Потерявшаяся в лесу бабушка трое суток игнорировала
звонки спасателей, потому что звонили с незнакомого номер!
– Зато дадут на орехи! – усмехнулась волчица. – Причем нам обоим! И ей в придачу! Мало не покажется!
– Эх! – медведь присмотрелся ко мне.
Я видела его огромный коричневый нос, который обнюхивает меня. И два коричневых глаза, в которых борется жадность и жалость.
– Эх, зови, Метелица! Так и быть! Из-за тебя, девка, без меда останусь! И пусть тебе будет стыдно за то, что Буранушка не доест… – обиженно вздохнул огромный медведь. – Зови! Что уж тут делать!
Сквозь тающий на лице снег, я увидела, что волчица начинает бегать по кругу.
Сначала мне казалось, что это с ее шкуры слетают снежинки. Но вот за ней бегает и вертится целый сверкающий снежный хвост. Она бежала по сугробу, но так и не провалилась. Ее белая шкура искрилась все сильнее и сильнее.
Снежный хвост становился все длиннее и длиннее. Он поднимался огромным вихрем, цепляя заснеженные деревья и кусты! Увлекая за собой искрящийся снежинки.
Волчица внезапно остановилась и села посреди снежного вихря. Она задрала морду и завыла.
Я уже столько раз слышала этот вой. Так воет метель за окном. Так завывает вьюга.
Тысячи снежинок поднялось вверх и разлетелось по сторонам, окутывая лес пеленой метелицы. Тут же все вокруг начало заметать метелью. Ее вой, словно эхо раздавался отовсюду.
– За метелицей буран идет, – прорычал медведь, кряхтя. – Эх, сейчас Буранушка придет!
Он встал во весь медвежий рост и почему-то не провалился в сугроб. А потом упал на передние лапы, сотрясая снег. От удара весь снег с земли поднялся в воздух, но не осел, а стал кружиться беспросветной снежной мглой. Я никогда не видела такого сильного бурана.
Снега столько, что вокруг все побелело. Ни медведя, ни волчицы не было. Был лишь вой метели и треск кустов и веток. Вокруг была только бело серая непроглядная холодная пелена.
– Идет! – послышался рев Бурана. – Идет… Прощай мед! Хозяин идет!
Мне показалось, что я слышу треск веток, словно их кто-то ломает. Метелица выла, а потом осеклась. Буран и метель стали стихать. Снежную пелену разрывало на вихри, но и они разлетались сквозь деревья. По заметенным сугробам еще бегала поземка, стирая следы и укрывая лес девственным покрывалом.
– Что стряслось? – послышался голос, от которого зимой ночью медведи спать бояться.
– Вон, поглядите… Девка из ниоткуда появилась! – послышался голос Бурана. По сравнению с голосом Хозяина, медведь мяукал голодным котенком.
– И что? Меня тут на каждого, кто в лес забрел звать будут? – послышался все тот же жуткий голос. Надо мной высился огромный силуэт, от которого веяло … внезапно теплом…
Сначала я думала, что мне показалось, но нет… От силуэта исходило тепло.
– Я посевы укрыл! А вам велено за людьми следить! – послышался страшный голос. – Чтоб не шастали по лесу!
От такого голоса сразу хочется шастать в другом месте.
– Так следов не было! – оправдывался медведь. – Это не дань! Дань вам уже платили! Я ее давеча из леса выкатил, обратно! Привязали бедную на опушке. Буранушка ее спас!
– Это та, которую ты выкатил в деревню и не порычал? Да? – едко заметила волчица, отряхивая с себя снег. – И которая всю ночь до утра в сугробе возле деревни пролежала?
– Мне кажется, что она померла р-р-раньше, от р-р-разрыва серд-д-дца… – вставила я, чувствуя, что чуть-чуть отогрелась в чужом тепле. Ровно настолько, чтобы неуклюже пошевелиться.
– Я ее выкатил? Выкатил! Она жива была? Жива! А че дальше, мне все равно! Скажи еще в избу постучаться! – снова обиделся Буран. – Дык, я стучался в тот прошлогодний раз. Хозяев дома не было. Как только дверь хозяева открыли, так их сразу же дома не было!
