– На два золотых выпотрошили! Довольно. У денег глаз нет. Этак продолжать, так можно и всю свою требуху проиграть, – сказал Конурин, отходя от игры в лошадки.
– И меня на восемь франков намазали, – прибавил Николай Иванович. – Для первого раза довольно.
– Для первого раза! Нет, уж меня больше и калачом к этим лошадкам не заманишь. Два золотых! Ведь это шестнадцать рублей на наши деньги.
– В стуколку же дома больше проигрывал.
– Стуколка или лошадки! Какое сравнение! Там игра основательная, настоящая, а здесь какая-то детская забава. Нет, черт с ней… Пусть ей ни дна ни покрышки. За вами, земляк, двенадцать франков. Вы двенадцать раз со мной в долю шли, – обратился Конурин к Капитону Васильевичу.
– С удовольствием бы сейчас отдал, но, знаете, я сегодня приехал сюда без денег, – отвечал тот. – То есть взял денег только на покупку билетов в места на завтрашний праздник и на проезд по железной дороге. Уж вы извините… Я при первой встрече отдам: и за проигрыш отдам, и за завтрак отдам. Сколько с меня приходится за завтрак? Сколько вы заплатили, Николай Иваныч?
– Завтрак что! Это уж от нас для первого знакомства. Стоит ли о таких пустяках разговаривать, – отвечал тот.
– Но позвольте… Дружба дружбой, а табачок врознь. Нет, я вручу вам при первом свидании или, даже еще лучше, привезу в гостиницу. Вы где остановились?
– Обидите, ежели привезете. Да я и не приму. Помилуйте, я рад-радешенек, что на чужбине с русским человеком встретился, и вы вдруг не хотите моего хлеба-соли откушать! Бросьте и не вспоминайте об этом.
– Ну, мерси.
– Глаша! А ты что сделала в лошадки? – обратился Николай Иванович к жене.
– Вообрази, я два франка выиграла. Нет, мне положительно надо играть. Да и вообще я заметила, что здесь дамам счастье. Ведь вот эта накрашенная с челкой на лбу куда больше пятидесяти франков выиграла. Надо играть, надо. Впрочем, вечером мы сюда еще придем.
– Вечером идите в казино, – дал совет Капитон Васильевич.
– А что такое казино?
– Тоже такое зало, где играют в лошадки и в железную дорогу. Кроме того, там концерт, поют, играют. Это прелестный зимний сад казино… Это недалеко отсюда… Это где гостиный двор, где лавки и вы, наверное, уже проходили мимо, когда сюда шли. Можете кого угодно спросить, и всякий укажет. Запомните: казино.
– Да нечего и запоминать. Я и так знаю. Мы тоже в казино были в Париже на балу и стриженой бумагой бросались. Вот, Капитон Василич, был бал-то интересный! Бал в честь Красного носа. Посредине зала висел красный нос аршина в три, и вся публика была с красными носами. А дамы там во время танцев выше головы ноги задирают… – рассказывала Глафира Семеновна.
– Знаю, знаю, – отвечал Капитон Васильевич. – И здесь такие балы бывают. А танцы эти – канкан называются.
– Вот, вот… Конечно, в Петербурге на эти танцы замужней даме было бы неприлично и стыдно смотреть, потому что сами знаете, какие это женщины так танцуют, но здесь, за границей, кто меня знает? Решительно никто. И кроме того, я не одна, я с мужем.
Компания отошла от стола, где играли в лошадки.
– Ну-с, куда же мы теперь стопы свои направим? – спрашивал Николай Иванович.
– Да ведь вы еще не видали второго стола, где играют в железную дорогу, – отвечал Капитон Васильевич. – Та игра куда занятнее будет. Вон стол стоит.
– Нет, нет! Ну ее к лешему эту игру! – замахал руками Конурин. – Уж и так я просолил два золотых, а подойдешь со второму столу, так и еще три золотых прибавишь.
– Да ведь только посмотреть, как играют.
– Ладно! На эти два золотых, что я здесь сейчас проиграл, у меня жена дома могла бы четыре пуда мороженой судачины себе на заливное купить.
– Однако, Иван Кондратьич, мы ведь затем и за границу приехали, чтобы все смотреть, что есть любопытного, – сказала Глафира Семеновна.
