Утром позвонил Афанасий Аркадьевич и пригласил Смородину приехать.
– Есть работа для вас. Я принял решение. Но это не телефонный разговор. Мы вас шашлыком угостим.
Платон Степанович предположил, что дядя Жанны мог проверить его историю. Но бояться ему было нечего. Среди его доверителей действительно были военные, и все они относились к нему с уважением. Свернув от железнодорожной станции к поселку, он, можно сказать, пришел на запах. Аппетитный аромат смешивался с летним запахом цветов. Он подумал, что древние воскурения во славу богов, жертвоприношения со сжиганием тука животных, могли благоухать также. Генерал отчитывал невестку. Когда Смородина входил в калитку, до него донеслось:
– Да пусть она выходит замуж хоть за зулуса!
Мать Жанны, Эльвира, оказалась приятной русоволосой женщиной. По сравнению со своим портретом в юности она набрала килограммов десять. Шея предательски выдавала возраст. Она вежливо улыбнулась Смородине и ушла в дом. Затем от генерала досталось Оскару.
– Оскар, где сегодняшняя пресса? Где местная газета? Она не нужна мне после двенадцати, я должен все узнавать вовремя. Антоша говорит, что там что-то из ряда вон выходящее, а я не знаю.
– Но вы же ее никогда не читали.
– Найди газету, – медленно сказал генерал, чеканя каждое слово.
Оскар исчез. Афанасий Аркадьевич обратился к адвокату:
– Жанна грозится выйти замуж. За нереализованное ничто, вы помните. Это меня совершенно не расстраивает. Если все влюблялись бы в умных, человечество вымерло бы. Но надо четко ему показать, что, если он протянет свои подлые ручонки к нашему имуществу, – дядя схватил со стола пучок кинзы, – хрен ему! Хрен на рыло! Я по понятным причинам… брезгую. А вы, так сказать, со стороны семьи. Как вы это умеете, вкрадчиво, вежливо. Вот как в дом проникли, так и к нему войдите. Хрен тебе на рыло!
И он ударил невидимого Ромео кинзой. На самом деле в последней фразе дядя употребил другое слово, более грубое, но чуткий ум Смородины моментально заменил его.
– Не то что я работал бы… – Смородина проглотил слово «нянькой», – Цербером.
– Даже за деньги? – Дядя в изумлении поднял брови. – Женихи ее преследуют, как голодные монголы. Добыча легкая, питательная. Поэтому мне нужно, чтобы вы составили брачный договор.
– Мне нужен список объектов, которыми она владеет.
– Нет! Просто составьте. Все принадлежит ей.
– Афанасий Аркадьевич, юридические документы…
Дядя отмахнулся от него рукой. Мол, понимаю.
– Вы пока составьте в общих чертах. Она мне почитает, а потом мы впишем, что нужно. У нее там… – он поболтал рукой в воздухе, подбирая слова, – новые нейронные связи образуются. Уже полезно. Когда приступите?
В этот день инвалид-колясочник был еще больше похож на Марлона Брандо в образе крестного отца мафии. Он вообще не смотрел на адвоката, а разговаривал как будто со всем пространством сразу.
– С удовольствием приступлю с текущего момента.
– Раньше трудно было бедному охотиться на богатую. Сейчас, конечно, многое изменилось. Но Жанна не из тех, кто использует. Я был бы спокойнее, если бы она была из таких.
И Платон Степанович узнал, что за Жанной после ее возвращения в Россию ухаживал будущий режиссер, который считал, что нельзя ставить Чехова в дешевых декорациях. Потом живописец-реалист, который искал женщину, способную на жертвенное служение его таланту. И композитор, временно живущий за счет установки дверей. Он на втором свидании сказал Жанне, что все умные женщины понимают, что мужчина полигамен, и еще ему нужно «немножко веры», а также деньги на постановку рок-оперы. Дядя собирал сведения о чужой личной жизни ничуть не хуже Раисы Федоровны. О страсти он рассуждал отстраненно. Так гроссмейстер судит о чужой шахматной партии.
– И если раньше она сбегала от претендентов на ее руку, то в этот раз у нее фанаберия. Люблю, говорит, его, не могу. Болеть начала, – дядя махнул рукой, – так что пусть выходит замуж! Разведется – поумнеет.
– А что Эльвира?
– Дура. Стелется перед какими-то идиотками. Я на днях слышал, как она говорила по телефону: «Ой, а где вы? Ой, а я за вами заеду. Ой, ну что вы, я за вами все-таки заеду. Позвольте, я сейчас приеду за вами». – Когда генерал изображал манеру Эльвиры говорить, Смородина с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. – Так боялась, что ей откажут, что даже мне противно стало. Я ее терплю только ради племянницы. Но бабенки из книжного клуба в музее все-таки приехали. Пусть! Я только за то, чтобы Жанна общалась, а не лежала лицом в подушку.
Анна и Жизель согласились посетить генеральскую дачу, чтобы выгулять соломенные шляпки. Существовала только одна тема, в которой они понимали друг друга с полуслова, – фотосъемки для соцсетей. У сестер Грай в древнегреческой мифологии был один глаз на троих. Анна с Жизелью, соединяясь, были продюсером, стилистом, визажистом и половиной оператора. Шла своя волна, возникало свое кино. В длинных струящихся платьях они смотрелись, как чеховские героини. Когда в доме они сняли шляпы и расположились за большим столом на кухне, то стали похожи на сказочных Беляночку и Розочку. Аня была черноволосая с белой кожей, Жизель – загорелая блондинка. Эльвира не могла налюбоваться на своих гостей. Красивые, благополучные, понимающие.
– Эля, а зачем приходила эта странная женщина?
– Спрашивала, все ли наследники Абрамова получили свои доли.
– В смысле? Есть кто-то, кроме Жанны и Аркадича?
– Понятия не имею.
– Ну, он в принципе мог?..
– Раз в полгода. Так. На честном слове.
– Он, наверное, такой злой был поэтому.
– Не знаю я, почему он был злой, но другие дети у него вполне могли быть. И если этот ребенок признан, он может претендовать на треть наследства. А если нет, сегодня делают тесты.
– Да уж. Выбрали мы времечко родиться. Выпало на нашу долю увидеть перемены.
На кухню спустилась Жанна.
– Жаник, на тебе лица нет. Как спалось?
Жанна села за стол, почесала затылок.
– Хочу еще спать.
– Опять этот липкий кошмар? Девочки, Жанне снился фиолетовый платок с люрексом.
– Я же просила не рассказывать!
– У меня есть сомнолог-гороскопист. Я скину номер. Он это все разложит.
– Ничего мне раскладывать не надо.
Жанна достала из кармана пузырек с таблетками, достала одну и сразу проглотила.
– Жаник, и что, тебя душили этим платком?
Жанна, слегка наклонив голову, посмотрела на Анну, задавшую этот вопрос. Во-первых, она еще как следует не проснулась. А во-вторых, еще не повзрослела достаточно, чтобы понять, почему взрослые говорят столько белиберды.
– Нет. Вчера мне снилось, что я встала и его выкинула. Причем очень реалистично. Я даже думала, что не сплю!
– Такое в детстве бывает, когда кажется, что идешь в туалет. А во взрослом возрасте, если мяса слишком много съешь на ночь, – сказала Жизель, и все сочувственно покачали головами.
– А сегодня во сне я как будто держала в руках фотографию.
– А на ней?
– Не помню. Голова ватная.