Жемчужная рубашка. Китайские новеллы - читать онлайн

7. Ду Десятая в гневе бросает в воду шкатулку с драгоценностями

Здесь восхваляется величие *нашей династии с того времени, когда ее столицей стал город *Яньцзин. Защищенная с севера мощными заставами, столица наша простерла свое могущество и власть на все земли к югу и поистине стала неприступной твердынею, небесной обителью и неколебимым оплотом нашей страны. В свое время, когда в годы *Хун-у император очистил страну от вероломных иноземцев, он избрал своей резиденцией город *Цзиньлин, который стали называть Южной столицей. Когда же император *Юн-лэ повел свои войска на юг, чтобы устранить нависшую над страной опасность, столица была перенесена в *Яньду, и город этот стали называть Северной столицей. И вот бедная и малолюдная местность превратилась в мир цветущей сказочной красоты.

Со времен Юн-лэ сменилось девять поколений императоров, и монарх, царствовавший под девизом *Вань-ли, был одиннадцатым императором нашей династии. Мудрый и победоносный владыка, он сочетал добродетель и благонравие. Десяти лет он вступил на престол и царствовал сорок восемь лет. Он подавил мятеж *Пу Чэньэня в Сися, разбил войска *Ян Инлуна, предводителя мятежа в Бочжоу, и уничтожил японские войска сёгуна *Тоётоми Хидэёси. Тоётоми Хидэёси напал на Корею, а мятежи Пу Чэньэня и Ян Инлуна были бунтами местных племен против нашей династии, и потому после этих побед инородцы даже на самых далеких границах трепетали перед нами и в страхе спешили являться с данью к нашему двору. Поистине,

Когда в двадцатом году Вань-ли Тоётоми Хидэёси вторгся в Корею и от властителя Кореи пришла к императору просьба о помощи, наша страна послала за море войска. По докладу Палаты финансов император дозволил в связи с военными действиями и нехваткой продовольствия для армии временно допускать к зачислению в *Гоцзыцзянь лиц, вносивших зерно или деньги в казну. Надо сказать, что это было очень выгодно. В Гоцзыцзянь было легче и удобнее учиться, проще пройти *государственные экзамены; воспитанникам предоставлялась возможность завязать широкие и выгодные знакомства, а в будущем их ожидали положение и карьера. Поэтому в те времена сынки влиятельных сановников и богачей не стремились вовсе стать *сюцаями, а добивались приема в Гоцзыцзянь. С тех пор как было введено это положение, число воспитанников Гоцзыцзянь в обеих столицах перевалило за тысячу.

Среди зачисленных в Гоцзыцзянь был некий Ли Цзя, уроженец округа Шаосин провинции Чжэцзян, сын крупного чиновника, ведавшего финансами и гражданскими делами в провинции. Ли Цзя был старшим из его трех сыновей. Он с детства учился в школе, но провалился на экзаменах и, согласно новому положению, был принят в Гоцзыцзянь в Северной столице. Там молодой человек вместе с земляком и товарищем по учебе Лю Юйчунем побывал как-то в одном из увеселительных домов, где познакомился со знаменитой гетерой Ду Мэй. Девица эта была десятой по возрасту в заведении, и все называли ее Ду Десятой. Она была

Ду Мэй тринадцати лет лишилась девственности. Когда она познакомилась с молодым Ли, ей было уже девятнадцать. Невесть сколько сыновей влиятельных сановников и княжеских отпрысков видела она у себя за эти годы. Все они влюблялись в нее до безумия, разорялись дотла и никогда не жалели об этом.

В заведении о красавице Ду сложили такие стихи:

Ли Цзя, молодой и неравнодушный к женщинам, никогда еще не встречал подобной красоты; после знакомства с Ду Мэй он от счастья забыл обо всем на свете и отдал гетере всю свою нежность и любовь.

Ли Цзя был красив, обладал мягким и приветливым нравом, деньги тратил без счета и предупреждал все желания гетеры. Молодые люди любили друг друга и жили, как говорится, душа в душу.

