Она вцепилась когтями в его руку, вращала глазами и тащила на дно.
– А-а-а! – он отбивался, судорожно заглатывал воздух вместе с водой. – Отвали! Ведьма!
– Помыться нужно, сынок! – старая санитарка пучила базедовы глаза, намыливала Евгения, иногда притапливала. – Вроде не буйный. Воды боишься?
– Мы все утонем! – парень опустил руки, лицо застыло и посинело – он перестал дышать: от санитарки сильно пахло потом.
– Что ты, милый! – баба Зина рывком подняла его, взяла шланг. – Ополоснёмся – и всё!
Она завернула пациента в простыню, перевалила через борт ванны, подставила своё плечо. Ноги коснулись холодного кафеля – Евгений задрожал.
– Трупы… Плывут… Скалятся… Лошади… Крысы… – он рухнул на пол.
– Степан! – голос у бабы Зины был низкий, с командными нотками. – Живо! Халат! И в палату! Укрой хорошенько, дрожит бедолага.
Санитар, широкий, плосколицый, потащил обмякшего Евгения.
Баба Зина подтёрла пол, сняла фартук и поспешила на пост к медсестре.
– Видела? Красавчик какой? Ему бы детишек делать. Эх, жизнь, – она махнула рукой и налила в кружку кипяток.
– Можно и без детишек, – хохотнула Оксана, поправила грудь.
– Тьфу на тебя, – санитарка громко отхлебнула из кружки.
* * *
– Что у нас нового? – Пётр Алексеевич Медный откинулся на кресло и посмотрел на подчинённых: шесть пар глаз прощупывали его настроение.
– Вялотекущая шизофрения. Тихий. Истории рассказывает – заслушаешься. И всё про наводнение в Питере, – заместитель главврача улыбнулся. – Просит не закрывать в палате. Боится утонуть.
– Приведите его ко мне, поговорю, – Медный прикрыл веки, проглотил зевок. – Если ничего нового, все по местам… Александр Данилович, задержитесь.
Заместитель по АХЧ, проще – завхоз, досадливо крякнул и сел.
– Пополнение казны есть? – главврач смотрел мимо, покусывая нижнюю губу.
– Да, оплатили. Деньги в…
– Свободен, – Медный зевнул. – Пусть кофе принесут. Двойной.
В дверь робко постучали и сразу открыли. Главврач поморщился: не успел выпить кофе. Вошёл новенький. Остановился, разглядывая кабинет. Не обращая внимания на главврача, подошёл к книжному шкафу и застыл. Глаза, до этого безразличные, блеснули.
– Можно? – он протянул руку к створке шкафа. Длинные пальцы подрагивали.
– Здесь только по медицине, – кривая улыбка мелькнула на лице главврача и пропала. – Есть дореволюционные издания.
Пациент доставал фолианты, гладил, бережно листал и даже нюхал пожелтевшие страницы.
– Завидую вам, – он закрыл дверцу и посмотрел на главврача. – Я Евгений.
– Медный. Пётр Алексеевич. Друзья зовут Всадник, – крупная голова горделиво вскинулась.
– Завидую вам, – повторил пациент. – А я просто Евгений.
– Почему просто? У вас есть имя, вы личность.
– Нет. Я просто аспирант. Не успею стать личностью. Скоро утону! – в глазах плескался страх. – Мы все утонем! Эта территория опасна. Врут, что наводнения каждые сто лет. Они здесь случаются чаще. Никакая дамба не спасёт. Мы обречены! Петра предупреждали об этом! Самоуверенный, никого не слушает.
– Евгений! Не всё так плохо! Гарантирую безопасность, – Медный проглотил короткий зевок: скукота, бред как бред.
– Гарантируете?! Он тоже гарантировал! И что? Вы плыли когда-нибудь рядом с трупами? За вами гналась мёртвая старуха на бревне? Вы передавали родителям тела утонувших детей? – Евгений содрогнулся и стал задыхаться. – Я… глотал отвратительно жёлтую воду. У меня в желудке остался песок!
– Ну-ну! Вам, наверное, это приснилось?
– Было бы хорошо, если бы приснилось! А вы лежали в сундуке, куда вас положила мать и отправила по Неве? – Евгений упал на стул, закрыл глаза и сполз на пол.
Медный распахнул дверь кабинета – дежурный врач едва успел отпрыгнуть от замочной скважины.
