Мария Данилова
Данилова Мария Матвеевна родилась 23 июня 1957 года в селе Шея Сунтарского района Якутской АССР. В 1974 году окончила Шеинскую среднюю школу. После школы работала в совхозе «Эльгяйский» рабочей. В 1977 году поступила в Якутский сельскохозяйственный техникум. Получив диплом агронома-луговода, работала по специальности в совхозе «Дюпсюнский» Усть-Алданского района. Потом работала в сельском клубе родного села Тюбяй Сунтарского района уборщицей, в то же время была начальником агитационного пункта. С 1981 по 1984 годы работала воспитателем, няней в интернате, библиотекарем, пионервожатой, учителем истории в родном селе. С 1984 года работала учителем родного языка и литературы в разных сёлах Сунтарского района. В 1987 году окончила Якутский государственный университет по специальности «филолог, преподаватель якутского языка и литературы». Стаж работы по данной специальности – больше тридцати лет. Была депутатом на-слежного совета в течение четырёх лет. Сейчас на пенсии, живёт в селе Тюбяй. Дважды награждена Почётной грамотой Министерства образования Республики Саха и один раз – Российской Федерации. Отличник образования Республики Саха (Якутия).
Пишет сказки, стихи, олонхо для детей, пьесы, прозу на русском и якутском языках. Член Интернационального Союза писателей с 2019 года. Член Союза писателей Северной Америки с 2021 года. Получила поощрительный приз на конкурсе драматических произведений Республики Саха, посвящённом 100-летию А. И. Софронова – Алампа. Заняла первое место на республиканском конкурсе рассказов для детей на русском языке в 2018 году, третье место – на республиканском конкурсе стихов о городе Якутске. Лауреат конкурса имени Бориса Богаткова (2018 г.). В 2021 году заняла первое место на республиканском конкурсе рассказов.
Три сказа Маайыстыыр
Это было не так давно, но годков эдак тридцать-сорок назад. Двенадцатилетняя Василина жила с родителями на далёкой ферме. Эта ферма находилась в двадцати километрах от посёлка, в котором жило основное население. На ферме жили семьи двух доярок. Их мужья работали пастухами, а дети помогали родителям: присматривали за младшими, пригоняли коров, кормили телят, доили коров.
Был разгар короткого, но жаркого лета. Повсюду цвели цветы, росли травы, зеленел лес. Птички пели в лесу. Солнце палило вовсю, и всем хотелось искупаться в прохладной воде. Был дед Ефим, который мог присматривать за двумя маленькими детьми детсадовского возраста, и более старшие ребята во главе с Тимкой решили идти на речку, которая находилась за лесом.
Девочки, как всегда, опаздывали, и нетерпеливые мальчишки сами побежали вперёд со старым глуховатым псом Барбосом, которого не брали с собой даже пастухи. А почему назвали Барбосом, и не спрашивается теми, кто в своё время смотрел фильм с Юрием Никулиным. Он уже не годился ни на охоту, ни на дальние поездки. Барбос любил детей, повсюду гнался за ними, облизывал младшеньких, был счастлив, когда чья-то рука касалась его лохматой шкуры.
Василина с Анькой заплели свои косы: одна светленькая, другая тёмненькая. Василина была рослая, крепкая на вид девочка, а Анька была низкорослой и худенькой, поэтому казалась младше, хотя ей было уже четырнадцать лет. Девочки надели купальники, привезённые из Москвы тётей Мариной, поверх которых надели светлые, одинаковые по цвету сарафанчики с бретельками и побежали по тропинке, ведущей к реке.
Тимка, Санька и Петька уже спускались к реке, как вдруг услышали рычание Барбоса. Перед собакой стоял огромный медведь. Мальчишки обмерли от испуга. Первым опомнился Тимка. Он закричал:
– Побежали!
И мальчики пустились за ним вдогонку. Задыхаясь от внезапного быстрого бега, Тимка не переставал оборачиваться. Лай собаки и рычание медведя слышались уже в некотором отдалении. Он остановился и крикнул пробегающему мимо Петьке:
– Беги быстро! Пусть девчонки идут обратно! Предупреди деда и заприте дверь! Я пойду к пастухам.