Ду Мэй тяготилась своим положением в доме жадной и лицемерной хозяйки и давно уже подумывала о том, чтобы начать новую жизнь. Видя порядочность, верность и доброту Ли Цзя, она мечтала навсегда соединиться с ним, но Ли Цзя боялся отца и не решался на брак. Несмотря на это, молодые люди все больше влюблялись друг в друга. Дни и ночи проводили они вместе, счастливые и веселые, были неразлучны, как настоящие муж и жена. Они поклялись любить вечно и никогда не изменять своей клятве. Действительно,

Ду Мэй все время проводила с Ли Цзя, и другие знатные и богатые люди, прослышавшие о ее славе, уже не могли добиться свидания с ней. Первое время, пока молодой барин сорил деньгами, он мог делать все что угодно: матушка Ду, хозяйка заведения, на все только пожимала плечами, угодливо улыбалась и просто не знала, как ему услужить. За днями шли месяцы, и больше года пронеслось незаметно. Когда карман Ли Цзя начал пустеть и рука юноши уже не повиновалась размаху его желаний, матушка Ду стала невнимательной к гостю. А между тем отец Ли Цзя, прослышав, что его сын посещает публичные дома, не раз посылал сыну письма, требуя, чтобы он вернулся домой.

Безумно влюбленный, Ли Цзя сначала медлил, а потом, узнав об отцовском гневе, вовсе не решился ехать.

В древности говорили: дружба ради выгоды исчезает вместе с выгодой. Но Ду Мэй искренне любила Ли Цзя, поэтому, чем труднее приходилось возлюбленному, тем более пылкой становилась ее любовь.

Который раз матушка Ду приказывала Ду Мэй отделаться от Ли Цзя. Убедившись, что та и слышать об этом не желает, старуха начала поддевать молодого человека, надеясь разозлить его и таким путем заставить убраться из ее дома. Но Ли Цзя по природе был человеком мягким и миролюбивым, на оскорбления не обращал внимания, и она ничего не могла поделать, лишь изо дня в день бранила и корила Ду Мэй:

– В нашем деле приходится жить и одеваться за счет гостей: у одних ворот проводила старых, у других встречай новых; дом должен весь кипеть, только тогда будет вдоволь и шелков и золота. Твой Ли Цзя околачивается здесь больше года, и с тех пор не то что новые гости, а старые-то перестали заглядывать. Словно поселили у себя в доме *Чжун Куя – ни один черт не явится. Доведешь ты меня, старую, и всех нас до того, что в доме, как говорится, останется дыхание, да дыма не будет. Разве это дело?

– Господин Ли пришел к нам не с пустыми руками, – не выдержав, возразила ей однажды Ду Мэй. – В свое время он тратил на нас большие деньги.

– То было раньше, а то теперь. Попробуй заставь его сейчас раскошелиться; хотя бы на рис и на топливо дал, чтобы прокормить вас обоих. Другие уж если содержат женщину, так словно денежное дерево трясут и живут в свое удовольствие. Одной мне не везет, приютила *белую тигрицу на свое разорение. И так все расходы по дому на мне одной да задарма еще содержи, паршивка, твоего нищего любовника. Где прикажешь достать на платье да на харч? Скажи своему побирушке, если он хоть на что-нибудь годен, пусть выложит серебро, и можешь уходить с ним, а я достану себе другую девку. Так будет лучше и вам и мне.

– Вы это всерьез, матушка? – спросила Ду Мэй.

Хозяйка прекрасно знала, что у Ли Цзя нет ни гроша, что все его платья уже давно заложены, что вряд ли он сумеет где-нибудь достать денег, и потому ответила:

– Конечно всерьез. Я, старая, еще никогда не врала.

– Сколько же вы хотите, матушка?

– С другого я взяла бы и тысячу *ланов серебром, да жалко твоего бедняка: не достать ему таких денег. Возьму уж с него триста, достану вместо тебя другую, и ладно. Но только вот что: ждать буду не больше, чем три дня. Если за этот срок принесет, может сразу же забирать тебя. Если через три дня денег не будет, пусть глаз не кажет – разбираться не буду, барин он или нет, дам хороших палок и вышвырну вон. Тогда уж на меня не обижайся!

– Хотя Ли Цзя на чужбине и у него недостаток в деньгах, думаю, триста ланов он раздобыть сумеет, – ответила Ду Мэй. – Вот только три-то дня уж слишком мало. Хорошо бы дней десять.

