Александр Ефимов
Ефимов Александр Владимирович (25.08.1958) родился в Москве. Окончил в 1982 г. МВТУ им. Баумана. В 1986 г. – аспирантуру при вышеуказанном вузе. С 1982 г. участвовал в этнографических экспедициях Лесногородского Клуба Друзей Игры. Является соавтором сборника «Игры Новгородской области». С 1983 г. работал руководителем ракетно-модельного кружка в п. Лесной городок. В 1987 г. организовал в микрорайоне г. Москвы Крылатское клуб юных этнографов КДИ-КНТ «Клуб Друзей Игры – Клуб Народных Традиций». В том же году занимался организацией игротеки в школе № ИЗО. В составе вышеупомянутого коллектива организовал этнографические экспедиции в Рязанскую область, в том числе на родину К. Э. Циолковского – с. Ижевское. По результатам экспедиций опубликован (в соавторстве с Е. А. Ефимовой и Б. В. Горбуновым) сборник «Игры Рязанской области», а также сделаны доклады на первых и вторых Лебедевских чтениях, Виноградовских чтениях. На Циолковских чтениях представлена работа, посвящённая народной игре в творчестве К. Э. Циолковского. Силами клуба в Крылатском возрождены многие праздники и игры, ранее утраченные. На школьных и вышеупомянутых научных конференциях презентовались работы, посвящённые месту игры в традиционном народном празднике и результатам изучения игровой деятельности в Крылатском. По результатам изучения творчества К. Э. Циолковского выполнен цикл работ по прикладному применению воздушных змеев и аэростатов (дирижаблей). Результаты работ представлены на НТТМ (начиная с 2002 г.) и МАКС (официальные участники с 2000 г.) В настоящее время ведётся совместная работа с рядом коллективов по изучению и возрождению забытых игр и праздников, а также по изучению влияния игры на развитие творческих способностей школьников.
Интересная история
На самом деле я боюсь назвать эту историю иначе… До четырёх лет я жил в деревянном доме на улице Курская канава. Сейчас такой улицы даже не существует. На её месте громоздится корпус завода «Серп и Молот». Завод тоже канул в лету. Но не в этом дело. Главное – мы там жили, а летом снимали дачу в Царицыно, у деда Егора. Там было хорошо. Историй и про этот эпизод моей жизни будет масса. Меня там все очень любили. Я был самый маленький, и местные ребятишки за мной ухаживали. С их помощью у меня завёлся своеобразный аквариум: эмалированный таз с рыбками, которых дети отлавливали для меня в местной речке. Речка была с плотиной, как сейчас помню. Ещё у местной детворы было знаменательное дерево. Как говорили, пробковое. И правда, оно было полое внутри и мягкое. Таких, как я, тогда там могло поместиться не менее пяти.
Некоторые эпизоды я знаю только по рассказам родителей.
Ну, например, как на меня напал индюк.
Или как дедушка Дмитрий Петрович ловил попугайчика.
Придётся и этот текст позже дописывать.
Возле плотины и речки – название речки не помню – был холм. Я и мама на этом холме загорали. Вид был прекрасный. Мы сидели на травке. Ну не совсем на травке, а на одеяле, постеленном на травке. И за несколько дней до происшествия мама стала слышать под землёй удары. Мы приходили, сидели… И в последний, точнее, в крайний раз, маме стало тревожно, удары участились… И мы ушли. Правильнее сказать – меня унесли. Только дошли до снимаемой дачи, как раздался грохот, над деревней появился огненный шар, и возник «ядерный гриб».
Началась паника. Взрослые похватали вещи и документы и бросились на станцию… Потом выяснилось – взорвался газ.
А взрыв произошёл как раз на том месте, где мы с мамой загорали. Господь спас. Вовремя ушли.
Как это ни странно, но это место после взрыва до сих пор перед глазами стоит. Всё черное, именно чёрное, и обгоревшие столбы… То ли телеграфные, то ли электрической сети.