– Я с тобой! – крикнул Санька. И они оба бросились по другой тропинке.
Петька увидел идущих девчонок и заорал:
– Там медведь! Идите обратно!
Девочки недоверчиво посмотрели на него, но вид испуганного насмерть брата поверг их в ужас, и они с воплями: «Медведь! Медведь!» – понеслись обратно. Они с криками прибежали на ферму, и все заперлись в доме. Дед Ефим достал ружьё.
Во дворе фермы, наверное, спасаясь от гнуса, отстал от коров бык Огонь с телятами. Людям было не до них. Бык ещё до прихода людей встал и нетерпеливо перебирал ногами, разбрасывая вокруг себя золу от пепелища: здесь люди сжигали старый засохший навоз, чтобы отогнать всякий гнус от себя и от животных. Телята тоже начали беспокоиться, мычали тоненькими беспомощными голосами.
Земля как будто содрогнулась от рёва страшного зверя, и тоненько завизжал где-то близко пёс от невыносимой боли. Дед Ефим загнал девчонок с младшими в подпол с одеялами. Подвинул туда тяжёлый сундук. Закидал туда железок. Сам устроился у окна, откуда был виден весь двор. Вынул осторожно одно нижнее стекло, высунул оттуда ружьё, подготовил патроны. Бык двинулся в лес. Там начали ломаться деревья, и рёв быка и рычание зверя внезапно прекратились. Дед Ефим прислушивался долго. Потом увидел окровавленного шатающегося быка – он шёл как бы весь в огне, его красная шкура лоснилась от крови на солнце. Бык упал на две передних ноги, потом голова упала набок, и он весь перевернулся, высунув язык.
Дед не выдержал и вышел во двор, запер дверь. Подошёл к быку и постоял в некоторой задумчивости. Следы когтей зверя вызывали содрогание, бык умирал. Но Ефим перекрестился и осторожно двинулся по кровавым следам быка. Подойдя к лесу, он увидел медведя, который лежал пластом, не выдавая признаков жизни. Для острастки дед прицелился и выстрелил в голову. Огромный зверь был мёртв. Дед пошёл дальше и увидел Барбоса, с которым он охотился в последние годы. Старик погладил уже неживую голову своего любимца, и слеза скатилась по морщинистой щеке…
Дети похоронили пса Барбоса на берегу речки, где он любил лежать, пока они купались. А быка Огня сожгли с почестями взрослые…
Жил-был в далёком-далёком якутском селе учитель. Его и селом-то назвать нельзя: это была всего одна изба. В те времена якуты жили далеко друг от друга, разбросанные по аласам и сенокосным угодьям, потому что занимались скотоводством. А зима в Якутии долгая. Восемь, а то и девять месяцев в году надо кормить скот сеном, заготовленным за короткое северное лето. А возить много сена на лошади, когда не было тракторов, было очень сложно. И вот они селились в зимнее время в тех местах, где летом косили сено и стоговали. А летом жили около пастбищ. Даже они были так далеко друг от друга, что косари оставались ночевать в зимниках вдали от семьи.
Учитель был очень-очень молодой, всего семнадцать лет. Это был жилистый, привыкший к деревенскому тяжёлому труду паренёк. Тогда было совсем мало образованных людей, и назначили его, окончившего всего семь классов, учить начальные классы. Учеников было чуть больше двадцати. Школа была открыта в доме зажиточного крестьянина, которого раскулачили и отправили в тюрьму. В те времена дома строились вместе с хлевом, чтобы лишний раз не бегать в лютый мороз, ухаживая за скотом. Да в лихие года разбойники могли увести скот, ограбить незаметно.
В дальнем углу деревянного приземистого дома стоял смазанный глиной камелёк, который освещал и грел в холодные дни. Там же готовили и еду в железных котелках. Так как в школе не было скота, в просторном хлеву стояли нары для детей, которые жили далеко от школы и не могли каждый день ходить из дома. В очень холодные дни почти все дети оставались ночевать здесь. Учитель ночевал здесь в отдельной комнате, и с ним детям было не так страшно.
