Скромная девушка плакала и ждала, когда ее позовут замуж.
Поэтому никак не собиралась отзываться на «ау!»
и два раза пряталась от вертолета.
– Буранушка быстрее! – умоляла я, гладя медвежьи бока. «Треньк!», – отбивалась от заснеженных ветвей моя «гитара для начинающих».
Быть снегурочкой в мои планы не входило. Но пришлось слегка раздвинуть планы, чтобы вошло. «А может все-таки одноглазой?», – намекали густые ветки, целясь мне в лицо. «Балалайку тебе!», – возмущалась я. И тут же выполняла обещание, стряхивая с ветвей пушистые шапки снега.
Буранушка торопился изо всех сил. Он как бы набрасывался на каждый сугроб, разбивая его своими мощными лапами. Лес был очень густой! Почти непроходимый! Я впервые видела такие дебри,
– Ага! Щас! – сплюнула я растрепавшиеся волосы. – Я что зря семь лет оттарабанила в музыкальной школе по классу скрипки? Чтобы какая-то ветка пыталась поиграть в офтальмолога?
– Это была хорошая попытка, – увернулась я, чувствуя, как ветка прошлась по моему лицу.
Каждая ветка пыталась проверить мое зрение и тут же сделать операцию по удалению «плохо разглядевшего ее» глазика.
– Ау! – кричала я, слыша, как мой голос уносит метель. – Ау! Ау!
Буранушка упорным трактором расчищал дорогу, пока я высматривала несчастную потеряшку.
– А здесь медведи водятся? – спросила я у Буранушки, когда мы миновали густой ельник.
– Водятся, но только друг с другом! С другим зверьем они не водятся! – послышался запыхавшийся голос Бурана.
– Сюда! – кричала легконогая волчица, вылетай из-за елок. Ее снежный хвост огибал могучие стволы древних елей.
Буранушка подналег, ворча на все лады. Я пыталась удержаться на медведе, вцепившись в его густую и жесткую шерсть.
Из-за густого ельника показалась полянка с огромной даже по меркам древнего леса елкой. Чириканье и стрекотание птиц стало громче. С ветки слетела сорока, пролетев прямо перед моим лицом.
Я прислушалась.
Раньше для меня это обычное чириканье. Так сказать, ничего не значащий фоновый шум. Но сейчас это были осмысленные фразы. Стайка воробьев сидела на сугробе. Стоило кому-то крикнуть: «Человек!», как это подхватывали другие птичьи голоса, сливаясь в один гомон.
– Человек!
– Че вовек! Чемонек!
– Чучубек! Чебучек! Черевек!
– Дровосек!
Мне показалось, что среди птичьих голосов я расслышала даже нечто отдаленно похожее на интимные пристрастия дровосека и любовь к чебурекам. В гомоне все слова сливались воедино, как вдруг все чей-то воробьино – истеричный голос заорал громко и отчетливо:
– Сме-е-е-ерть!!!
В этот момент воробьи притихли и вспорхнули с сугроба.
– Где?! – обалдела я, вертя головой. Воробьи тут же пересели на соседний сугроб.
– Рядом! Гадом! Садом! Каким садом! Что рядом! Градом!
Опять их крики слились в неразличимый гомон.
– Сме-е-ерть!!! – истерично заорал кто-то из них, как бы подытожив игру в испорченный телефон. Они снова вспорхнули и отлетели подальше.
– Идиоты! Идиоты! – перекрикивался кто-то из заснеженных ветвей.
– Ага, Ага! – соглашался уже другой птичий голос. – Угу! Угу!
Это казалось таким удивительным, что я на секунду заслушалась. Иногда я думала, плохо, что с птичками умеют общаться только героини мультиков. А вот сейчас понимаю, что у меня это тоже неплохо получается!
– Там она! – крикнула Метелица, ведя нас к огромной ели. Только сейчас я увидела сначала брошенную в снегу корзинку, а потом и саму потеряшку.
В заснеженном лесу возле огромной заснеженной ели стояла девушка. На ней был коричневый тулуп, валенки и еще один платок, обмотавший тулуп сверху.