Но этот текст я ещё буду дописывать. Уж больно яркие воспоминания, особенно о рыбках и попугайчике.
Крашенки
Моя мама (Ефимова (в девичестве Фомичёва) Александра Сергеевна) рассказывала такую историю.
Деревня Юрятино (её родина; наверное, село – церковь была) горела на её памяти дважды.
Первый раз от их дома сохранились только крест и икона. Во второй раз – маме было пять или семь лет – пожар случился в конце августа.
Было очень жарко, взрослые были на току. Загорелась изба бабушки «со странностями», огонь очень быстро перекинулся на соседние дома, а взрослых не было. В Юрятино остались только старики и дети. Мама побежала к родственнице, монашке, и спросила:
– Что делать?
Та в ответ:
– Освещённые крашенки есть?
Мама:
– Есть, за иконой лежат.
Та:
– Возьми крашенку, «Отче наш» знаешь?
– Знаю.
– Вот с «Отче наш» три раза вокруг дома обеги, да в самое пекло и брось…
Мама рассказывала: – Бегу вокруг дома, а платье короткое, кругом крапива… Я чешусь и повторяю: «Отче наш, Иже еси…» Обежала три раза и побежала в сторону пожара, а огонь уже близко, хорошо дом две большие ветлы защищали. Добежала до пожара и в самое пекло, как мне казалось, крашенку и бросила.
И тут загудело, поднялся вихрь, и огонь повернул вспять…
А на другом конце деревни вышла женщина с Казанской, и огонь ушёл в поле…
Ещё она рассказывала, что, пока пожар не потушили, она, от греха подальше, вытащила из дома сундук.
Так его потом пятеро мужиков в дом несли, а ей было то ли пять, то ли семь лет!
И ещё поросёнок со страху Протву переплыл, и его мужики ловили…
Пожар потушили бойцы-пожарники из Серпухова.
Приехали не быстро, но успели. Деревню отстроили.
И эта история не последняя.
Шаровая молния
Придётся дописывать позже. История колоритнее данного текста. Мама работала в рентгеновском отделении.
После фельдшерско-акушерских курсов маму распределили во вторую поликлинику четвёртого главного управления при Минздраве СССР. Наверное, в 1945–1946 гг. это учреждение называлось по-другому…
Здесь будет тоже много интересных историй. Мама оказывала помощь на дому и ездила делать процедуры к Ляле Чёрной, Жарову и Чиркову. Через некоторое время её направили в стоматологическое отделение. Маме там очень понравилось, сказывалась склонность к технике. Всё-таки по первой специальности она чертёжник. Видимо, из-за этого её предложили направить на курсы рентгенологов. Сначала мама делала снимки только для нужд стоматологов, но потом стала работать и на остальных аппаратах.
Если кто помнит, то рентгеновская трубка требует больших напряжений и токов. Кабели, подходящие к рентгеновскому аппарату, толстые.
По инструкции во время грозы всю аппаратуру нужно было обесточивать. Было это либо за год до моего рождения, либо через год после оного.
Началась сильная гроза.
Мама стала вынимать из розетки вилку рентгеновского аппарата, и следом за вилкой из розетки… вылезла шаровая молния.
Она повисела в кабинете и не спеша выползла в коридор через щель под освинцованной дверью.
В коридоре сидел больной, который ждал приёма.
Его потом откачивали нашатырным спиртом и валерьянкой.
Шаровая молния продефилировала к ближайшей двери, прошла через неё…
И взорвалась на противоположной стороне.
Всё обошлось.
А история осталась.
С чем вас и поздравляю.
Гадюка
В году эдак в 1987-м мы создали детский клуб. В нём было много направлений: был кукольный театр, был наш КДИ-КНТ, был клуб аквариумистов, ещё был клуб психологов, а также зооуголок.