Все дети любили и уважали своего молодого учителя, поэтому на уроках сидели тихо, лишь поскрипывали перья ручек или шуршали страницы книг. Они ходили с ним в ближайший лес готовить дрова для камелька, ставить силки для зайцев. Была у них старая-старая, вся побелевшая лошадка, на ней ездили за провизией и мальчишки возили дрова, лёд. Лёд растапливали, и была готова чистая вода для питья. В огромных берестяных вёдрах таял белый снег. Девочки мыли полы, рубашки мальчишек и свои платья в редкие погожие дни, готовили простую бесхитростную еду. Девочки ещё мяли шкурки зайцев и делали из них тёплые куллуку – что-то похожее на кожаные носки с мехом. Куллуку были очень тёплыми, и ноги детей не мёрзли от долгого сидения за столом. Все дети были одеты в летние торбаза, и эти меховые носки были очень кстати. Всему этому учил их учитель.
Осенью ходили в лес за спелой брусникой. Когда на озёрах стал крепнуть лёд, они ещё занимались рыболовством. Учитель сходил за неводом куда-то, и они смогли выловить карасей. Учитель иногда уезжал за провизией, родители и колхоз выделяли для них еду. Еды было мало, потому что была война. Ездил учитель иногда с детьми, чтобы они могли повидаться с родными.
Однажды, когда они ехали на санях от дальнего аласа, на дороге появился огромный волк. Дети испуганно притихли. Учитель попридержал захрипевшую кобылу одной рукой, а другой достал нож, который носил всегда с собой. Волк приготовился к прыжку, блеснул нож. Опомниться не успели, как окровавленный волк уже лежал в снегу, а учитель успокаивал лошадку. Из шкуры волка девочки сшили шапку для учителя и ещё для нескольких детей.
Еды становилось с каждым холодным днём всё меньше и меньше. И однажды учитель приехал с пустыми руками. Голодные, исхудавшие дети смотрели на него с надеждой. Он лёг на свои нары и уставился в потолок. Дети стояли вокруг и смотрели на него. Он посмотрел в их глаза, сел и поманил к себе двоих более крепких и старших мальчишек. Они оделись и вышли во двор…
Появилось мясо на каждый день. Так жили они и учились целый месяц. Никто к ним не приезжал, и никуда они не ездили. Наступала весна. В один из таких дней к ним приехали люди в тулупах и на санях. Они что-то искали, видимо, ничего не нашли, но забрали с собой избитого учителя без шапки… Шапку он передал Петьке для его сестры Майыс.
Дети остались одни; те, которые жили близко, разбрелись по своим домам, некоторых забрали родители. Остались лишь осиротевшие за войну дети… Они ждали своего учителя. Мальчик, который был всегда с учителем, принёс остатки мяса, шкуру лошади. Но и они кончились…
Другой мальчик, который ушёл со старшей сестрой, тосковал по своим оставленным друзьям и слышал, что все они умерли от голода и были похоронены там же. Он вырос и помнил о них, помнил своего первого учителя… Когда ему исполнилось пятьдесят лет, решил пойти в ту школу, где учился. Долго ли, коротко ли шёл он лесными тропами, но он приехал туда на коне. На коне железном – мотоцикле. Все говорили, что в доме призраки умерших детей, и никто не решался переночевать в нём.
Но он зашёл, дверь даже не скрипнула. Всё стояло как тогда: скамейки, столы, учительский стол, стул. На нём – колокольчик. Он постоял в задумчивости, сел на учительский стул и позвонил в колокольчик… Маленькие дети с красными звёздочками на груди сели перед ним и исчезли. Он повертел, рассматривая, колокольчик. Да, это тот самый. Потом подумал и пересел на скамеечку, надеясь увидеть учителя. Но он не появился, лишь лучи солнца освещали классную доску, которая была как новая, и на ней было написано «Первое сентября» и буква А. Он услышал сзади шорох и оглянулся.