– Ой, жарко у вас тут! Ну что ж! Посидела я, отогрелась! Благодарствую, братья – месяцы! – слышался ее голос. – Иначе бы в лесу совсем пропала! Вон какую вьюгу Карачун наслал! А у костра тепло!
Девица стояла ко мне спиной. Я видела только толстую растрёпанную косу.
– От костра такой жар идет! А меня мачеха за подснежниками послала и сказала, что без них не возвращаться! Где же я их зимой найду?
Никакого костра не было. Зато был заснеженный куст.
Девица медленно стаскивала с себя платок. Варежки уже валялись на снегу. Девушка протянула руки вперед, словно отогревая их. Вокруг нее стелилась поземка, завывала метель, осыпался снег с ели, зато на бледном лице с посиневшими губами была улыбка.
Девица уже опустила платок на снег.
– О! Неужели! Братец Март, ты это сделал? – удивилась она, стоя посреди вытоптанного сугроба. Она подняла голову, словно рассматривая ель. – Ну и жарко же! Видать Март теплым будет! Глядите! Снег тает! А под снегом… О! Подснежники!
Она хрипло рассмеялась, осматривая сугроб по сторонам. Стащив с себя шубу, девица принялась шарить по сугробу руками, словно что-то роет.
– О, сколько их тут! Подснежников! – обрадовался голос, пока я осторожно слезала с Бурана. – Ты погляди! Под каждым кустом! А какие красивые! Ой, спасибо вам, добрые месяцы!
– И вот так всегда, – послышался вздох Буранушки.
Я опомнилась и слетела с него, пробираясь к стриптизерше, которую не заказывала. Она все еще стояла почти по пояс в снегу, что-то пытаясь вырыть…
С недавних пор приватизированная мною шуба стелилась по сугробам, пока я с удивлением обнаружила, что не проваливаюсь по пояс, как раньше. Словно сам снег выталкивает меня.
– О, братец Апрель, – послышался охрипший голос девицы.
–Эй! – крикнула я, пытаясь до нее добраться раньше, чем смерть.
Девушка меня не слышала, но она уже стала снимать с себя что-то похожее на старое платье.
– О, братец Апрель! Братец Май! Братец Июнь!
– Неужели там кто-то настолько симпатичный? – спросила я, глядя на снежную пустоту под елью. – Тебя мама разве не учила, что раздеваться перед двенадцатью мужиками приличная девушка может только в случае, если это медицинский консилиум! А ну быстро тулуп обратно!
Я уже подобрала с сугроба тулуп, отряхнув его от снега. Еще немного подобраться и …
– Так, все, стриптиз окончен, господа двенадцать месяцев! У нас двенадцать месячных, так что кина не будет! – рявкнула я в сторону елки, пытаясь натянуть на девицу платье. – Иди сюда!
– Целую корзину набрала! – слышался голос девицы, пока я натянув на нее платье, стала натягивать на нее свою куртку, а сверху тулуп.
– Милая, зачем тебе до трусов раздеваться? Представляешь, сколько… эм… подснежников еще в шубу поместится? Так, дорогие месяцы, скидываемся девочке подснежниками и прощаемся! – усмехнулась я, дрожащими от переживания руками, пытаясь запихнуть девушку в тулуп. Но она сопротивлялась, вырывалась! Скажу больше! Она даже попыталась убежать!
– Какой же ты красивый, братец Апрель! – кричала девушка, пока я пыталась засунуть ее руку в рукав.
– Где? Где Сопрель? – заметила я, просовывая озябшую руку в тулуп. – Ой! Ты его со стороны видела? Так себе! Уверенный среднячок! Ты сама подумай, сколько соплей в таком носу поместится? И вот зачем тебе сопливый муж? Другое дело Жарюль! Ты гляди какой жаркий мужик! Я бы даже сказала, что Июль у нас – знойный красавец! Так, руку сюда! Кому говорю!
Я кутала озябшую красавицу и пыталась оттащить от «костра» и «двенадцати мужиков».
– Братец Февраль! Спасибо, что уступил право братцу своему! – сипло орала девица, дергаясь изо всех сил!
– Ты там смотри, високосный он или как? – уворачивалась я от хаотичных ударов руками. – С хвостиком или без? Потому что не високосный Февраль без хвостика нам не интересен!
