По прибытии в Лондон я снял комнаты на Джермин-стрит, предусмотрительно распорядившись, чтобы тяжелый мой багаж доставили в Оксфорд до моего приезда туда. Едва успев проглотить тарелку говядины в трактире рядом с церковью Святого Иакова, я направился на Поланд-стрит. Окна комнат, где прежде обитал Биши, были закрыты, поэтому я поднялся по лестнице и постучал в дверь тросточкой из слоновой кости, что привез из Швейцарии. К двери подошла молодая женщина, державшая у груди младенца. Утративши на миг дар речи, я лишь вперился в нее взглядом.
– Что вам угодно, сэр?
– Мистер Шелли?
– Как вы сказали, сэр?
– Здесь ли мистер Шелли?
– Здесь таких нет.
– Перси Биши Шелли?
– Нет, сэр. Джон Дональдсон. Его жена Амелия – это я. А это Артур. – Она похлопала ребенка свободной рукой.
Должен признаться, я испытал мгновенное облегчение.
– Прошу прощенья, миссис Дональдсон. Нельзя ли узнать, давно ли вы тут живете?
– В начале лета приехали, сэр. Мы из Девона.
– До вас тут, полагаю, жил молодой человек. Он мой друг…
– А! Тот юноша. Я и вправду кое-что слышала о нем от мистера Лоусона, что над нами. Странный юноша. До того переменчивый – не правда ли? – Я кивнул. – Он исчез, сэр. Съехал однажды утром. С тех пор его не видали. Коль уж вы зашли… – Она возвратилась в комнаты, так хорошо мне знакомые, и вскоре вышла обратно с небольшим томиком. – Если найдете его, не передадите ли ему вот это?
Она вручила мне книгу, в которой я узнал экземпляр «Лирических баллад». Он часто читал оттуда во время наших вечерних бесед.
– Я ее под диваном нашла, сэр. Упала, должно быть. Нам с мистером Дональдсоном, сэр, она ни к чему.
Я дал ей соверен, который она приняла с многократными возгласами радости. Не зайти ли в поисках новостей о Биши к Дэниелу Уэстбруку в Уайтчепел, подумалось мне. Однако воспоминания о той местности, темной и туманной, заставили меня отказаться от этого плана. Вместо того я решился возвратиться в Оксфорд, где Биши сможет, если пожелает, меня найти. Комнаты свои на Джермин-стрит я тем не менее оставил за собой, чтобы было где укрыться от тихой университетской жизни.
Флоренс, моя служанка в колледже, приветствовала меня наверху лестницы удивленным восклицанием:
– Ах, мистер Франкенлайм, мы уж совсем было за вас отчаялись!
– Никогда не следует отчаиваться, Флоренс.
– А тут старший привратник говорит, мол, вы назад собрались. Вот я и прибралась тут хорошенько. – Она показала рукой на мои комнаты. – Все как нельзя лучше, вот увидите.
– Рад это слышать.
Я прошел мимо нее и, открывши дверь, с облегчением увидел, что багаж мой высится кучей в углу.
Так я снова вступил в ежедневный круг богослужений, обедов и приятелей, студентов колледжа. Место это по природе своей было таково, что стоило мне обжиться в моих комнатах, и я тотчас почувствовал, как возвращаюсь к своей былой жизни. Я стал искать общества Хорэса Лэнга, знакомого с Биши еще до моего приезда в Оксфорд; теперь мы вместе прогуливались по Темзе в сторону Бинси или же в сторону Годстоу и обсуждали нашего поэта. С тех пор как Биши пришлось покинуть колледж, Лэнг не получал от него никаких известий, и я просветил его относительно наших радикальных сборищ в Лондоне. Весть о скором прибытии мистера Кольриджа, которому предстояло читать лекции в Уэлш-холле на Корнмаркет-стрит, мы встретили не без радостного возбуждения. Я, разумеется, уже знаком был с его поэзией, отчасти по «Лирическим балладам», отчасти в результате собственных моих изысканий в сфере современной политической и экономической науки. Начав читать его эссе в «Друге», я сразу проникся величайшим уважением к его интеллектуальным способностям и – не менее того – к гибкости его ума, которому, казалось, подвластны любые вершины.