– В палату его! Дать снотворное.
– Не надо! Хочу чай, сладкий. С печеньем, – по-детски всплакнул пациент. – Не закрывайте дверь! Я утону! Мы все утонем!
Евгений вскочил, схватил главврача за грудки и стал трясти.
Медный расстегнул пуговицы, выскользнул из халата – Евгений скомкал его и уткнулся лицом.
– Палату не закрывать. Пусть бродит где хочет… Всё равно все двери закрыты, – главврач усмехнулся и сделал большой глоток кофе из тёмно-синей кружки с шапкой Мономаха на белом фоне.
* * *
– Пелагея не вышла на работу, – завхоз выжидающе посмотрел на главврача.
– Вызови Оксану, – у Медного дёрнулась нижняя губа. – Я должен это решать?
– Слушаюсь, – завхоз попятился, царапая взглядом пол.
Всадник заходил по кабинету. Время ныло, вытягивая душу. Он считал шаги. Десять – в ширину. Двадцать – в длину.
– Не вышла… Почему не вышла? – набрал номер медсестры. Тишина. Абонент недоступен.
– Убили-и-и! – душераздирающе закричала баба Зина.
Медный распахнул дверь.
По коридору шёл Евгений с девушкой на руках. Запрокинутая голова. Мокрые волосы роняли капли на пол.
Пациенты сгрудились возле входа в гостиную. Телевизор заливался хохотом. Санитары закатывали рукава.
– Она утонула, – Евгений сел на пол, прижал голову Пелагеи к груди и стал раскачиваться. – Мы все утонем. Нева… она такая. Забирает к себе.
– Вызывайте полицию! – у Медного заходили желваки. – Всех закрыть в палатах!
– Нет! Все утонут! – Евгения затрясло. – Почему никто меня не слышит?
* * *
– В психлечебнице нашли труп медсестры. Долго не возитесь. Ясно, что психи и замочили. Для видимости дня два покрутитесь и закрывайте. И про своих утопленников не забывайте! – начальник уставился в монитор. Послышался шелест карт и победные взрывы фейерверка.
– Забудешь тут! – Андрей пинком открыл дверь в свой кабинет и бросил папку на стол. – Я в дурку.
– Давно пора, – одобрила Ника, не поднимая глаз. – А я в морг, к утопленникам.
* * *
– Можете беседовать в моём кабинете, – Медный пожал руку следователю. – Только смысл?
– Они же не буйные? – Андрей не стал усаживаться в кресло главврача, пристроился за боковым столом.
– Нет. Все вменяемые. Но санитар будет возле двери. На всякий случай. – Медный забрал пиджак. – Может, меня сначала опросите?
– Вас в последнюю очередь, – Андрей посмотрел на главврача: волнистые волосы, римский профиль, только лаврового венка на голове не хватает.
* * *
– Пётр Алексеевич, подведём итоги: у вас 46 пациентов. Из них шесть сознались в убийстве медсестры. Кстати, почему Пелагея? По документам она Параша.
– Стеснялась. Попросила называть Пелагеей. Как певицу.
– Что за тип Евгений?
– Он у нас две недели. Пришёл сам, по направлению частного психиатра.
– Псих, значит. Он первый подозреваемый.
– Простите, у нас не психи, а душевнобольные… – Медный ощупывал свои пальцы, словно желая удостовериться, что все на месте. – Понимаю: первый нашёл труп, наследил на месте преступления. Но… Евгений убить не мог – у него эмоционально-волевые нарушения, а не агрессия.
– Пётр Алексеевич, убить способен любой. Если не Евгений, то кто?
* * *
Александр Данилович подошёл к своему кабинету и посмотрел на вывеску: «Заменшиков А. Д. Зам. директора по АХЧ». Никто не называл его ни по имени, ни по должности. Величали, как какую-то бабку, завхозом.
– Бояться перестал? – он смотрел на ботинки санитара, словно они были главным элементом в фигуре. – В карцер захотел? Или давно уколы не делали?
– Не успел убрать. Блаженный этот, Женька, припёрся.
– А дверь закрыть?!
– Не успел…
– К бабам приставать ты успеваешь, – завхоз пожевал язык. – Тебя допрашивали?
Степан кивнул. На его лице не было ни бровей, ни ресниц, ни мыслей.