– Знаю я это смотрение-то! А подойдешь – сердце не камень.
– Ну, мы вдвоем с Николаем Иванычем пойдем и посмотрим, а вы не подходите. Пойдем, Николай Иваныч, пойдемте, Капитон Васильевич.
– С удовольствием.
Капитон Васильевич ловко предложил Глафире Семеновне руку, и они почти бегом перебежали на другой конец залы, где за зеленым столом шла игра в железную дорогу.
– Ужасно серый человек этот ваш знакомый купец… – шепнул он ей про Конурина. – Самое необразованное невежество в нем. Игру вдруг с судачиной сравнивает.
– Ужас, ужас… – согласилась с ним та. – Мы его взяли с собой за границу и уж каемся. Никак он не может отполироваться. Самый серый купец.
– Однако вы и сами купеческого звания, как вы мне рассказывали, но, ей-ей, давеча я вас за графиню принял. Так и думал, что какая-нибудь графиня.
– Мерси вам, – улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крепко пожала Капитону Васильевичу руку. – Я совсем другого закала, я в пансионе у мадам Затравкиной училась, и у меня даже три подруги были генеральские дочери.
– Вот, вот… Я гляжу и вижу, что у вас совсем другая полировка, барская полировка, дворянская.
Они подошли к столу. Их нагнал Николай Иванович. Иван Кондратьевич хоть и говорил, что не пойдет смотреть, как играют в железную дорогу, но очутился тут же. Стол этот был длиннее и больше. Посредине его был устроен механизм, где по рельсам бегал маленький железнодорожный поезд с локомотивом и несколькими вагонами. Рельсы составляли круг, и от центра этого круга шли радиусы, внутри которых были надписи: «Париж, Петербург, Берлин, Рим, Лиссабон, Лондон, Вена». Кроме того, промежутки радиусов были разделены еще на несколько частей, которые обозначались номерами. По бокам круга зеленое сукно было разграфлено на четырехугольники, а в этих четырехугольниках были написаны те же города, что и на круге. Были и четырехугольники с надписями на французском, разумеется, языке: «чет, нечет, белая, красная». В четырехугольники играющие и ставили свои ставки. У рельсового круга, где бегал поезд, сидели два крупье: один приводил механизм поезда в движение, другой собирал проигранные ставки и выдавал выигравшим деньги. Перед ним длинными колбасками лежали сложенные серебряные франковые, двухфранковые и пятифранковые монеты.
– Это что за Иуда такой сидит со сребрениками?.. – спросил Иван Кондратьевич над самым ухом Капитона Васильевича.
– А это крупье – кассир. Он банк держит.
– Совсем Иуда. Даже и рожа-то рыжая.
– Эта игра много интереснее, – рассказывал Капитон Васильевич. – Во-первых, вы здесь можете ставить, начиная от одного франка.
– Стало быть, всякое даяние благо. Все возьмут, что дураки поставят, – пробормотал Конурин.
– Во-вторых, и ставка разнообразнее. Можете ставить на какой вам угодно город: на Париж, на Петербург, на Лондон, потом можете ставить на пер или энпер, то есть по-нашему на чет или на нечет и, кроме того, на красное или на белое.
– Ах, это очень интересно! – воскликнула Глафира Семеновна. – Николай Иваныч, ты понял? Эта игра много любопытнее, чем игра в лошадки.
– Надо хорошенько посмотреть, матушка, тогда я и дойду до точки, – дал он ответ.
– Faites vos jeux, messieurs et mesdames! – воскликнул крупье мрачным голосом и при этом сделал самое серьезное лицо.
В четырехугольники посыпались франковики, двух- и пятифранковики.
Другой крупье тронул шалнер механизма и пустил поезд в ход. Поезд забегал по рельсам.
– Постойте, я куда-нибудь франк поставлю! – проговорила Глафира Семеновна и протянула к столу руку с монетой.
Крупье заметил ее жест и, протянув лопаточку на длинной палке, чтобы отстранить ставку, закричал:
– Rien ne va plus!
– Отчего он моей ставки не принимает? – удивленно спросила Глафира Семеновна.
– Нельзя теперь. Поезд останавливается. В следующий раз поставите, – отвечал Капитон Васильевич.
Поезд остановился на Лиссабоне.