«У Ли Цзя за душой ни гроша, – подумала матушка Ду, – дай ему хоть сто дней, где ему взять триста ланов? А без денег, каким бы он ни был толстокожим, ему все-таки совестно будет сюда показаться. Тогда-то уж я наведу в доме порядок, да и Ду Мэй не найдется, что возразить».

– Так и быть, – согласилась она, – ради тебя дам ему десять дней. Но если и через десять дней не выложит деньги, знать ничего не знаю.

– Если Ли Цзя за десять дней не достанет денег, думаю, что он и сам постыдится приходить к нам, – проговорила Ду Мэй. – Боюсь только, матушка, как бы вы не изменили своему слову, когда триста ланов окажутся перед вами.

– Да мне ли, постнице, в мои пятьдесят лет врать-то? А не веришь – давай ударим по рукам, и быть мне в *будущей жизни свиньей или собакой, если я изменю слову.

В эту ночь, лежа на одной подушке с Ли Цзя, Ду Мэй заговорила об их браке.

– Я давно об этом думаю, – отвечал Ли Цзя. – Но, чтобы выкупить тебя, потребуется не меньше тысячи серебром, а кошелек мой пуст. Что тут сделаешь?

– Я уже договорилась с матушкой, нужно всего триста ланов, но деньги должны быть не позже чем через десять дней. Я понимаю, что вы истратили все, что у вас было, но разве у вас в столице нет родственников или друзей, у которых вы смогли бы занять эту сумму? Сумеете раздобыть триста ланов – я навсегда буду ваша и нам не придется больше зависеть от хозяйки.

– Мои друзья отреклись от меня, узнав, что я дни и ночи пропадаю здесь. Придется завтра сказать, что я собираюсь домой, пойти прощаться со старыми друзьями и попросить у них взаймы на дорогу. Может быть, так я и наберу необходимые деньги.

Утром, поднявшись и совершив туалет, Ли Цзя попрощался с Ду Мэй и вышел из дому.

– Постарайтесь сделать это поскорей! Буду ждать вестей от вас, – сказала она ему на прощание.

– Не беспокойся, я понимаю.

В этот день Ли Цзя обошел родственников и друзей и всем говорил, что зашел попрощаться, так как собирается домой. Все радостно отнеслись к этому известию. Затем он заводил речь о том, что у него недостает денег на дорогу и что он хотел бы занять небольшую сумму. Но, как говорится, стоит заговорить о деньгах – и все пропало! Никто не помог ему. «Молодой Ли – человек весьма легкомысленный, – рассуждали люди, – влюбился в гетеру, больше года не возвращался домой, разгневал и огорчил отца. Теперь вдруг заявляет, будто собирается домой, но кто поручится, что он не лжет? А что, если дадим ему деньги на дорогу, а он опять растранжирит их на белила и помады? Ведь тогда его отец и в наших добрых намерениях увидит только злой умысел и будет винить тех, кто дал ему взаймы. Спокойнее отказать». Поэтому они и говорили Ли Цзя: «Сейчас у нас как раз нет денег, и, к великому нашему стыду, мы не можем вам помочь».

Так отвечали ему всюду, и везде он встречал один и тот же прием. Не нашлось среди его друзей ни одного щедрого мужа, который решился бы одолжить ему хоть десять-двадцать ланов.

Три дня подряд бегал Ли Цзя по городу, но не сумел раздобыть ни гроша. Ду Мэй он не решался сказать об этом и на ее расспросы отвечал ничего не значащими словами. На четвертый день молодой человек совсем потерялся: идти в публичный дом без гроша стыдно, а ночевать было негде, потому что все свое время он проводил у Ду Мэй и своего жилья не имел. Пришлось просить приюта у земляка и товарища по Гоцзыцзянь Лю Юйчуня.

Заметив, что Ли Цзя очень опечален, Юйчунь спросил, в чем дело. Тот подробно рассказал о желании Ду Мэй выйти за него замуж и о своем положении.