Зооуголок был замечательный! Там жила сова, попугайчики, жабы, тараканы и прочие представители животного мира.
Руководил всем этим многообразием Еськов Сергей Николаевич, если я имя и отчество правильно помню. Еськов работал тренером на велотреке, а до этого служил в ВДВ и был командиром разведроты. Кстати, на наших праздниках его помощь была бесценна, и четырнадцатиметровые качели мы ставили только с его помощью, уж больно ловко он поднимался по верёвке.
Ну так вот. Летом школьники, воспитанники спортивных кружков уезжали в лагерь. Лагерь был в лесу, и там хватало всякой живности.
Дети приметили место, где пряталась гадюка. Сергей Николаевич, после того как ему об этом рассказали, гадюку выследил и, представляете, поймал!
Умел, однако!
Привез её в наш детский клуб.
А в клубе были свободные террариумы. Вот гадюку в один из террариумов и определили и закрыли стеклом.
Прошло некоторое время, и вдруг обнаружили, что гадюка сбежала.
То ли стекло неплотно закрыли, то ли она сама стекло приоткрыла, но так или иначе – сбежала.
Еськов стал её ловить на молоко. Стал ставить блюдечки с молоком возле дырок в полу. И – представляете! – выманил-таки гадюку. Выманил, схватил за голову, но неудачно, левой рукой. Решил перехватить.
И только он стал менять руки, как гадюка извернулась, повернула голову более чем на девяносто градусов и ужалила его в палец.
Сергей Николаевич гадюку в террариум бросил, закрыл стеклом, придавил стекло камнем, а сам стал звонить дочке.
Дочке сообщил, что едет в больницу, а в процессе разговора наблюдал, как его рука, начиная с укушенного пальца, чернеет.
Обошлось. Вовремя ввели сыворотку от укуса гадюки.
А гадюка в террариуме разродилась!
Оказалось, гадюки живородящие. И из неё вылезло аж сто гадючат. И все были уже ядовитые.
Представляете, что бы было, если бы это случилось в подвале дома?! Кошмар!
Гамушка, Болтун и Генриетта
В 1975 году я поступил в МВТУ. И как-то сразу наша группа сдружилась, а ещё выявились общие интересы. Я увлекался аквариумом. Аквариум был ещё у Лёши Власова. К нам прибился Пётр Кимыч и Игорь Гашин по прозвищу Кабан. У Кабана аквариум вроде бы был, а у Кимыча точно не было.
Зато у Кимыча был попугайчик!
Просто удивительный! Правда, простой волнистый и очень крикливый.
А удивительный тем, что в доме у Петра дверь на балкон летом не закрывалась. И попугай вылетал на улицу поорать на воробьёв. Вылетит, а затем обратно в дом. Сядет на жёрдочку – и давай речь толкать. Да так громко и настырно. Прозвали его Болтуном.
Сманил меня и Лёшу Кимыч. Нам захотелось попугайчика. Съездили на птичий рынок. И у меня, и у Алексея появились волнистые попугайчики. У меня зелёный, а у Леши синий (какого цвета был Болтун, надо вспоминать, забыл).
Попугайчик прижился. Назвали мы его Гамлетом. А Лёша своего назвал Генрихом. Подружился с моими родителями. Познакомился с аквариумом. Правда, с балконной дверью мы экспериментировать не стали.
На втором курсе я уехал в стройотряд в Хакасию, в посёлок Тынзебей.
И под конец стройотрядовского лета получил странное письмо с листом, прокусанным попугаем, и фразой: «А Гамушка разговаривает».
Приехал в Москву и не сразу, но убедился, что попугай говорящий.
Говорил он следующие фразы:
– Гамушка хороший!
– Хочешь-хочешь.
– Кашу будешь?
– Ты что делаешь?
– Тетишка хороший!
– Саша приехал…
А ещё очень любил отнимать пуговицы и купался в аквариуме.