– Ничего не сказал, – он собрал губы в пучок и резко раздвинул в улыбке.
– Не тупи. Не молчал же? – завхоз с ненавистью посмотрел на безмятежное плоское лицо.
– Ну… Это… Сказал, ничего не знаю. – Санитар опять изобразил улыбку.
– Пошёл вон! – Александр Данилович выдвинул ящик стола, достал лекарство, положил под язык.
* * *
– Представляешь, аспирант нашёл Пелагею, то есть Парашу, в подвале, в комнате, где только ванны. Потолок зеркальный. Говорят, чтобы психов отвлекать во время каких-то гидропроцедур, – Андрей просматривал записи из лечебницы. – Что, она себе процедуру делала? В одежде?
– Тухляк. Психи ведь не могут быть свидетелями? – помощница подняла руки над головой и прогнулась вправо-влево.
– Могут. Они вменяемые.
– Шея затекла… Коллеги мочканули?
– Зачем им убивать медсестру? Какой мотив? – Андрей тоже потянулся. – Кофейку бы…
– Кто бы пришёл да сделал бы… – мечтательно пропела Ника.
– Я старше по званию, – Андрей взлохматил чуб, превратившись в озорного подростка. – Кофе делать тебе…
– Тогда за экспертизой завтра пойдёшь сам. На Парашу полюбуешься… – Ника легко вскочила и поставила чайник.
* * *
– С чего вы решили, что Пелагея утонула? – Пётр Алексеевич разглядывал Евгения: круги под глазами, возле губ складки – не спал.
– Она лежала в ванне… Вода холодная.
– Как вы вообще туда попали? Ключ взяли?
– Было открыто. Я искал запасной выход. Вдруг наводнение? На окнах решётки…
– Да выведут вас, если что! – Медный нетерпеливо заёрзал. – С чего вы решили, что медсестра утонула?
– Кожа очень бледная… Я таких видел. Бывают и синие утопленники. Эти самые неприятные: у них живот вздувается… Медсестра утонула.
– Вы же историк, а не эксперт.
– В 1824 году такое творилось… Много мертвяков вытаскивал из подвалов доходных домов. Особенно детей. – Евгений поморщился, на глазах выступили слёзы. – Их не пускали на верхние этажи. Заразы боялись из притонов. А вода поднялась на 4 метра 21 сантиметр по сегодняшним меркам.
– Вам, получается, двести лет? – Медный сощурил глаза, ноздри раздулись.
– Нет, что вы?! Мне 27. И тогда было 27. Я просто утонул.
Евгений смотрел Петру Алексеевичу прямо в глаза, словно зацепился крючком взгляда за нутро души и вытаскивал её.
– Понятно, – говорить больше не хотелось. – Идите, Евгений, к себе. Отдыхайте. Следователь опять завтра приедет.
Как только хлопнула дверь, Медный открыл ноутбук, забил в поисковик: «Наводнение в Санкт-Петербурге в 1824 году».
– 4 м 21 см… Н-да!
* * *
По коридору бежала Пелагея в белом, прилипшем к телу платье. Длинные мокрые волосы развевались, капли срывались и с грохотом, как горох, падали на пол. Рот девушки раскрылся в немом крике. Голые ноги шлёпали по воде. Она быстро заполняла помещение, проникала в закрытые палаты, доходила до кроватей.
– Спасите нас! – десятки криков слились в один стон, захлебнувшийся жёлтой жижей.
Медный вскочил, протёр глаза, опустил ноги на пол – сухо!
– Ух! Приснилось…
Набрал номер лечебницы.
– Всё нормально? Воды нет?
Дежурная сестра испугалась ночного звонка, сразу не смогла ответить, побежала в туалет, проверила кран.
– Есть. Не отключали.
– Дура! Бди! – Медный бросил телефон на кровать, подошёл к окну. Питер не спал. Потоки машин золотистыми драконами носились, то наскакивая друг на друга, то разбегаясь в разные стороны.
* * *
– Пётр Алексеевич, почему санитаром работает бывший заключённый и ваш пациент Степан Брюхов?
– Ну Заменшиков! Администратор хренов! Извините, – Медный сжал кулаки. – Я ему устрою!
– Устраивать будете потом. Вы руководитель. За всё несёте ответственность.
– Несу. Уже двадцать лет несу.
– Речь не о ваших заслугах, – Андрей закрыл и открыл глаза – хотелось спать. – Знаете, за что сидел Брюхов?
