Мы с братом собирали яйца и рубили курам головы в течение года. А затем оказались в Канога-Парк, на Оуэнсмаус-авеню, в доме 7308, где воссоединились с матерью и сестрой. Дом требовал либо серьезного ремонта, либо просто сноса. Положительной его стороной были солидные размеры. Чтобы снизить расходы на аренду, мать сдала каким-то людям два небольших коттеджа, стоявших на придомовом участке, и еще две комнаты в самом доме. Арендаторами были средних лет холостяки, переживающие далеко не лучшие времена. Все они пользовались туалетом, стоявшим во дворе с задней стороны дома, а место для мытья должны были искать себе сами. Мы никогда не спрашивали, где они принимали душ.
Впрочем, один из жильцов все же договорился с матерью, что будет раз в день принимать душ в ванной внутри дома. Каждый день в три часа дня мы открывали заднюю дверь, через которую можно было проникнуть в ванную комнату, для «мистера Чистюли», чтобы он мог помыться, побриться и проделать все манипуляции, которые сочтет необходимыми. На это ему отводился ровно час. Это означало, что мы должны были заранее позаботиться, чтобы с трех до четырех никому из нас не приспичило в туалет.
Деньги, получаемые с жильцов, а также зарплата матери, работавшей в фотоателье в универмаге «Джей-Си Пенни», покрывали большую часть аренды, но не всю. Мой брат подрабатывал в расположенном по соседству от дома магазине готового платья. Я время от времени тоже добывал кое-что случайными заработками. В общем, мы с Кимом вносили свою лепту в общий котел.
В средней школе я какое-то время занимался распространением местной газетенки, «Канога-Парк-кроникл». Работа была своеобразная. Моей задачей было любой ценой всучить людям очередной номер издания. А уже затем, в конце месяца, я объезжал жителей городка и, стуча в дверь, пытался взять с них плату. Лишь немногие из них соглашались отдать 3 доллара 10 центов за газету, которую они не выписывали и которая была им не нужна. Те, кто все же рассчитывался со мной, делали это лишь потому, что им было жаль меня.
Я объезжал каждый дом в пределах квадратной мили, считавшейся моей территорией. Бессчетное количество раз мне говорили:
– Прекратите доставлять мне эту дрянь. Мне надоело видеть эту никчемную газетенку около двери и всякий раз наклоняться, чтобы бросить ее в мусорный бак.
– Ладно, – отвечал я. – Давайте сделаем так. Вы оплатите ее доставку за последний месяц и больше ее не увидите.
– Да ведь я ее не выписывал, черт побери!
То, что мне постоянно приходилось навязывать людям то, что было им совершенно не нужно, лишало меня остатков уверенности в себе. Как же я мечтал избавиться от этой работы! Кроме всего прочего, она отнимала у меня слишком много времени, и я боялся, что из-за этого не смогу добиться, чтобы по окончании средней школы мой средний балл был на уровне С[4].
В конце концов я решил, что буду доставлять газету только приятным людям, которые мне сочувствовали. Остальные номера, целую пачку, я попросту выбрасывал в мусорный контейнер неподалеку от дома. Подходя к контейнеру, я всякий раз осторожно оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что меня никто не видит, а затем поднимал крышку и совал туда газеты. Сделав это, я как ни в чем не бывало уходил.
Какое-то время схема работала безотказно, но затем… наступила расплата. По всей видимости, сотрудники компании, занимавшейся вывозом мусора, обратили внимание на то, что кто-то выбрасывает целые кипы свежих номеров газеты. Они позвонили в редакцию, где, разумеется, без труда вычислили, кто именно это делал. Мой босс позвонил мне домой и устроил мне разнос. При этом он несколько раз употребил слово «воровство». А затем сообщил мне, что я уволен.
После того как он отключился, я еще некоторое время стоял, держа телефонную трубку около уха. Меня жег стыд, но в то же время я ощущал и некоторое удивление. Мне было понятно, что мои действия заслуживают осуждения, но то, что их можно было квалифицировать как воровство, у меня все же не укладывалось в голове.