Когда Людмиле уже стало казаться, что всё её коммуникативные навыки терпят фиаско рядом с Еленой Павловной, на помощь подоспел Санька.
– Девочки, первая порция готова. ― Победно продемонстрировав шампуры с аппетитными кусками мяса, Кудряш дождался, когда супруга подала поднос.
– Какой аромат невероятный! ― Люся, слегка захмелев, готова была рассыпаться в комплиментах, довольная, что друг разбавил их скучную компанию.
– Наливайте! Я пока новую порцию нанижу, там жар унялся, можно без присмотра оставить. С вами пообщаюсь. ― Санька достал из нагрудного кармана пачку сигарет, закурил, словно морской волк. Прищуриваясь одним глазом от дыма и сжимая лишь уголком губ фильтр. Потёр ладони, дождался, когда жена наполнит тару, объял рукоять кружки.
В беседке повисла тишина. Шурик пил пиво, удивлённо созерцая картину. Повел бровью:
– Я смотрю, вы общий язык нашли, ― с хитрицой ухмыльнулся.
– Мы издалека к этому моменту подходим, ― Елена положила себе пару кусков мяса, налила на тарелку обильно соус.
– А как вы познакомились? ― Людмила сгорала от любопытства, как совершенно разные люди полюбили друг друга.
– На дискотеке в педагогическом колледже. Лена стихи рассказвала, когда я пришёл. ― Саня вновь отпил пива. ― На столе.
– Елена Павловна на столе? ― Люся опешила.
– Саш, ну что ты людей смущаешь, ― Лена раскраснелась.
– Это очень интересно, не думала, что Александр поклонник поэзии, ― Людмила впервые за вечер увидела, как Лена, улыбнулась, глаза её заблестели. ― А чьи стихи были?
– Есенина. ― Суровая преподаватель деревенской школы преобразилась.
– Есенин! Я в детстве любила его произведения. Но чтобы очаровать ими Саню, артистизм особый нужен. ― Люся по-прежнему не понимала… Как? Неужели настолько непредсказуема влюблённость мужская, что самец реагирует на скрытые посылы даже при чтении классиков.
– Не про белую берёзу стихи были, ― Саня подмигнул жене.
– А про что? ― Люся смотрела на Елену Павловну, которая засветилась счастьем, будто воспрянула духом.
– Саш, можно? ― Лукаво спросила Елена.
– Жги, мать, что уж там! ― Саша прищурился в предвкушении.
Лена осмотрелась по сторонам, нет ли кого рядом, поправила рукой волосы, игриво приподняла брови.
– В тот вечер было много стихов, молодая была, выпила на голодный желудок, ― будто оправдываясь, пробормотала она. Но когда Саня вошёл в зал, я заметила его ещё в дверях, стоя на столе. На нём была чёрная рубашка, ворот расстёгнут, брюки чёрные. Высокий, статный, стремительный. Глядя на него, я вспомнила именно этот стих из маленького сборника матерных стишков, который прятала:
Мне бы женщину ― белую, белую
Ну а впрочем, какая разница
Я прижал бы её силой к деревцу
И в задницу, в задницу, в задницу.
Люся смеялась долго, нет, она не смеялась, она ржала как конь, не взирая на этикет и вежливость, которые через силу пришлось проявлять до этого с дамой напротив. Вот уж и правда, любовь творит чудеса.
– Какой тонкий флирт, ― с глазами полными слёз от смеха, выговорила она, отдышавшись. ― Теперь всё складывается. А я сижу, и понять не могу, как такие кардинально разные люди уживаются.
– Ой, Мила, ― подчеркнула имя голосом она. ― Я деревенский учитель, мне необходимо соответствовать статусу. Иначе бабы языкастые разнесут, до директора школы дойдёт, о морально падшем педагоге. А нам ещё тут жить и Катю замуж выдавать, заклюют ведь.
– Что есть, то есть. Помню скандалы про фото учителей в купальниках, вплоть до увольнения, ― с пониманием ответила гостья.
– Я даже на речку позагорать не могу выйти и поплавать днём. Гаджеты никто не отменял, от подростков можно сейчас всё, что угодно ожидать. Снимут, на видео выложат, а потом мне отчитывайся, ― с грустью в голосе поведала Лена.
– Да уж, незавидная у тебя участь, ― поддержала Людмила. ― Сань, а ты что в педагогическом колледже забыл?