– Тут что-то не то, не то, – сказал Юйчунь, покачав головой. – Ведь твоя Ду Мэй – самая известная гетера среди столичных красоток. Если бы ее действительно собирались выдать замуж, то потребовали бы за нее не меньше *ху чистого жемчуга и свадебных подарков не меньше чем на тысячу серебром. Как же могла хозяйка публичного дома согласиться всего лишь на триста ланов? Думаю, что она просто решила таким путем отделаться от тебя, когда увидела, что ты задаром проводишь время с ее девицей. Ты старый клиент, и ей неловко сказать тебе об этом прямо. Но она прекрасно знает, что у тебя нет ни гроша; она требует триста ланов, чтобы показать свою доброту, но тут же ограничила тебя десятью днями. Ведь если ты не достанешь денег в этот срок, тебе неудобно будет показаться у нее, а если и рискнешь, то насмешками и издевательствами она сумеет тебя так опозорить, что тебе волей-неволей придется отказаться от ее девицы. Это обычный прием в публичных домах, когда хотят избавиться от какого-нибудь посетителя. Подумай об этом хорошенько. Не лучше ли покончить с этим теперь же, чтобы потом не остаться в дураках?

Выслушав доводы друга, Ли Цзя долго молчал, находясь в раздумье и нерешительности.

– Надеюсь, что ты найдешь правильное решение, – продолжал Юйчунь. – Если ты на самом деле едешь домой и тебе не хватает на дорогу несколько ланов, конечно, кто-нибудь их тебе одолжит. А триста ты не то что за десять дней, но и за десять месяцев вряд ли раздобудешь. Кто в наше время думает о том, чтобы помочь человеку в крайней нужде? Да и красотка твоя затеяла всю эту историю, зная, что тебе негде занять такую сумму.

– Ты, пожалуй, прав, – ответил Ли Цзя, но в душе он никак не мог оставить мысль о гетере.

Наутро он снова отправился на поиски денег, вечером в публичный дом не пошел и так три дня прожил у Юйчуня.

Из десяти условленных дней прошло уже шесть. Ду Мэй, обеспокоенная тем, что Ли Цзя не был у нее несколько дней подряд, послала слугу на поиски. Тому повезло: выйдя на главную улицу, он сразу же натолкнулся на Ли Цзя.

– Господин Ли! – окликнул он Ли Цзя. – Госпожа вас ждет не дождется.

– Сегодня я занят, завтра приду! – ответил Ли Цзя, стыдясь возвращаться к Ду Мэй с пустыми руками.

Но, повинуясь приказу Ду Мэй, слуга схватил Ли Цзя за руку и ни за что не хотел отпускать его.

– Мне велено разыскать вас, и вам придется пройти со мной к госпоже.

Ли Цзя ничего не оставалось, как последовать за слугой, к тому же он сам все время думал о своей любимой. Но, увидев Ду Мэй, Ли Цзя не смог произнести ни слова.

– Ну, как наше дело? – спросила Ду Мэй. У Ли Цзя навернулись слезы.

– Вероятно, сердца людей скудны сочувствием и вы не можете набрать трехсот ланов?

Сдерживая слезы, Ли Цзя ответил ей на это стихами:

– Шесть дней подряд я бегал по городу и не сумел достать жалкого лана. Мне было совестно показаться тебе на глаза с пустыми руками. Поэтому и не приходил сюда эти дни. Сегодня слуга передал мне твой приказ, вот я и пришел, объятый стыдом. Я старался вовсю, но таковы уж теперь люди.

– Об этом не должна знать матушка Ду. Сегодня оставайтесь у меня ночевать, я вам должна кое-что поведать, – сказала Ду Мэй и стала готовить вино и закуски. Вместе с любимым она пила и веселилась, а среди ночи спросила у Ли Цзя:

– Как же быть с нашим браком? Вы действительно нигде не можете достать денег?

Ли Цзя молчал, из глаз его лились слезы.

Незаметно подошло время пятой *стражи, стало светать.

– В моем тюфяке спрятаны мелкие деньги: там будет около ста пятидесяти ланов серебром, – сказала тогда Ду Мэй Ли Цзя. – Это мои собственные сбережения. Возьмите их. Здесь как раз половина той суммы, которая нам нужна. Пусть эти деньги будут моей долей, вам придется раздобыть остальное, но это будет уже значительно легче. Остается только четыре дня, смотрите не опоздайте, – с этими словами Ду Мэй встала с постели и передала молодому человеку небольшой тюфяк.