Ещё у него была забава – нырять в кольцо, которое мы для него повесили возле зеркала. Зеркало, кстати, тоже сильно его привлекало.
Однажды, после экзамена, мы заехали ко мне отметить успех. Мы – это я, Кабан, Кимыч и Лёша.
Так мой попугай так достал Лёшу, что заставил с рубашки срезать пуговицу. А ещё пытался со стола утащить ножик.
А Генрих оказался Генриеттой!
Поехали мы в гости на малую родину мамы в село Юрятино. Попугая доверили соседке, дали ей ключи. Я заготовил большую кормушку с запасом проса (перевёрнутую бутылку) и такую же поилку.
Вернулись мы примерно через две недели.
Попугай сидел в клетке, очень напуганный, худой и встревоженный. Дверца клетки была открыта.
Мы стали разгружаться на кухне. И тут он нас узнал.
Выскочил в проём открытой дверцы и заявил:
– Здрасьте! Приехали!
Как ставили клизму слону
Я не могу объяснить, откуда я знаю эту историю. Просто теряюсь в догадках. Возможно, если бы были живы родители, ответ бы нашёлся, а теперь спросить не у кого.
Родственники матери (Фомичёвы и Савенковы), а также отца (Колтыревы и Ефимовы) довольно колоритные. Чего только стоит бабушка Мария Алексеевна (Колтырева), которая воспитывалась в семье графа Шувалова и окончила институт благородных девиц. Или дед Сергей Кузьмич (Фомичёв), друживший с будущим генералом Михаилом Ефремовым.
Про Савенковых (семья бабушки Марии Васильевны) я знаю, что её отец был краснодеревщиком, работал сначала в Серпухове, затем в Москве. С его помощью семья и перебралась в Москву. А двое братьев бабушки тоже довольно колоритные. Один работал до войны поваром в Крыму, в ресторане «Ласточкино гнездо». Был очень вспыльчивым, что неудивительно. Обожал же мой дед Сергей Кузьмич кулачные бои. Во время праздников у него даже одежду отбирали, чтоб в драку не лез, так он в одних подштанниках сбегал. Как-то дядя влюбился в девушку, а за ней ухаживал офицер… Так дядя вызвал его на дуэль и дрался на пистолетах. Оба были арестованы. Дядю осудили. Началась война, он попал в штрафбат и погиб.
А другой бабушкин брат, по-видимому, работал в цирке, в цирковом зверинце. Очень любил лошадей, и если был в загуле или ссорился с женой, то приходил в конюшню и ложился спать рядом с лошадьми. И знаете, лошади его оберегали и даже ложились рядом, если в конюшне было холодно.
У слона случился запор. Слон – очень нахальное и злопамятное существо. Посмотрите фильм «Укротительница тигров». Фильм начинается с того, что бухгалтер несёт квартальный отчёт директору цирка. Идёт через слоновник. Останавливается там поговорить с уборщицей, а слон нахальным образом вытаскивает отчёт у бухгалтера и на его глазах его съедает.
Ну так вот. У слона случился запор. Мучается бедолага. Ну просто страдает. Предложили поставить клизму. Как вы сами понимаете, подходящей кружки Эсмарха, или груши, не нашлось. Принесли насос и ведро. Может быть, и не одно. Клизму поручили делать моему дяде и ещё одному работнику цирка.
Как уговорили слона и как он подпустил к себе да ещё и позволил вставить трубку в задницу, я не знаю.
Талантливые были люди. Насос был пожарный, такой – с двуручной качалкой. Возможно, была и пожарная бочка, а не вёдра.
Кстати! И брандспойт очень удобно в задницу вставлять…
Стали качать. Слон напрягся. Лекари решили подождать. Вынули трубку…
И, наконец, свершилось! Вот только лекари, и дядя в том числе, не успели увернуться. Всё, что вылетело из слона, попало на них, окрасив в приятный цвет детского поноса.
