – Черт, давай забудем обо всем и закатимся куда-нибудь на целый месяц!
Ответом было молчание.
– Или я слишком многого требую? – осторожно спросила она.
Дэниел устало вздохнул:
– Мир все равно напомнит о себе. И рано или поздно нам придется туда вернуться.
– Но нас ведь никто не заставляет.
Взгляд, которым он посмотрел на нее, был полон грусти.
– Ты ведь сама в это не веришь, Маура. – Теперь он переключил внимание на дорогу. – Как и я.
«Он прав, мы оба верим в эту чертову ответственность, – подумала она. – Я каждый божий день езжу на работу, в срок плачу налоги и вообще выполняю все то, что велит мне общество. Я могу сколько угодно распинаться о том, как это здорово – сбежать вместе с ним, выкинуть еще что-нибудь сумасбродное, но я-то знаю, что у меня не хватит смелости. И Дэниелу тоже».
Он притормозил перед залом вылета. С минуту оба сидели молча, не глядя друг на друга. Маура отвернулась к окну и принялась рассматривать других пассажиров, выстроившихся в очередь на регистрацию при въезде; все они укутались в дождевики – ни дать ни взять похоронная процессия хмурым ноябрьским утром. Очень не хотелось выходить из теплого салона машины и присоединяться к этой унылой толпе. «А что, если я не полечу, а попрошу его отвезти меня домой? – мелькнула мысль. – Может, поговорив обо всем начистоту еще пару часов, мы найдем выход из тупика?»
В стекло постучали – на них смотрел полицейский из охраны аэропорта.
– Здесь только высаживают, – рявкнул он. – Проезжайте.
Дэниел опустил боковое стекло.
– Я подвез ее к рейсу.
– Ну так поторапливайтесь, не до вечера же тут сидеть.
– Я выгружу твой багаж, – предложил Дэниел и вышел из машины.
Они стояли на тротуаре молча, поеживаясь от холода, среди какофонии звуков – рычания автобусов, воя клаксонов. «Если бы он был моим мужем, мы бы сейчас поцеловались на прощание», – подумала Маура. Но они давно приучились избегать любых проявлений чувств на публике, и, хотя на Дэниеле сейчас нет белого клерикального воротничка, даже простое дружеское объятие было бы слишком рискованным.
– Я ведь не обязана ехать на эту конференцию, – сказала она. – Мы могли бы побыть вместе целую неделю!
Он вздохнул:
– Ты же знаешь, Маура, я не смогу отлучиться на целую неделю.
– А когда сможешь?
– Мне нужно время, чтобы подготовиться. Но мы обязательно выберемся куда-нибудь, я обещаю.
– И непременно подальше от дома, да? Туда, где нас никто не знает? На этот раз я хотела бы пожить с тобой неделю, никуда не уезжая.
Дэниел покосился на полицейского, который, похоже, снова направился в их сторону.
– Мы поговорим об этом, когда ты вернешься.
– Разумеется, поговорим. – Маура рассмеялась. – Это мы прекрасно умеем. Мы только и делаем, что говорим. – Она подхватила свой чемодан.
Дэниел протянул к ней руку:
– Маура, прошу тебя. Давай не будем вот так расставаться. Ты ведь знаешь, я люблю тебя. Мне просто нужно время, чтобы разобраться.
Его лицо помрачнело. Долгие месяцы обмана и бездействия, сомнений и угрызений совести наложили отпечаток, отравляя мгновения счастья с любимой. В другой раз она непременно утешила бы его улыбкой, дружеским пожатием руки, но сейчас ее захлестнула обида. В ней вдруг заговорило мстительное чувство.
– Думаю, наше время уже истекло, – сказала она и быстро зашагала к терминалу.
Когда стеклянные двери сомкнулись за ней, Маура уже жалела о сказанном. Она остановилась, оглянулась, но Дэниел уже садился в машину.