Ему вновь показались детские лица, выглядывавшие из хлева, он даже узнал их. Они манили его вглубь жилища. Он встал и вошёл в хлев. Стояли так же нары, но в заднем углу их не было. На стене были прибиты какие-то серые тряпочки. Он потрогал одну и понял, что это октябрятские звёздочки, которые сделал для них учитель из картона и кумача. Он помнил и хранил свою. А под звёздочками были написаны имена двух девочек и двоих мальчиков. Над третьим мальчишеским именем не было звёздочки. Пётр понял: взрослые похоронили его вместе со звёздочкой во дворе – он видел там могильный крестик. Постоял и в проёме двери увидел фигуру мальчика и различил еле слышный шёпот: «Мы ждали своего учителя вместе и всегда должны быть вместе. Похорони меня с ними…»
Не выполнить последнее желание своего друга не посмел. Пётр вышел во двор и нашёл лопату, быстро перерыл могилку и перенёс маленькое тельце, завёрнутое в тряпицу, в хлев, похоронил рядом с другими Мишку. Оторвать звёздочку от полуистлевшей рубашки он не смог бы, но звёздочка сама оторвалась и выпала возле дверей. Он прибил откуда-то появившимся гвоздиком пятую звёздочку. Она сохранила свой красный цвет под землей, и казалось, что она горела и звала куда-то…
Пётр Иванович работал следователем и, применив старые связи, нашёл в архиве дело своего учителя. Он обвинялся в уничтожении вверенного ему школьного имущества в виде двадцатилетней кобылы по кличке Бээгэй (Карлик). На допросе учитель сказал, что кобылу задрали волки. А Пётр, Петя, знал, как дело было.
Они отвели Карлика далеко в лес по снегу, учитель завязал глаза лошади и сказал: «Дети, я не хочу убивать нашу лошадку, но надо. Вы и я голодны, нам нужно мясо, чтобы выжить. Я убью лошадь, и меня, наверное, отправят в тюрьму за несохранение школьного имущества. Но главное – вы останетесь живыми. Я хочу, чтобы вы встретили своих отцов и братьев с победой. Отвернитесь и стойте там». И мальчишки стояли за высокой толстой лиственницей и тихо плакали. Затем они услышали падение чего-то большого, грузного на снег и хрип лошади. Через некоторое время учитель позвал их. Они втроём сняли шкуру с лошади, при виде привычного мяса как-то повеселели. Учитель как-то собрал кровь с лошади в одно место. Они потом с девочками делали кровяную колбасу. Они весь день таскали тяжёлое мясо по снегу на еловых лапах. Ещё повесили в мешках на дерево…
Учитель был сослан в тюрьму, оттуда – в исправительный лагерь Н. и умер там. Ближе к осени Пётр Иванович решил поехать туда, чтобы как-то найти последнее пристанище учителя и поклониться его праху.
Он купил цветы в аэропорту и с удовольствием заметил, что многие тоже покупают. Но покупали в основном женщины и подростки. Приближалось Первое сентября. Сел в самолёт и заметил рядом седовласого мужчину, который тоже прижимал к себе букет. Пётр не привык знакомиться с чужими людьми просто так, обычно он задавал вопросы посторонним только по службе. Во время полёта он уснул и проснулся только после приземления.
Это была гористая местность, здесь добывали какую-то руду, необходимую для государства. Голубые горы… Все так говорят, но здесь они были серыми – да-да, серые горы, как и его грустные мысли. Кое-где росла трава и придавала живости этой безрадостной картине. Добраться до лагеря из аэропорта было нелегко, но он доехал туда. Ходил среди безымянных могил, почти сравнявшихся с землёй, пока не заметил на пригорке возле большой горы тёмный гранитный валун. Он решил идти туда, чтобы избавиться от мучивших его горестных мыслей по поводу того, что не смог найти могилу своего учителя. День был тёплый, ясный, с лёгким ветерком. Он положил цветы на валун и присел тут же. Опытный взгляд обнаружил, что камень вынут из-под земли и земля возле камня не грунтовая. Он понял, что это могила, причём к нему шла тропа, по которой часто ходили. И он встал с камня. К нему шёл седой мужчина, с которым он летел сюда. Они поздоровались. Пётр рассказал о цели своей поездки.