– Девка из-ниоткуда появилась! И одета странно! И пахнет от нее странно! – принюхалась волчица. – Не местная, сразу видно! И к дереву ее не привязывали…
– Сколько раз я говорил, чтобы девок мне не привязывали! – послышался и очень недовольный страшный голос. – И даже наказал их!
– И че? Помогло? Они тебе заместь одной троих привязали! Думали, что одной тебе уже мало! Так три задобрят! – вздохнула волчица.
– Че-то они о тебе не то думают, хозяин, – заметил Буран, нависая надо мной. – Я пока одну выкатил, остальные сбежали. Она у меня сначала «покатухой» была. Я ее по сугробам катил. Потом «потолкалкой»! Я ее по льду толкал! А как к деревне подошли, так она у меня пота…
– Буран! – возмутилась волчица, глядя с укором на медведя.
– Короче, тащил ее! Ой, ну и одежи на ней было! Еле уволок! Фуф! – медведь словно утер лапой пот. – А тех двоих на обратном пути из деревни встретил. Во визгу было! Их леший отвязал, видать… Он у нас сердобольный! Короче… Бежал я за ними долго… Хотел сказать, что деревня-то в другой стороне, а не туда, куда они припустили с криками: «Медведь!». А потом я из потерял…
Пока они разговаривали, я почувствовала себя котиком, который тянется к батарее. У меня в голове звенела одна мысль – согреться. Кое-как поднявшись на ноги и разрыхляя сугроб, я протянула дрожащий руки к теплу.
– Значит, так, я посевы укрыл? Укрыл? Сильно не лютую? Не лютую? До кости не пронимаю? Не пронимаю? Лед на реке сковал? Сковал! – послышался страшный голос моего тепла. – Не нужны мне их подарки.
– А я не п-п-подарок! – прошептала я, чувствуя рядом тепло. – Я м-м-могарыч!
– Тепло ли тебе девица? – послышался страшный голос. – Тепло ли тебе красная?
– Еще нет, но скоро бу-будет! – простонала я, ныряя к нему под шубу.
О, как же здесь тепло! Мамочки!
Я даже не видела его лица, настолько высоким он был. Зато видела шубу. Вижу шубу, не вижу препятствий.
Вежливость? Ах, о чем вы? Вежливость удел людей, не испытывающих лишений. Вежливость погубила больше людей, чем все войны вместе взятые.
Неумение просить о помощи, нежелание беспокоить «по пустякам», вежливый голос вместо отчаянного крика, неумение перебить внезапно позвонившего собеседника и сказать, что телефон почти сел, а ты в лесу ночью один.
Зачем беспокоить волонтеров и рассказывать им, что все-таки откушал в лесу грибочков? Это как-то невежливо! Люди тебя искали, а ты тут со своей резью в животе и туманом в глазах! Лучше потерпеть!
Так что, когда речь идет о выживании, умоляю, забудьте про вежливость! Вы потом в нее обязательно поиграете, когда будете сытыми, согретыми и в безопасности.
Ой, теплышко! Ой, как теплышко! Ой, мамочки! Я та-а-аю… Я просто таю…
– Это что еще такое!!! – взревел голос надо мной.
– А в-в-вы где живет-т-те? – прошептала я, прижавшись и только-только начиная чувствовать боль в отогревающихся пальцах. – Д-д-давайте я в-в-вас п-п-провожу д-д-до д-д-дома. А то т-т-тут и в-в-волки, и ме-медведи водят-т-тся… Ч-ч-чтоб вам не ст-т-трашно б-б-было!
Мне было абсолютно все равно, что я говорю. Лишь бы наконец-то согреться!
Это тоже самое, когда ты дико хочешь в туалет. Самые яркие оргазмы получают в придорожных, случайно попавшихся туалетах пассажиры долгих рейсов, которые мчали восемь часов без остановки на «пи-пи!».
По дороге в туалет с диким желанием люди способны спасти мир, отпинать медведя, разогнать стаю волков, послать на три буквы олигарха, который вдруг решил познакомиться и убить любого, кто встанет у них на пути.
То же самое и с холодом.
Под шубой было тепло, даже жарко. От кровотока начиналась дикая боль. Я чувствовала, как мысли путаются от тепла, словно в полудреме. Мне на секунду казалось, что я дома, под одеялом. Что было сном? Снег или одеяло? Хотелось, чтобы реальностью было все-таки одеяло!