А из слона продолжало извергаться. Наконец, вылетело то, что стало причиной запора, – части корзины, в которой приносили слону фрукты.
Сожрал вместе с фруктами, наверное, очень вкусные были…
Картошка в мундире
Начнём с довоенного времени. Шура (моя мама, Александра Сергеевна, девичья фамилия Фомичёва) была младшая в семье. Мария была средняя, старшим был Виктор. Младшие, по своей Наташке знаю, самые озорные и всюду лезут. Главным образом из-за того, что их опекают старшие. Вот и Шура попадала во всякие истории: то ей во время игры в лапту нос расквасили, да так, что пришлось к врачу везти – кровь останавливать; то приходилось её от быка спасать…
Виктор купил велосипед. Шура, естественно, его угнала. Знаете, как младшие ездят на больших велосипедах? Они не садятся на сиденье, а продевают правую ногу через раму. Так, скособочась, и едут. Управлять только неудобно. Село Юрятино состояло из двух улиц, расположенных буквой «Г». Обе улицы выходили к мосту через р. Протву, а посередине улицы, где был дом Фомичёвых, находился пожарный пруд. Вот Шура в него и въехала. Остановиться не могла, не умела, да и Виктор бежал за своим сокровищем, ругался и размахивал пучком крапивы. Шуру из пруда выловили, повели сушиться, а велосипед вытащили багром.
Семья переехала в Москву, Мария и Виктор обзавелись семьями, а Шура осталась у родителей, Марии Васильевны и Сергея Кузьмича. Так что хозяйством занималась её мама, а Шура училась сначала в школе, а потом в училище на чертёжника.
После начала ВОВ стала переучиваться на медика и одновременно работать в госпитале им. Бурденко. Готовить только так и не научилась, всё за маминой опекой жила…
Закрепили за мамой уже немолодого раненого солдата. Он уже был не «тяжёлый», но ходить ещё не мог. Подзывает он к себе маму:
– Дочка, вот тебе три картошины, ты на кухню сходи и отвари их в мундире.
Мама картошины взяла, спустилась на кухню и стоит: не знает, что делать. Повариха увидела и подошла к ней:
– Тебе чего?
Мама:
– Вот, раненый три картошины дал, сказал, чтоб в мундире отварила. А я не знаю как. Мне что – рукав от шинели оторвать и в нём варить?
Кухня смеялась не менее часа.
Поварихи потом объяснили – нужно просто не чистить картошку, а так, в кожуре, и варить. И это лишнее доказательство того, что сестрички совсем девчонки были, а дома готовили мамы.
Моряк Мишка
Маме Шуре очень нравилось ассистировать на операции. Особенно готовить хирургические инструменты. Разбирать, стерилизовать, подавать их по команде хирурга. Эта любовь к инструментам появилась ещё на заводе, когда она работала чертёжницей. Очень нравилось вычерчивать различные детальки. И уже после войны эта страсть продолжилась. Работала в стоматологии, тоже инструменты готовила.
Но это отступление. Операции были разные. Сложные и не очень. Перед операцией раненому делали наркоз, по-видимому хлороформом. Сначала небольшую дозу. А потом основную – «рауш», кажется, назывался.
Реакция на начальную дозу была у всех разная. Некоторые лезли драться. Таким сразу давали основную дозу. Был один случай, когда раненый после первой дозы наркоза стал объясняться хирургу в любви. Хирург сказал: «Пусть спит».
А в этот раз привезли крепкого солдатика, операция была сложная, но он был в сознании. Что-то извлекали, осколок или ещё что. Дали начальную дозу наркоза, и больной запел:
Хирург говорит:
– Пусть допоёт…
Так до конца песню про моряка Мишку и дослушали.