– Учитель, говорите… Здесь был один учитель. Это его могила. Это мы похоронили его здесь. Между прочим, он был похож на вас. Он был молодой совсем, мальчишка. Мы тоже были молоды, но безграмотны по разным обстоятельствам, в общем – казанские сироты, воришки мелкие… А он учил нас писать и читать… в тюрьме, в этом дьявольском лагере. Нас били, калечили, надрывали на работе. А он нас учил, учил не просто так… Учил людьми быть при любых обстоятельствах. И мы, выйдя отсюда, встали на ноги, как он мечтал. А вы откуда?
– Из Якутии, село Арылах…
– Да, он был оттуда. Он даже пел часто Арылах. Видно, тосковал по родине… Вспоминал своих учеников, часто Мишку и Петьку.
– Петька – это я. Мишка умер тогда.
– Жаль. А то бы встретились… Почти все мы стали учителями, как и он, а вы?
– Я следователем был. Вот вышел на пенсию и решил найти последнее пристанище учителя.
– Да… Настоящие учителя – это настоящие люди, люди с большой буквы. Для нас примером всегда был и будет он, наш учитель. Здесь мы не озлобились, мы просто научились прощать… Он был таким… Безобидный человек… Его тоже часто били, били нещадно, до потери сознания… Но после того, как мы смогли донести письмо высокому начальству, здесь сменили руководство лагеря, и новые начальники уважали его, хотя это были бывшие фронтовики. И это они разрешили похоронить его здесь. У него что-то было с желудком, умер как-то быстро.
– Мы голодали, но он ещё хуже… Он отдавал нам своё последнее… Тощий был, но жилистый. Часто пил чай, но не ел… Видимо, это и сказалось… Но боюсь, что побои сделали своё недоброе дело… Мы его долго ждали, думали, его отпустят, он был хороший, добрый человек…
– Да, его дело было пересмотрено. Через месяц его должны были отпустить… Но, видимо, судьба такая… Он так хотел поехать домой, в Арылах… К нему не приходило ни одно письмо, как и нам… Но он писал. То Петьке, то Мишке, то кому-то. Никто не ответил.
– Мы не получали письма, странно.
– Ничего странного, цензура, наверное, постаралась. Ещё он писал любимой девушке Маис… Он нам много рассказывал о ней. Это был идеал земной женщины для нас. Я до сих пор представляю её чёрные косы, карие глаза, белое личико… Странно, но таких большинство из нас и выбрало в жёны.
Они ни разу не целовались, просто держались за руки. Но он и она понимали друг друга без слов. Он говорил, что она будет ждать его до конца своей жизни. Учитель был уверен в этом.
– Маис, Маис… Да, как я не догадался сразу, – это моя старшая сестра Мария. Так на якутский лад зовут некоторых. Майыс – так будет правильно – училась в школе вместе с ним, стала учительницей, не вышла замуж. Так и жила одна около того места, где мы учились… Да, это она… Точно… Я видел у неё его портрет и шапку.
– Говоришь, жила… Сейчас её нет?
– Да. Я недавно приезжал на её похороны и навестил свою старую школу.
– Значит, ждала его до конца своей жизни, как он и сказал…
Это было в далёкое и не очень далёкое советское время. Я, студентка сельскохозяйственного техникума, собралась на новогодние каникулы домой в далёкий район Сунтар и сидела в аэропорту города Якутска. Пятидесятиградусные морозы с туманами и без туманов стояли в те дни. В то время большим уважением пользовались герои труда, и ночью почти пустой самолёт улетел с орденоносцем – дояром Владимиром Африкановичем Михайловым. Имя его запомнила из-за странного отчества. Поэтому, опасаясь, что следующий самолёт вылетит туда тоже ночью, решила переночевать в зале аэропорта.
Время тянулось медленно, знакомых почти не было. Старшая сестра Анна снабдила меня провизией: десяток сваренных вкрутую яиц, столько же пирожков. Буфет в аэропорту работал из рук вон плохо.