Ли Цзя, пораженный и обрадованный, велел слуге отнести тюфячок Лю Юйчуню, вслед за слугой сам отправился к другу и рассказал ему о происшествиях этой ночи.

Распоров тюфяк, молодые люди нашли запрятанные в вате мелкие серебряные монеты. Взвесив деньги, они убедились, что там действительно сто пятьдесят ланов. Крайне удивленный, Юйчунь воскликнул:

– Да! Эта женщина по-настоящему тебя любит. А раз у нее к тебе такое искреннее чувство, то бросать ее нельзя. Я сделаю все возможное, чтобы тебе помочь.

– Если только ты поможешь мне, я этого никогда не забуду и в долгу не останусь.

Юйчунь посоветовал Ли Цзя остаться у него, а сам отправился на поиски денег. За два дня он сумел достать недостающие сто пятьдесят ланов.

– Деньги эти я одолжил не столько ради тебя, сколько из уважения к чувствам Ду Мэй, – сказал Юйчунь, вручая Ли Цзя деньги.

Ли Цзя взял триста ланов и с сияющим от радости лицом отправился к Ду Мэй. На исходе был только девятый день, так что молодой человек явился за день до срока.

– Прежде вы не могли раздобыть ни гроша. Как случилось, что сегодня вы вдруг сразу достали сто пятьдесят ланов? – удивилась гетера.

Ли Цзя рассказал ей обо всем, что сделал для него Лю Юйчунь.

– О! Лишь благодаря господину Лю наше желание теперь будет исполнено! – воскликнула глубоко благодарная Ду Мэй.

Довольные и счастливые, молодые люди провели весь этот вечер вместе. На следующий день, поднявшись спозаранок, Ду Мэй обратилась к Ли Цзя:

– Как только вы отдадите деньги, я сразу же уеду с вами. Надо заранее позаботиться обо всем, что нужно для дороги. Вчера я одолжила у подруг двадцать ланов серебра, возьмите их, и пусть они пойдут на путевые расходы.

Ли Цзя как раз был озабочен тем, как достать денег на дорогу, но не решался заговорить об этом, и теперь, получив серебро, он очень обрадовался.

В это время в дверь постучали, и раздался голос матушки Ду.

– Мэй! – крикнула она гетере. – Сегодня десятый день!

Ли Цзя открыл дверь и попросил хозяйку войти.

– Вы были к нам так добры, матушка. Я как раз собрался пригласить вас сюда, – сказал Ли Цзя и тут же выложил на стол триста ланов серебра.

Хозяйка, меньше всего ожидавшая, что у Ли Цзя найдутся деньги, даже изменилась в лице: видно было, что она сожалеет и готова отказаться от своих слов.

– Я живу у вас уже восемь лет, – сказала тогда ей Ду Мэй. – За это время я принесла вам не одну тысячу дохода. Сегодня я покидаю ваш дом и начинаю новую жизнь. Но делаю это с вашего собственного согласия. Вы получаете ровно столько, сколько просили, и деньги эти вручаются вам в назначенный срок. Если вы не сдержите слова и не позволите мне уехать, то господин Ли возьмет деньги назад, а я тотчас покончу с собой. Потеряете и меня и деньги, но раскаиваться будет поздно.

Хозяйке нечего было ответить на это. После долгого раздумья она наконец достала весы, взвесила серебро и сказала:

– Раз уж так, то тебя вряд ли удержишь. Но хочешь уехать, так убирайся сейчас же. Да не надейся, что заберешь с собой наряды и уборы, которые здесь носила, – с этими словами матушка Ду вытолкала Ли Цзя и Ду Мэй за дверь, заперла комнату и повесила на дверь замок.

Стояла холодная осенняя пора. Ду Мэй, прямо с постели, еще не причесанная и не умытая, в стареньком домашнем платье очутилась на улице. Она низко поклонилась хозяйке, Ли Цзя тоже поклонился ей, и они покинули увеселительный дом.

– Подожди здесь немного, – сказал Ду Мэй молодой господин, – я найду паланкин, чтобы доставить тебя в дом почтенного Лю, а там уж обсудим, как нам дальше быть.