Медный молчал. Глаза застыли. Лицо окаменело.
* * *
Евгений потрогал замок на решётке окна. Вдруг холодные руки закрыли ему глаза – он резко присел и повернулся.
Оксана засмеялась.
– Никогда не делай так, – веки у него дрожали, губы подёргивались.
– Пугливый ты мой… – она провела пальцем по лицу Евгения. – Тебе хорошо было вчера?
Он быстро поцеловал девушку и отстранился.
– Я боюсь тебя… Я боюсь за тебя. Здесь опасно.
– Нам доплачивают за риск, – Оксана усмехнулась. – Молоко дают.
– Деньги и жизнь… Вечная дилемма… – Евгений отвернулся.
– Брось ты! Надо жить, пока живётся!
– А Пелагея?
– Параша она, – фыркнула Оксана. – Задницей крутила и докрутилась.
– Тебе её не жалко?
– Нет, – Оксана прижалась к спине Евгения – он не отреагировал.
– А перед кем крутила?
– Перед начальством. А тебе-то что?
Евгений услышал шаги и повернулся: по коридору шёл завхоз.
– Пациент, пройдите в процедурную! – Оксана одёрнула короткий халатик и брезгливо сморщила носик, словно мимо ползла мерзкая гусеница.
– Что вертишься? – неожиданно гаркнул завхоз и зло посмотрел на Евгения. – Разрешили ему! Привязать к кровати надо было сразу. Бегает тут!
Оксана развернулась на одной ноге, халатик задрался. Завхоз хлопнул её по мягкому месту, облизнулся.
* * *
Всадник вытянул руки: шерсть густела, ногти удлинялись. Комната увеличилась в размерах. Он разглядывал свой огромный стол снизу: инвентарный номер 203651. Снаружи шаркали казёнными тапками пациенты. В соседнем кабинете вёл допрос Андрей, такой молодой, но проницательный. Бежать было некуда. Из мышеловки вкусно пахло сыром. По периметру кабинета не было ни одной дырки. Он припал к полу. Шерсть на загривке приподнялась…
– Можно? – в кабинет без стука вошёл Евгений.
– Заходите, – Медный вылез из-под стола, взгромоздил своё солидное тело на кресло. Украдкой посмотрел на руки: всё нормально. – Карандаш упал.
– Пётр Алексеевич, а вы меня по Обуховке помните? Ну, больница для бедных?
– Помню, – зачем-то подтвердил главврач.
– Хотите от меня отвязаться? – Евгений усмехнулся, улыбка съехала влево вместе с носом. – Или… помните? В 1762 году? Вы были единственным врачом в этом Жёлтом доме скорби… Пациентов было 60 человек. Я из их числа, «сумасбродный», как говаривал ваш великий тёзка. Вы меня выбрали помощником.
– Интересно. Помощник из числа пациентов, – Медный облизал губы. – Евгений, вы мне помогли…
– А в 1828 году?
– Извините. Мне нужно к следователю.
* * *
– Представляешь, главврач сегодня нёс бред о традициях русской психиатрии брать помощников из числа пациентов, – Андрей рылся в бумагах. – А мне захотелось в отдельную палату: тишина, сон и книги. Мечта!
– А уколы? Раз, два – и ты овощ. – Ника украдкой разглядывала следака.
– Сейчас нет карательной психиатрии. – Андрей повернулся к помощнице, локтем свалив стопку папок. – Мне бы нервы подлечить.
– Наивный… – Ника собрала документы. – Нервы и психические дефекты – разные вещи.
– У меня и то и другое налицо. И на лице. Начальник требует назначить виновного и быстро закрыть дело. Настучал сегодня по башке и дал ещё день.
* * *
Всадник не открывал глаза, замер. Существо приблизило к нему мордочку, маленькие усики щекотали кожу. Бусинки глаз сверлили его, прожигая, как лазеры. Он вздохнул. Крыса замерла. Развернулась. Хвост мазанул по лицу.
– А-а-а! – утробно закричал Всадник, обильная слюна брызгала во все стороны. Он схватился за лицо – было мокро и мерзостно.
– Фу-у… – жена отодвинулась. – Сходи к психиатру, товарищ психиатр: каждую ночь одно и то же.
