Собака отпрыгивает от волны.
Ребенок не слушает
Тишины.
Горизонт нарисован
Карандашом
На белом листе
Ни маленьком, ни большом.
Воды не касается ветерок —
Где-то ходит Илья Пророк.
Или
Мысль о тебе одной
Морем кажется,
Тишиной,
Злым ребенком,
Бродячим псом,
Затупившимся карандашом?
Приезжаешь
В город такой —
Машет Ленин
Тебе рукой.
И звучит
Ручейками речь —
И не слушай,
И не перечь.
Ходят по двое,
Носят
По полсвиньи —
Не разберешь их,
Свои,
Или не свои.
Но когда
Приоткроют дверь,
Станет страшно тебе,
Поверь.
А потом
Поглядишь с моста
И полюбишь эти места…
Там прозрачна, как сон,
Вода,
Побежавшая
Выше льда.
26 марта 2010 г.
Боровск
Изысканные
Движутся суда.
Картина вод.
Воспитаны и ловки,
Как облаков
Кудрявые головки,
Позевывают ангелов стада.
Автобус,
Убивающий стрижа.
Возможно ли
Сближенье роковое
В присутствии
Небесного конвоя?
О чем вздыхают
В небе сторожа?
Тем, кому наскучили пирушки,
По определению знаком
Час,
Когда купаются старушки,
Смуглые,
Как кофе с молоком.
В этот час
Видны как на ладони
В дымке розовой
Плывущий теплоход,
Храма силуэт на неба склоне,
Юноша,
Собравшийся в поход.
Я не знаю:
Утро или вечер…
Важен только
Бледный этот свет,
Эти неразборчивые речи,
Этот вознесенный силуэт.
Наш кот уходит в магазин.
Он любит продавщицу Зину
И от хозяина-грузина
Там прячется
Среди корзин.
Грузин извелся от тоски.
По-своему он любит Зину
И иногда
Одну корзину
В сердцах ломает на куски.
А Зина – что ж?
Всегда на месте —
И молода,
И хороша…
Каких-то тайных ждет известий
Ее нетленная душа.
Тень города
Повешена за хвост —
Февраль уже потребовал прибавки.
Дворняги где-то
Брешут у заправки,
И небо спину выгнуло, как мост.
Бесцельная прогулка хороша,
И сердце
Детской слабости боится.
Смеется над потерями душа,
Скрипит мороз,
И можно простудиться.
Осень —
Черная девка зимы.
Полукровка,
С ольхою осинник,
Черный глаз,
Зачарованный синим,
Приношение тьмы.
Камни голые, как слова судей,
Твердые, как простые дела,
Тропинки, пересекающие холмы,
Летит пчела.
Хозяйка в сенях отрубает голову петуху —
Слова перекатываются во рту,
За кустами что-то несет вдова,
Отрезавшая голову мужику.
Женское естество шепчет в траве. В лице героини
Определенность линии рта.
Хвост кота.
Слава, и ныне.
август 2010 г.
Беломорск
Открывается рот тишины,
И весна, как младенец, беззуба,
В редких рощах слова не слышны,
И видны полосатые трубы.
Словно мел
В неумелой ладошке,
Так легко коротается век.
Незнакомый идет человек,
И бесстрашные движутся кошки.
Скучает стая быстрокрылая ворон.
И речка спит.
И спит в избе Харон.
И смерти нет —
Сегодня воскресенье.
И Пасха ранняя —
Осталось полпоста.
До станции
Всего одна верста,
И солнцем мартовским
Обещано спасенье.
7 марта 2010 г.
Облака, приходящие с юга,
И небес молоко
В этой местности грубой
Достаются легко.
На траве
Руки ветра,
Руки ветра в траве,
Дятел трогает ветки
У ветлы в голове.
Слепнут дни,
Дремлет пустошь
До ночных костерков…
И насыпаны густо
Крылья майских жуков.
В садах побрехивает
Вечер.
Слегка попыхивает
Запад.
Ну, разумеется,
Как свечи…
Но нет,
Не линии,
А запах.
А говорят —
Улыбка года…
Горит камыш.
Дорога стынет.
И ветер, дующий на воду,
Нас не покинет.
Та, что молчит,
Сделана из ребра.
Осень стучит
Яблоками по дну ведра.
Голые ветки к морю
Протягивает Кореиз,
И нету прямой дороги
Ни вверх, ни вниз.
Архистратиг
По небу проходил.
Не чиркал спичками,
Не задавал вопросы.
Случалось и ему,
Коль не хватало сил,
Прикуривать
От папиросы папиросу…
Горит светила малое пятно,
Расцвечен край небес, —
Разомкнутые крылья
Полмира облегли.
Напрасны ли усилья?
Или ему
Сегодня все равно?
В минуты эти
Нечего сказать, —
Такая красота безгласна.
Она – не женщина,
Но все-таки опасна,
Когда начнешь внезапно
Замерзать…
Вблизи Москвы
Так много дачных мест:
Поля исхожены,
Леса полуживые…
Вот руны топора,
Порезы ножевые…
Но, кажется, все вымерло окрест,
Когда «мороз и солнце»…
Минус двадцать!
И угораздило же нас
Сюда сорваться!
Такие вылазки, —
Излюбленный наш крест.
Мы помолчим.
Малейший звук
В минуты эти кажется мне страшен.
Светило в дымке —
Страж замерзших пашен.
И где-то бродит сторож
Этих мест…