– Если т-т-ты дедушка старенький, – посмотрела я на седую бороду, все еще дрожа. – Я возьму над т-т-тобой шефство! И буду приходить с двумя п-п-пакетами п-п-продуктов каждую нед-д-делю!
И тут я подняла глаза и застыла.
– А если ты… мужик хоть куда, – очарованно прошептала я, глядя в серые глаза под роскошными суровыми бровями на красивом и грубоватом лице. – Разрешаю, хоть к-к-куда… Так, о чем это я?
Мне это снится… В последний раз я видела такого мужика на картинке с подписью «богатырь».
Вот так всегда! Стоит мужику отдать тебе куртку погреться, как ты уже мысленно приписала ему трех убитых драконов, две взятые крепости и готова воздвигнуть алтарь в его честь. Он резко становится самым красивым в твоих замерзших глазах, приобретает шарм спасителя и ауру «о, боже какой мужчина!».
– А ты кто такая, девица – красавица? Ты как в лес забрела? – послышался насмехающийся голос, пока я охреневала от раздирающей меня боли. Холод медленно выходил, на смену ему приходила боль.
– С-с-семен С-с-семеновича искала, – выдохнула я, прижимаясь покрепче.
– Семеныча? Лешего что ли? – послышался голос Бурана. – А чего его искать? Он с людьми водится! У них живет! В лес редко стал выбираться!
– Вы о к-к-ком? У нас че-человек пропал! Мы его р-р-разыскивали! Из леса вывести х-х-хотели! – стуча зубами, выдала я, превозмогая лютую боль. Все тело начинало дико чесаться.
– П-п-простите, но я п-п-почешусь о вас, – прошептала я, зная, что раздеваться ни в коем случае нельзя. А так хочется! Так хочется просто взять и содрать крутку, шапку и даже штаны и чесаться, чесаться, чесаться!
Я чесалась о богатыря всем телом, переминаясь с одной озябшей ноги на вторую. Иногда даже извинялась. Но не всегда.
– И что ж мне делать с тобой, девица? – снова послышался голос, когда я чесала об него бок.
– С-с-стоять и не ш-ш-шевелиться, – простонала я, чувствуя, как чешется везде!
Тело расслабилось и сосуды стали расширяться. Так восстанавливается кровоток.
– Я спросил, что мне делать с тобой, девица? – послышался голос надо мной, когда я понимала, решив, что снять шапку – это еще не «раздеваться»!
– Не видишь, Хозяин, помирает она… – послышался грустный медвежий голос. – Недолго девке осталось.
– Нельзя мне п-п-помирать! – сжала я в руках чужую колючую одежду. – У меня Носок в лесу! Семен Семеныч! На р-р-рыбалку п-п-пошел! Его ж-ж-жена об-быскалась!
– Я же говорю, помирает, – проревел Буран. – Ну, хозяин, тебе решать! Не нам… Но я бы ее оставил! Потешная девка! Ишь, додумалась, Лешего в лесу спасать! В деревню ее нельзя! Засмеют! Лешего из лесу выводила!
– Ой, не могу! Ты за водяным не ныряла, случаем? А то вон, какая мокрая? Вдруг на берег его тянула? – смеялась волчица. – Из воды спасала!
Все это было похоже на бред. И звери говорящие, и мужик-красавец в шубе…
– П-п-помогите Семена Семеновича найти! А т-т-то его карачун возьмет-т-т! – требовала я, чувствуя, что вот-вот начну снимать с себя одежду. Жар был просто нестерпимый, словно я иду в сорок градусов тепла в меховой шубе.
– Зачем возьмет? – удивилась Метелица.
– Куда возьмет? – удивленно спросил Буран.
– За что возьмет? – удивленный послышался голос Хозяина. – На кой мне Леший?
Я чувствовала, как мои пальцы тянут вниз молнию на мокрой куртке. Мне казалось, что я плавлюсь от жара, как сырок в микроволновке.
– Хозяин, а что она там делает? – послышался бас Бурана. – Раздевается, кажись?
– Это ей хозяин понравился! – вздохнул волчица.
– Понравился, значит? А мужик че тады раздеваться начинают? – послышался озадаченный голос медведя. – Тоже понравился, значит?
– Так что с девкой делать? – перебил Хозяин. – Мне-то она не нужна…