– Я учился в ПТУ строительном в городе, парни на дискотеки часто ходили к училкам, ― нарезая долгожданного леща, выложил на тарелку Люсе кусок.
– В строительном?
– Да, мы с Толиком там вместе учились.
– Как хорошо, что ты напомнил. Я же, как раз спросить хотела, мне надо пристроить тёте Тоне санузел к дому. Возьмётесь?
– Люсь, так это дело не одного дня. Коммуникации наладить, согласовать, короб вывести.
– А я и не спешу никуда. Завтра хочу навестить тётю в больнице, поставлю перед фактом. А там решим: сколько, куда и что. Вы за работу не стесняйтесь, цену свою называйте, если надо ещё кого-то привлечь, без проблем. Оплачу, деньги есть. За неделю управитесь?
– Шустрая ты, кто же за неделю такое делает? Дней десять, хотя бы, и то, если третьего позовём в бригаду.
– Десять дней ‒ не месяц. По рукам? ― Люся оживилась.
– По рукам, завтра зайду к вечеру, смету составим. ― По лицу Сани видно было, что рад он возможности подработать.
– Мне бы ещё на хозяйство знающего нанять кого. А то из меня сельхоздеятель никакой.
– А что надо делать? ― Лена попыталась вникнуть в суть запроса.
– Огород поливать, что ему её ещё по сезону надо, за птицей присматривать, да крольчиха должна родить, а я боюсь, что не справлюсь, загублю приплод.
– Так Катю возьми, она всё умеет это делать. Что толку, что с деревенскими целыми днями бегает, а так хоть подработает на хотелки свои.
– Маленькая она вроде, как же справится? ― Люся, привыкшая к городским детям, не могла совместить в голове возраст девочки и нагрузку.
– Она по дому это всё делает задаром, а так хоть будет у неё на карманные расходы, ― поддержал идею отец семейства. ― Утром придёт завтра, что надо, начнёт делать, пока ты отсыпаться будешь. А по деньгам, сама реши, сколько ей выделять будешь за каждый приход. И не смущайся поручения ей давать. В деревне ‒ дети с детства привыкшие помогать. Нам с Леной всё проще по деньгам будет. К осени в школу собирать, а я вот у тебя подработку нашёл, давно жена одна тянет. Я всё больше по огороду да по заготовкам.
– Договорились! ― Людмилу обрадовала возможность быть полезной в помощи другу детства. Просто так денег бы не взял ― гордый. Хоть какое-то подспорье.
Домой Людмила возвращалась далеко за полночь. Она шла по пустынной улице, вдыхая ароматы травы и цветов, любовалась россыпью звёзд на фиолетово-сизом небосводе. Низкие деревенские постройки не закрывали горизонт, даруя душе чувство неведомой в городе свободы от бетонных высоток. В памяти ярким бликом восстал образ водителя спорткара. Пока гостила она у Сани, отвлеклась, но наедине вспомнила натренированное тело незнакомца, хищный взгляд и пренебрежение.
Она привыкла к тому, что мужчины вьются вокруг неё, но этот зацепил своей холодностью и высокомерием. Хотя, зачем она себя обманывает, он сногсшибателен. Ох, не стоило ей в поезде увлекаться чтением любовного романа. Теперь остаётся лишь грезить в одиночестве о ласке и любви. Ещё хотя бы раз увидеть его, узнать поближе, заговорить. Смотреть в глаза и молчать, отдаться всецело. И ведь как в том стихотворении: всё равно у какого дерева, лишь бы плотно и глубоко, да так, чтобы аж коленки дрожали от пылкой страсти его. Понятно, почему Кудряш на Лену запал, когда она читала стих, в ней полыхало то, от чего Люся всю жизнь убегает. Желание, чтобы мужчина взял жадно. Без имени и отчества, без статусов и условностей. Дико, необузданно, яро. Без страха и боязни, что будет потом, просто поддаться первородному зову. Людмила задумалась: она ведь сама как Лена давно уже прячет за маской Людмилы Витальевны своё естество. Страсть, желания, тягу к любви и нежности. Только жена Сани с ним раскрывается, а Люсе не с кем.
Пузатая луна обнимала небо ореолом. Впервые захотелось выть от одиночества, да так, чтобы высвободить всё то, что годами сковывало сердце льдом условностей. Деревня освобождала в ней женщину, ту, по которой она сама тосковала все эти годы, способную любить без статусов и наслаждаться настоящим.