Нескончаемые очереди злили всех. Поэтому я доставала пирожки и яйца по мере появления сигналов от проголодавшегося желудка.
От нечего делать присматривалась к другим пассажирам. Напротив меня сидела старушка, похожая чем-то на мою мать. Особенно бросалась в глаза её одежда: большой клетчатый платок, чёрный велюровый полушубок, такие же чёрные валенки. Я поздоровалась, когда она обратила внимание на мою персону. Разговорилась с ней. И она рассказала мне эту похожую на сказку историю, которая помогла скоротать ту зимнюю тёмную ночь в аэропорту…
У них, где-то под Новосибирском, растут прекрасные, стройные голубые ели. И жили там, в лесном кордоне, муж с женой. Муж был лесничим, охранял эти леса с необыкновенными деревьями. Но однажды исчез во время снежной бури. Следов обнаружить не удалось. Вместо него жена стала работать лесником…
Однажды она шла на лыжах по лесу и услышала детский смех. Женщина удивилась: вокруг не было ни жилья, ни дорог. Подумала, что просто устала и ей всё это мерещится. Но она всё-таки остановилась и стала прислушиваться. Смех и детский лепет тронули её душу, сердце не забыло умершего в младенчестве сына. Повернув туда, лесничиха увидела сидевшего на сугробе голого малыша, который играл с искрящимся на солнце снегом. Она подошла и протянула руки к ребёнку. Дитя посмотрело на неё голубыми, как небо, глазёнками и тоже потянулось к ней. Вокруг него не было следов…
На это странное обстоятельство она не обратила внимания. С ней был ребёнок, которого жаждала её материнская душа. Люди подумали, что она родила от какого-то заезжего охотника. Мальчик был весь беленький, но волосы были чёрными, а глаза голубые-голубые, даже искрились голубым цветом. Мать назвала его Снегуром. И, конечно, впоследствии он вырос красавцем. Он уже стал десятиклассником, заканчивал школу. У него было много странностей: любил зиму, холод, легко одевался даже в студёный мороз, летом сильно худел, потел… Но все таяли под небесно-голубыми глазами…
Но однажды зимним вечером случилась пурга, и Снегур не приехал домой. Он заблудился. Долгих три дня бушевала пурга, и женщина выходила из дому, кричала, звала сына. Она успокаивала себя тем, что сын задержался у кого-нибудь и не приехал из-за пурги. Но на третий день через пургу она всё-таки добралась до деревни, где учился сын. И узнала, что сын три дня назад ушёл на лыжах. В деревне, в школе думали, что Снегур добрался домой. Узнав о его исчезновении, все всполошились, стали искать.
Женщина вернулась домой уставшая, поздно вечером, и легла на кровать, не затопив печку. Она заболела. Сквозь сон она видела, как кто-то заходит в дом и топит печку.
– Снегур? Где ты был эти три дня? Я искала и звала тебя…
– Да, это я, мама. Услышал твой зов и пришёл. Спи. Я затоплю для тебя печку, ты заболела.
– Я сама. Ты же боишься огня.
– Не надо, мама. Я сделаю это для тебя. Я люблю тебя, мама…
Наутро она проснулась и увидела на полу большую лужу и одежду сына…
Пришли люди, искавшие Снегура. Они удивились, что вся одежда, в которой он ушёл из школы, висит и сохнет в избе, а возле дома какая-то глыба льда в снегу.
Женщина лежала на кровати, бредила, разговаривала с кем-то, прижимала к сердцу жёлто-апельсиновый шарф. Мальчики, которые учились вместе со Снегуром, знали, что его связала самая красивая девочка класса, Снежана. Люди вывезли женщину в больницу, где она вылечилась и попросилась обратно в тот лес, но работать лесником уже не могла, поэтому она жила в своей старой избе, а рядом построили новый дом для молодого лесника…
Таков был печальный конец этой истории. Но я очень удивилась, когда увидела тех, кто приехал провожать её. На меня глянули голубые-голубые, озорно искрящиеся глазёнки её внучки…