– Мне следовало бы попрощаться с моими сестрами-подругами, с которыми у меня всегда были добрые отношения, – сказала Ду Мэй. – Кроме того, они были так добры, что одолжили нам денег на дорогу, и мы непременно должны поблагодарить их.

Ду Мэй и Ли Цзя отправились к подругам гетеры. В самых близких отношениях Ду Мэй была с Се Юэлан и Сюй Сусу, которые жили неподалеку. Молодые прежде всего направились к Се Юэлан. Увидев подругу в старом платье, без всяких украшений на голове, Юэлан очень удивилась и спросила у Ду Мэй, что случилось. Та подробно обо всем рассказала, а затем представила подруге Ли Цзя.

– Это та самая сестрица, которая одолжила нам денег на дорогу, – сказала она, обращаясь к Ли Цзя. – И вам следует ее поблагодарить.

Ли Цзя стал кланяться молодой женщине.

Юэлан помогла Ду Мэй умыться и причесаться и послала за Сюй Сусу, чтобы та пришла повидаться с подругой.

Когда Ду Мэй закончила туалет, обе ее прелестные подруги достали свои изумрудные головные украшения, золотые браслеты, нефритовые шпильки, драгоценные серьги, цветистые платья с вышитыми рукавами, пояса с фениксами, вышитые башмачки. Они нарядили Ду Мэй с иголочки, а затем приготовили вино и устроили пир в ее честь. На эту ночь Юэлан уступила свою спальню Ли Цзя и Ду Мэй.

На следующий день снова было устроено празднество, на которое были приглашены все гетеры. Собрались все близкие подруги Ду Мэй, каждая с чаркой вина подходила к молодым и поздравляла их. Красавицы играли на различных инструментах, пели, танцевали; каждая старалась как могла, чтобы все насладились весельем. Пир длился до глубокой ночи.

Ду Мэй по очереди благодарила каждую из подруг.

– Ты была первой красавицей среди нас, – говорили они ей. – Теперь ты собираешься уезжать с молодым господином, и, может быть, мы больше не увидимся. Когда вы уезжаете? Мы непременно проводим вас.

– О дне их отъезда я дам вам знать, – сказала Юэлан. – Но ведь наша подруга со своим господином отправляется далеко, за десятки тысяч *ли, а денег у нее нет; об этом мы не подумали, а это наше дело, и нам надо позаботиться, чтобы сестрица не испытывала никаких затруднений в пути.

Подруги согласились с Юэлан. Вскоре все разошлись, а Ли Цзя и Ду Мэй снова остались у Юэлан.

Когда пробила пятая стража, Ду Мэй спросила:

– Куда же мы с вами поедем? Думали ли вы об этом и есть ли у вас какое-нибудь определенное решение?

– Мой отец и так очень сердит на меня. Если он узнает, что я женился на гетере, и я привезу тебя домой, нам обоим несдобровать. Я долго об этом раздумывал, прикидывал и так и этак, но пока толком ничего не придумал.

– Чувства отца к сыну даны самой природой, и они всегда остаются в душе, – ответила Ду Мэй. – Но если нам нельзя сразу ехать домой, мы можем пока поселиться где-нибудь в прекрасных местах *Сучжоу или *Ханчжоу. Первым домой отправитесь вы и попросите родственников и друзей замолвить за нас слово перед вашим почтенным отцом, а когда все уладится, приедете за мной. Так будет спокойнее и для вас и для меня.

– Ты права, – согласился Ли Цзя.

На следующий день молодые расстались с Юэлан и отправились к Лю Юйчуню, чтобы собрать вещи. Увидев Лю Юйчуня, Ду Мэй низко поклонилась ему, благодаря за помощь, которую он им оказал.

– Когда-нибудь мы с мужем непременно отблагодарим вас, – сказала она.

Юйчунь поспешил ответить на поклоны и сказал:

– Вы замечательная, вы достойнейшая женщина! Вы остались верны в любви к Ли Цзя и не посчитались с его бедностью. А я лишь помогал ветру раздуть горящий огонь, так что и говорить об этой ничтожной помощи, право, не стоит.

Весь день хозяин и гости провели за вином. На следующее утро они выбрали *день, благоприятный для путешествия, и наняли паланкин. Ду Мэй послала слугу с прощальным письмом к Юэлан.