– Спи в гостиной, – Медный сел. Шёлковая пижама прилипла к телу. На полу валялась подушка. – Кто это?
Жена проследила за направлением дрожащей руки. Халат, раскинув рукава, сидел в кресле. Без головы и без ног.
– Твоя совесть… – хмыкнула, не заметив, как муж побледнел.
Она вскочила, сдёрнула халат с кресла. Ушла на кухню, достала спрятанные сигареты, долго сидела, листая ленту новостей.
* * *
– Пётр Алексеевич, у вас с документацией полный порядок.
Медный оживился и расслабился: разжал руки, сложенные в замок на груди, вытянул ноги, откинул голову на мягкую подушку кресла.
– Но… – Андрей поймал взгляд главврача.
Медный мгновенно сгруппировался, прикрыл область сердца рукой.
– Есть вопрос: почему третьего мая по кухне проходит 42 пациента, а по списку 43? Никто не выбывал. Аналогичная ситуация 11 июня, 10 июля.
Главврач поморгал.
– Опечатка.
– Три раза за три месяца?
– Может, родственники на свидание забирали?
– Мы проверили: нет.
Медный встал, мелкими шажками забегал по кабинету.
* * *
– Допрыгался, махинатор хренов? – Всадник исподлобья сверкал глазами.
– Виноват…
Заменшиков топтался перед массивным столом главврача, переводя взгляд с фигурной чернильницы на пресс-папье, которые он купил на блошином рынке шефу в подарок.
– Почему такое расхождение? – главврач стукнул по столу – статуэтка Медного всадника, тоже подарок завхоза, подпрыгнула.
– Эти… Выбывшие… Минус из списка. А повар – новый, принципиальный.
– Сам бы поел за пациента! – Всадник со смешком хрюкнул.
Завхоз сморщился.
– Брезгуешь? К ресторанам привык? – Всадник встал, приподнял пятки, «вырос» на сантиметров десять. – Выкручивайся сам. Как хочешь. Мне административка не нужна.
– А Пелагея?
– Какая Пелагея? Что за Пелагея? – Всадник нахмурился.
* * *
– Н-да, Евгений. Занимательно, – Медный потрогал у себя лоб: горячий.
– Чистая правда. Водицей Невы промытая, – в наивных глазах Евгения разлилась влажная синева. – И вопили страдальцы, молили о пощаде. Но никто их не слышал.
– Пейте чай, остынет. Берите печенье. – Медный устал: рассказчик повторял историю уже третий раз. – А что же вы?
– А что я? Что я могу? Человек я маленький. Бесправный и безвольный. Кричат страдальцы: чуют погибель свою. А я плачу от бессилия.
– Похоже привиделось вам.
– Что вы, господин хороший, как наяву.
– Может быть. Может быть, – мозг Петра Алексеевича заработал так быстро, что он не успевал за мыслью: «файлы» в поисках выхода из щекотливой ситуации вскрывались – с грохотом закрывались. Заболела голова.
– …а Всадник топтался в узких коридорах. Искал вход в подземелье, – Евгений закрыл глаза, раскачиваясь, как метроном. – Вода прибывала. Крысы плыли…
Петра Алексеевича передёрнуло.
– Конь стал хрипеть, пятиться. Всадник бил, бил его шпорами! На боках выступила кровь… – Евгений перевёл дыхание, отхлебнул из стакана чай.
– Спасите, Христа ради! – внезапно душераздирающе закричал он и закатил глаза.
Медный дёрнулся, уронил свою чашку – узор шапки Мономаха раскололся надвое.
– Спокойно! – главврач положил руку на плечо пациента.
– Вода! Вода! Спасите! – Евгения затрясло, в горле забулькало. Он стал биться затылком о стену, схватился за волосы, сквозь пальцы потекла кровь.
– Что за чёрт? – Пётр Алексеевич отпрянул.
– Это они так делали, когда вода поднялась, – как в ни в чём не бывало ответил Евгений и вытер руки о пижаму.
Медный промокнул лоб салфеткой и бросил в урну – она была в алых пятнах. «Я схожу с ума! – главный врач почувствовал, как сердце сжалось и резко выбросило кровавые ошмётки в сосуды. – Может, и к лучшему… Или инсульт?»
Евгений уронил свой стакан на пол, схватил Медного за руку и потянул за собой:
– Спасать! Нужно спасать! Скорее!