Ноги мужчины были раздвинуты, так что виднелись поврежденные семенники, обожженная кожа ягодиц и промежности. Снимок, сделанный в морге, появился на экране неожиданно, без каких-либо предваряющих слов лектора, однако никто из присутствовавших в темном конференц-зале отеля не выказал ни малейшего удивления. Здесь сидели люди, привычные к виду истерзанных, искалеченных тел. Тем, кто касался обугленной плоти и вдыхал ее удушающий запах, стерильное слайд-шоу не кажется таким уж страшным. Более того, седовласый мужчина, сидевший рядом с Маурой, то и дело клевал носом – в темноте она видела, как он время от времени вскидывает голову, пытаясь взбодриться; жуткие фотографии, которые демонстрировались на светящемся экране, как будто вовсе не трогали его.
– То, что вы видите сейчас, – типичные травмы от взрыва автомобильной бомбы. Жертва – сорокапятилетний русский бизнесмен, однажды утром он сел в свой «мерседес» – роскошный был автомобиль, надо признать. Повернув ключ зажигания, он привел в действие взрывное устройство, заложенное под сиденье. Как видно на этих рентгеновских снимках… – докладчик щелкнул компьютерной мышью, и на экране появился следующий слайд презентации: рентгенограмма таза, раздробленного в области лонного сочленения, осколки кости и металла врезались в мягкие ткани, – сила взрыва была такова, что металлические осколки врезались в промежность, прорвав мошонку и срезав седалищные бугры. С сожалением должен признать, что нам все чаще и чаще приходится сталкиваться с повреждениями, подобными этому, наступившими в результате взрыва, особенно сейчас, в эпоху постоянной террористической угрозы. Это взрывное устройство было относительно маломощным, с его помощью собирались убить только водителя. Если же говорить о терроризме, тут мы имеем дело со взрывами большей мощности и куда большим числом жертв.
Он снова щелкнул мышкой, и на экране появилось изображение иссеченных органов, поблескивающих на зеленой хирургической салфетке, словно товары в витрине мясной лавки.
– Порой можно не обнаружить внешних повреждений, даже если внутренние повреждения фатальны. Это результат взрыва, предпринятого террористкой-смертницей в иерусалимском кафе. У четырнадцатилетней девушки множественные поражения легких, а также перфорация органов брюшной полости. При этом лицо не задето. Ангельски чистое.
Следующая фотография вызвала первую более или менее заметную реакцию у публики: кто-то ахнул, кто-то вздохнул. Казалось, девушка отдыхает – ни тени тревоги на миловидном лице, карие глаза полуприкрыты густыми ресницами. Но патологоанатомов потрясла не запекшаяся кровь, а красота погибшей. О чем могла думать четырнадцатилетняя девочка в момент смерти? О школьных заданиях? Или о красивом платье? А может, о мальчике, которого заметила на улице. Она, вероятно, и представить себе не могла, что ее легкие, печень и селезенка вскоре окажутся на секционном столе и что в один прекрасный день двести патологоанатомов, собравшихся в темном зале, будут смотреть на ее фотографию.
Когда включили свет, зрители все еще находились под впечатлением от увиденного. Собравшиеся тихо покидали зал, а Маура осталась на месте, просматривая записи, которые успела сделать в блокноте: о самодельных бомбах из гвоздей и бомбах-посылках, об автомобильных бомбах и заглубленных минах. Если речь идет о причинении вреда себе подобным, человек бывает крайне изобретательным. «Мы так ловко убиваем друг друга, – думала она. – А против любви бессильны».
– Простите… Вы, случайно, не Маура Айлз?
Со своего места поднялся мужчина, сидевший впереди, за два ряда от нее. Примерно ее возраста, высокий и хорошо сложенный, загорелый и светловолосый, с выгоревшими на солнце прядями. «Судя по всему, калифорниец», – подумала она. Лицо мужчины показалось ей смутно знакомым; казалось, они уже виделись раньше, вот только Маура не могла припомнить где. И это было странно. Ведь такое лицо ни одна женщина не забудет.
– Я так и знал. Это ведь ты, правда же? – Он засмеялся. – Честно, я сразу тебя заметил, как только ты вошла в зал.
Маура покачала головой:
– Простите. Мне немного неловко, но я вас не припоминаю.