Надо прекращать этот разврат!
Укутав ее своей шубой, я изо всех сил волокла ее по сугробам к застывшим Буранушке и Метелице.
– Я вернусь, мои дорогие месяцы! – кричала красавица хриплым голосом, пока я изо всех сил перла ее на себе. Мы были в разных весовых категориях. Ничего себе – бедная сиротка! А весит, как не бедная сиротка! Что уж говорить про дочку мачехи. Мне кажется, я ее из лесу не вытащу. Тут сани нужны и вездеход с повышенной проходимостью!
– Буду ждать вас! – сипло кричала девица, пока я дотащила ее до Бурана. В моей шубе она начала постепенно отогреваться.
– Ты недолго ее в шубе держи! А не то, помрет! – послышался голос Бурана. – Шуба, хоть и греет, но помереть может!
– Да помолчи ты! – рявкнула волчица. – Сейчас девку напугаешь! Скажет, что медведь говорящий!
– Ух! – выдохнула я, не видя привычного пара изо рта.
– Ой, ой, – послышался странный голос. – Холодно-то как…
– Терпи! Сейчас тебя в деревню потащим! – осмотрелась я, глядя на то, как губы бледнеют. – Кто такая?
– Настенька, – выдохнул пар. – А где двенадцать месяцев?
– Где-где? В календаре! – заметила я, постепенно растирая ее лицо варежкой.
– А ты кто? – спросил сиплый голос, пока я пыталась восстановить кровоток.
– Я? – задумалась я, переходя к рукам. Девица чуток порозовела. Уже хорошо! – Ты разве не знала, что между тридцать первым декабря и седьмым января есть еще один месяц Бухабрь? Декабрь, Бухабрь, Январь, Февраль… Я их сестрица! Бухабрь!
В себя пришла, уже лучше! Успели! Главное, теперь ее обратно живой довезти!
– Не слыхала про такой, – послышался озябший шепот.
– Куда?!! – рявкнула я, когда она попыталась раздеться. – Ноги сюда давай!
Я стянула валенки и тряпки и стала изо всех сил растирать ее ноги под шубой.
– Теперь слыхала, – проворчала я, понимая, что главное – не переборщить с шубой. – Что в лесу делала?
– Ма-ма-мачеха за подснежниками п-п-послала… – послышался слабенький голос.
– У тебя что? Мачеха оперуполномоченным работает? Вас на расставяший труп вызвали? – спросила я, глядя на бледное лицо и трясущиеся губы. – Тоже мне, девушка по вызову! Тоже мне опергруппа Настенька выехала в лес собирать тех, кто однажды в багажник пролез! А потом его в лесу по весне нашли! Как снежок сошел, так сразу проклюнулись на радость судмедэкспертам и собачникам, которые их увидели первыми! Ну послала, так послала! А ты чего поперлась?
– Так ведь, лютая у меня ма-ма-мачеха, – простонала девица. – Свою дочку любит, а меня со свету сжить х-х-хочет!
– И ты ей всеми силами пытаешься помочь! Я поняла, – выдохнула я, затаскивая красавицу на Бурана.
– А куда мне де-де-деваться-то? – скуксилась девица, пытаясь заплакать. – Батюшка помер, а я одна на свете, как перст осталась… А замуж меня не бе-бе-берут! Приданого за мной не-не-нету! Мачеха ни соломинки не д-д-даст! А т-т-так бы вышла за первого встречного, чтобы мачеху не в-в-видеть!
А потом говорят, что нам, девушкам, от мужиков только деньги и нужны!
Где бы ей приданого взять, чтобы мачеха от нее отвязалась?
И тут я вспомнила про ларцы, что стояли в ледяном замке.
Нет, а почему бы не помочь девочке? Иначе она у нас тут будет постоянным гостем!
– Буранушка, к замку давай, а потом в деревню! – попросила я, погладив мишку. – Сейчас мы тут заедем в одно место, Настенька… Мне по делам сбегать надо будет! А ты в … эм… Шубере посидишь!
Такси «Шубер». Доставляем в деревню из дремучего леса!