Со мной, видимо, под впечатлением от рассказа мамы, такой же случай был. Мне аппендицит резали, а его прозевали, и он был гангренозный. Так я тоже пел. Как потом сестра сказала, пел, но очень тихо и не про моряка Мишку, а «Бригантину».
Были и менее романтические случаи. Делали операцию по ампутации конечности, ноги. Шура готовила инструменты, в том числе и пилу: кость перепиливать. Её подружка должна была держать ногу.
Операция идёт своим чередом. Подружка ногу держит. От кости отделяют мышцы, кость перепиливают, и нога остаётся в руках сестрички…
А та валится вместе с ногой в обморок.
Один беременный пришёл, или Рентгенологи шутят
Профессиональная речь очень часто для постороннего смешна. Например, у нас, инженеров, разъём – папа-мама, передняя и задняя бабка, червячная передача…
А рентгенологи ещё и медики. В рентгеновском кабинете часто стоит скелет, одетый в белый халат и шапочку. Называли его Иваном Иванович. Если его, проходя мимо, задеть, то он начинал покачиваться и издавать слабые звуки.
Пришла пациентка на обследование, вроде бы такое обследование называется томография, а устройство – томограф. Ей сказали лечь на кушетку, точнее, на стол томографа, а проходя, задели скелет. Больная его заметила и спросила:
– Со мной что – то же самое будет?
А врач или техник ей в ответ:
– Да что вы! Мы вас просто по слоям порежем.
Была техник-рентгенолог Евдокия, Евдоха, по прозвищу Колдуняка (если ошибся, поправлю). Жила она за городом. И вот однажды пришла на работу вся мокрая и рассказывает:
– Проклятый сапожник сделал скользкие набойки. А тут ещё асфальт полили. Я иду и чувствую, что ноги скользят, а впереди лужа. Так вот я к этой луже подошла, встала на колени, закинула сумку на спину и больным глазом, на котором ячмень вскочил, как в эту лужу ткнусь!
Коллеги посмеялись и помогли ей привести себя в порядок. И она приступила к работе. Взяла со стола историю болезни. Выглянула в коридор. И говорит:
– Надо же – кости есть, а больного нет.
А из проявочной доносится:
– Кто так неаккуратно проявляет? Все кишки поцарапали.
Направили врача и техника делать снимки в психиатрической лечебнице. Делали флюорографию, или просвечивание. Поставили больного за экран. Включили аппарат. Врач водит экраном, а изображения нет. Включили свет, а больного нет. Вверх посмотрели, а он, как обезьяна, висит на толстенных кабелях, идущих к аппарату.
Направили группу в дружественную Индию. Уже врач рассказывал:
– Приходилось всегда рядом с собой ватку, смоченную спиртом, и зажигалку держать. Свет погасим в проявочной, и через некоторое время слышно шипение. Зажигаешь вату и бросаешь по направлению шипа. И точно – змея. Если правильно бросил – уползёт.
Приехала работать армянка. Наверное, стажировалась.
Врач сказал:
– Посмотрите – пациенты есть?
Та выглянула. Поворачивается и говорит:
– Один беременный пришёл.
Ржавое железо, или Искусство сдавать экзамен
В 1946 году, после окончания ВОВ, сестричек, работавших в госпитале им. Бурденко, распределили по поликлиникам. Тем более что к этому времени большинство из них окончило фельдшерско-акушерскую школу.
Мама была на хорошем счету и с такими же сестричками-подружками была распределена в «ЛечСаноПро-Кремля», т. е. в кремлёвскую поликлинику, в отделение помощи на дому.
Работать в данном отделении было интересно, но хлопотно. Хотя наша соседка – Римма Симонова – всю жизнь там проработала. Дважды попадала в автомобильные аварии. В больнице лежала.
Маму Бог миловал, а в году эдак 50-м ей предложили перейти в стоматологию.
Кстати! Тоже очень была интересная работа. Правда, мама работала не врачом, а техником, т. е. готовила инструменты и смеси для пломб.