Медный попробовал сопротивляться, но рука у пациента была сильная, он тянул главврача по коридору, потом вниз по лестнице, в подвал. Санитар кинулся к ним наперерез, но Медный жестом его остановил. Спустились.
– Слышите? Стонут… Захлёбываются… – Евгений приложил ухо к стене.
– Где дверь? Где рычаг? – тонким, как ультразвук, голосом взвыл Евгений.
– Прекрати! Я больше не могу! Хватит! – главврач зажал уши.
– Нажимай, – нормальным голосом вдруг приказал Евгений.
Медный поднял руку и повернул камень – со скрежетом отодвинулась часть стены. Темнел узкий проход в подземелье.
– Пойдём, – Медный, часто-часто моргая, потянул Евгения за собой.
В конце коридора они остановились. Пахло сыростью склепа. Главврач преобразился: выпрямился, в глазах загорелся решительный огонь, возле губ прорезались две глубокие складки, подбородок выдвинулся вперёд.
Всадник одной рукой потянул вниз бронзовый светильник, другой – толкнул Евгения в открывшийся люк. Раздался всплеск.
– Всё! Конец комедии!
В коридор влетел Андрей и несколько бойцов в масках.
Всадник пошатнулся. Его лицо вмиг постарело: щеки отвисли, губы вывернулись, морщинистые веки прикрыли глаза. Рука потянулась к рычагу ниже светильника.
– Стоять! – Андрей оттолкнул главврача и заглянул в люк.
– Евгений Александрович! Вы как?
– Сказал бы я тебе, Андрюха, как. Мокро! Слизь на стенах. Вытаскивайте. Ноги до дна не достают.
* * *
– Как вы догадались, товарищ подполковник? – Андрей налил чай в большую кружку и протянул Евгению.
– Высчитал площадь здания и подвала: цифры не сошлись. – Евгений жадно припал к кружке. – Печенье есть?
– Овсяное, – Ника вытащила тарелку. – Как вы любите.
– Эти черти что придумали… – Евгений закинул в рот печенье, запил. – Вкусно-то как! В лечебнице чай слабый и несладкий… Короче, схема такая: стариков скидывали в люк, наполняли подвал водой, потом смывали. Рычаг под светильником для этого. Как кнопка унитаза. Вода уходила в Мойку, тело уносило. На место выбывшего за деньги брали другого пациента. В основном пожилых, с деменцией, от которых хотели избавиться родственники.
– А почему стариков нельзя устроить в какие-то специальные учреждения?
– Деменция – не причина для изоляции. А в частные – дорого.
– Сволочи… – Ника смахнула слезинку. – Страшная смерть.
– К тому же эти сволочи жадные. В месяц – по старику. А Всадник этот… Возомнил себя… Сейчас валит всё на завхоза. А самое гнусное: и баба Зина, и Оксана видели, что пациенты пропадают.
– А Пелагея? – Андрей раскрыл дело и достал фотографию. – Красивая…
– А Пелагея, она же Параша, догадалась, начала шантажировать главврача. Тот погорячился, ударил. Санитар пришёл, а она шевелится. Он её утопил в ванне. Зачистить не успел.
– Да, рисковали вы, товарищ подполковник, – Ника расширила глаза. – А без этого никак?
– За три года сколько утопленников?
– Как вспомню ваше лицо! – Андрей засмеялся. – Вам в артисты бы пойти, Евгений Александрович!
– Ага! Размечтался. А ты на моё место? – Евгений встал, почесал затылок, вытащил из волос оставшуюся капсулу с бычьей кровью, выкинул в урну. Нахмурил брови и голосом начальника, очень похоже, сказал: – За работу, товарищи офицеры!
* * *
– Разрешите? – Ника заглянула в кабинет.
– Заходи, – Евгений оторвался от монитора.
– Я хотела спросить… А это… Ваше внедрение – в рамках закона? У Медного-то сердечный приступ.
– Его и так бы совесть замучила. Я ускорил процесс. А ты жалеешь его?
– Не знаю. Он же учёным был. Светило психиатрии.
– А стал преступником. Иди, Ника, мне отчёт нужно доделать. Постой! Завари мне чай, пожалуйста.
– И печенье? – Ника оглянулась: шеф улыбался и был каким-то серьёзно-правильным.
– Ты что творишь, Невский? – в кабинет влетел начальник. – Ты для чего отгулы брал?!