– Ну да, потому что все это было очень давно. И я уже не ношу хвостика. Я Дуг Комли. Помнишь Стэнфорд, медицинская школа. Сколько же лет прошло, а? Двадцать? Неудивительно, что ты меня забыла. Черт, да я бы сам себя забыл за это время.
И вдруг память расставила все по местам – парнишка с длинными светлыми волосами, лабораторные очки на облупленном загорелом носу. Он был очень худеньким тогда, этакий доходяга в синих джинсах.
– Мы вместе делали лабораторную? – спросила она.
– Количественный анализ, третий курс.
– И ты помнишь все это даже двадцать лет спустя? Я потрясена.
– Про количественный анализ ни фига не помню. Зато тебя помню отлично. Ты сидела за лабораторным столом прямо напротив меня, и у тебя были лучшие отметки в группе. Ты ведь в результате попала на медицинский Калифорнийского университета в Сан-Франциско?
– Да, но сейчас живу в Бостоне. А ты?
– А я окончил Калифорнийский в Сан-Диего. И просто не смог уехать из Калифорнии. Пристрастился к солнцу и волнам.
– Завидую. Еще зима не началась, а я уже устала от холода.
– А мне, кажется, по душе этот снег. Здорово!
– Это лишь потому, что тебе не нужно ходить по сугробам четыре месяца в году.
К этому времени конференц-зал опустел, служащие гостиницы начали складывать стулья и выносить звуковую аппаратуру. Маура сунула свои заметки в тряпичную сумку и поднялась. Когда они с Дугом двинулись к выходу, каждый по своему ряду, она спросила:
– Ты будешь вечером на фуршете?
– Наверное. Но ужин ведь оставлен на наше усмотрение?
– По крайней мере, так значится в расписании.
Они вышли в фойе, где толпились остальные врачи с такими же белыми именными табличками на груди, с одинаковыми тряпичными сумками, какие обычно раздают участникам конференций. Остановились у лифта, подыскивая темы для поддержания разговора.
– Ты приехала с супругом? – спросил Дуг.
– Я не замужем.
– Но мне кажется, я видел объявление о твоей свадьбе в журнале бывших выпускников.
Маура удивленно вскинула брови:
– Ты всегда такой наблюдательный?
– Просто интересно, как поживают мои однокурсники.
– В моем случае – в разводе. Уже четыре года.
– Ох как жаль.
– А мне не жаль. – Она пожала плечами.
Они поднялись в лифте на третий этаж и вышли.
– Увидимся на фуршете! – Маура помахала рукой на прощание и достала магнитный ключ от номера.
– Ты ужинаешь с кем-нибудь сегодня? Лично я свободен. Если захочешь составить мне компанию, я отыщу какой-нибудь приличный ресторанчик. Только дай знать заранее.
Маура обернулась, хотела было ответить, но Дуг уже зашагал прочь по коридору, небрежно забросив на плечо тряпичную сумку. Она смотрела ему вслед, и в памяти вдруг всплыл другой образ Дугласа Комли. Как он в синих джинсах ковылял по кампусу на костылях.
– Кажется, в тот год ты сломал ногу? – крикнула она ему вслед. – Прямо перед госэкзаменами.
Дуг со смехом обернулся к ней:
– Так вот что ты помнишь обо мне!
– Только сейчас всплыло в памяти. Несчастный случай на лыжне или что-то вроде этого.
– Что-то вроде этого.
– Так, значит, это произошло не на лыжне?
– Вот черт! – Дуг покачал головой. – Мне как-то неловко вспоминать об этом.
– Ну вот! Теперь тебе придется все рассказать.
– Только если согласишься поужинать со мной.
В это время двери лифта открылись, и из него вышли двое – мужчина и женщина. Держась за руки, они шли по коридору – по всему было видно, что они пара. «Так и должны поступать влюбленные», – мелькнула у Мауры мысль. Парочка между тем скрылась за дверью гостиничного номера.
Она посмотрела на Дугласа:
– Я с удовольствием послушаю твою историю.