Платон Степанович с детства любил ездить на электричках. Погода стояла чудесная. Вот он и решил отправиться в Подмосковье в рамках придуманной им программы «Турист в собственном городе». Он подышит воздухом, съест шашлык, понаблюдает за жизнью людей в частных домах, а заодно отыщет дом Жанны. Сунув Викторию Олеговну в переноску, он вызвал такси и отправился на вокзал.
Собака вела себя хорошо. Под стук колес она мирно дышала, высунув язык. А как только ее отпустили на травку, начала знакомиться с окружением и другими четвероногими. За пару часов Платон Степанович обсудил с другими собачниками здоровье шерстяных друзей, шумность в районе, наличие догхантеров и других опасностей. Потом он сходил в кафе и с удовольствием пообедал. Тем, кто интересовался, что он забыл в Подмосковье, Смородина отвечал, что думает приобрести недвижимость в этом районе и приехал осмотреться.
Район с загородными домами располагался недалеко от вокзала. С виду это были чеховские дачи, утопающие в зелени и цветах. Казалось, что в такой обстановке не может произойти ничего плохого. Прямо перед Смородиной шел худенький молодой человек в пижаме с капюшоном. Он разговаривал по телефону.
– Мне нужен покой! Свежий воздух и простые люди. Я пью яйца и распеваюсь, так что кувыркайтесь там со всем этим без меня, – донесся до адвоката голос парня.
Когда Смородина обогнал юношу, они переглянулись. Молодой человек оказался значительно старше, чем выглядел со спины. У него были ангельские глаза с длинными пушистыми ресницами. Главным на его лице были огромные, скульптурные, похожие на цветок губы, которые, кажется, не смыкались полностью. У Смородины возникло ощущение, что он их где-то видел.
Херувим свернул к одному из домов. Платон Степанович обратил внимание, что на этом участке у самого забора стояла желтая свежесрубленная постройка, из которой доносилось кудахтанье. От этого дома с курятником исходило ощущение уюта и благополучия. Он присел на скамейку поблизости, чтобы отдохнуть.
Виктория Олеговна подняла бунт и отказалась продолжать путешествие. Она попыталась на своих коротких ногах впрыгнуть в переноску, лежавшую на скамейке.
– Виктория Олеговна, ну просто полежи на траве. Ты пойми, мы с тобой на охоте. Ты же охотница на лис? Обратись к своей генетической памяти.
Псина не унималась. Младший Смородина, Порфирий, после часовых прогулок нес ее домой на руках, а тут такой марафон. Она хотела домой и есть. Она всегда была согласна поесть. Увлекшись бесполезными объяснениями, Платон Степанович не заметил, как рядом с ним села бабуля с мелкой химической завивкой на голове.
– Какая уродливая собака. Зачем вы отрезали ей ноги?
Редкого обаяния женщина.
– Это порода такая, называется корги. Она здорова, просто устала.
Бабка посмотрела куда-то за его спину и зашипела:
– О, идет…
Как вовремя! Подобно мастеру кунг-фу Платон Степанович только глянул налево и сразу же низко наклонился к Виктории Олеговне лысиной вверх. Впрочем, Жанна не смотрела по сторонам. Платон Степанович поправил ошейник, погладил собаку и медленно распрямился. Бабка с химической завивкой нарочито крестилась.
– Эта проклятая. Из во-о-он того дома. Отца прибила.
– Да вы что? Расскажите!
– Он на электроскутере рассекал, жирный такой. Так она его подтолкнула, он и того. Ненормальная. Наркоманка. Люди слышали, как он на нее орал.
– И не посадили?
– Так она взятку дала, – сказала старушонка с такой интонацией, как если бы давала взятки госорганам дважды в день. – Они и записали, что он сам. Неповоротливый такой был. Шею свернул.
– Пил?
– Пил. И людьми питался. А ей теперь досталась половина дома. На второй-то половине дядька. Но она и его на лестницу вытряхнет.
Вытряхнет? Проследовавшую за этим речь про современных детей, в частности бабкиного сына, который «когда не пьет, добрый», Смородина слушал вполуха.
– Давно это было?
– Год назад, может, полтора. Нет, год! Тоже сиренью пахло, у меня в такую погоду меньше суставы ноют. А потом ее мать вернулась.
– То есть до этого матери не было?
– Да вы что! – В бабусе как будто жили несколько человек, каждый со своей интонацией. – Ее муж выгнал. За блуд.
Последнее она сказала безо всякого осуждения. В ее картине мира блудить, живя с таким мужчиной, было естественно и даже похвально. «Я бы с таким жить не стала», – договорила она, когда поднялась и, кряхтя, пошла дальше.
– Подождите! – Смородина ринулся за своей случайной собеседницей. Вся боль собачьего племени отразилась в глазах Виктории Олеговны, но потянувший поводок хозяин не дал ей времени на рефлексию. – А вы точно это знаете? Люди-то говорить могут разное.
– Я у них убирала три раза в неделю. А мать ихняя выжила меня. Противная баба! Жадная. А все блуд, – экспертно заключила бабка.
Сделав круглые глаза, Смородина взял у нее «на всякий случай» телефон, пообещав позвонить, если ему потребуется домработница.