Праздник всегда
переходит в будни,
а будни – в праздник.
Жизнь – это бег по кругу
или подъём по
вертикали?
Я и ты одинаково все выходим из матери чрева, криком о себе заявляя.
Как живём ты и я в радостном, в ослепительно-лучистом солнечном детстве?
Принимаем тел красоту и на ушко звучание слов, звенящих теплом.
Наслаждение дарят пение птиц, журчанье ручьёв, полёт облаков, убегающих в даль от посвиста смешливого ветра.
Громко и звонко хохочем над мокрыми шутками туч, дождём омывающими всё до чистоты обнажённой.
Босыми кидаемся в танец, смеясь и плескаясь из прозрачности множества лужиц.
Входят во внутрь тебя и меня солнца лучи, радостно наполняя веселием жизни, энергией творения согревая.
Час, дни, недели, года быстро проходят и я, как взрослый уже, от Бога и Природы уйдя, средь людей находясь, вдруг, вижу, слышу, ощущаю другое: увод от радости жития…
Не в единстве, а раздельно живём. В доме нашем комнаты отделены друг от друга стенами, стоят на фундаменте алчности и холода лжи.
Озябли, гуляем, будто пингвины, между торосами льда!
Нет, нет – мы их хуже, ведь, эти птицы без крыльев ныряют в морскую пучину и резвятся там в естестве.
Мы же забыли, вообще, свой океан – Вселенскую Душу, где наша душа родною частью была.
Я – душа – теперь одна?
Гулкое эхо топота ног разносится чётким одиночеством в пустых домах – теле моём и твоём, откуда время всё унесло, даже чувства.
Носится зов-эхо, ударяясь больно о стены. Мечутся безотзывно множество душ, потеряв нить связи и с Матерью, и с Отцом, то есть с Богом.
Холодно, голодно, нет уже боле родных у нас стен.
Где бы душу такую найти, чтобы тепла хватило нам всем?
Виктор хватает нужный, именно сейчас для него, нож. Отводит руку для замаха, чтобы полностью уничтожить… Сокрушающей, силой разрушительной вонзить лезвие в это мерзкое человекоподобное существо…
Размахнулся, но его хватают. Ему мешают… Держат за локоть его, за запястье… Мешают, но он знает, он знает, что если не получится ножом…, то разорвёт глотку этого подонка зубами…
В памяти его сполохом яркой молнии, осветившей темень случившегося, проносятся события, приведшие к уничтожению всего в здесь и сейчас…
Земля – корабль, который, как ковчег по водам беЗпредметности, носится в просторах вселенной. Древний фрегат, но военный, с дулами пушек. На палубе – люди, кто слепо осуществляют власти указания, ведущие к убиению и человечество, и человечность.
Команда кораблика приглашает и уверяет всех о получении во время круиза экзотических наслаждений по минимальной цене.
Они – пассажиры – рождаются и затем сразу попадают – как в данность – в общество. С верой в обещанное счастье поднимаются на палубу, где господствуют утверждаемые людьми насилие и обман.
Здесь некоторые – только некоторые, но глубже остальных чувствующие – начинают ощущать на судне запах непривычный.
Чувствуют запах смерти, но обещания предстоящих удовольствий по дешёвке, заглушают шёпот интуиции. Заглушают и заставляют их направляться туда, где комфортнее: в наслаждение. Хлопоты там у тебя и меня. Снова и снова у нас времени нет: обновляется круговерть суеты. Обновляется толчея и не хватает, всего лишь, сотенки часов, чтобы спросить во всеуслышание о том: что представляют собою планета Земля и ЧЕЛОВЕК?
Надо ответить на этот вопрос, отозваться на него, а… времени нет… Минуты, часы, века пролетают, а времячка нет… Бездонное небо, безбрежное небо, беззвёздное небо… Крик одинокий – плачет душа: «Нет ответа! Нет ответа! Кто и зачем создал меня? Зачем я живу?
Сзади, в спину будто толкнули. Обернулся. Взгляд во вчера устремил сквозь века и вновь в далёкое завтра, вернувшись, смотрю. Словно дула наводят. Как под прицелом Земля: время скоро спустит курки.
Небо… Земля… Душа…
20 сентября 2022 года, 17 часов и 50 минут
– Я готова, – Виктор услышал голос женушки. Она, наконец-то, прихорошилась и его весело-оптимистичное ожидание прекратилось. Поток мыслей, навеянных как ассоциации к сегодняшнему событию – празднованию дня рождения его второй половинки – поток мыслей перенаправился на мероприятие.
Обняв Светлану и сказав: – Хорошо. Пошли, – он отвлёкся от размышлений, вернулся с ментальной плоскости в предметный, физический мир.
Взялись за руки и вышли на улицу. Поглядывая, чтобы любимая его не споткнулась, направился с ней к такси.
«Мы едем к месту празднования, – про себя отметил Виктор, – Я, как всегда, одновременно нахожусь и с ней, моей прекрасной жёнушкой – в здесь, сейчас, и тут же – в прошлом/будущем.
Это восприятие моё на холсте пространства кистью времени рисует картину нашей с ней совместной прекрасно устоявшейся жизни.
Пребываю в состоянии сознания всеохватности окружения духом и, одномоментно, в предметах/объектах, в сегодня…
Вижу улицу и здания, людей, а за ними где-то, как-будто, в прятки с нами-псевдоумниками – играет Природа…
Мы едем и по факту в этом «мы», в содержании этом: анализе-синтезе, при расширении ракурса, вижу как едут, будто на сцене театра, и другие.
В неяви переплетаются течения энергий, что уплотняются в проявленные формы, в тела, что – как процесс – не виден большинству. Большинство занято другим…
Они едут, вращаются, крутятся, кувыркаются, убегая и догоняя, носятся по кругу… Шныряют с радостью весёлой туда и сюда, и обратно.
Смешались различные мужские/женские плоти, хваткие руки, зовущие к сексу голые ноги, трогающие влажностью губы и ласкаемые ими эрогенные зоны.
Шмыгают члены правительств и члены мужские полипенисно, сменяются пилотки военных-вояк и пилотки-вагины, а с ними, за ними спешат машинки-личности. Спешат котелки с мозгами и без. Спешат физиономии, механически говорящие, едящие, сношающиеся, рожающие и порождающие.
На фоне этой гонки по кругу олени ломают друг другу рога, а оленихи призывно крутят хвостами… Бывает, что они прямо перед самым капотом автомобиля-кобелина пересекают дорогу жизни, провоцируя и семейные аварии, и уход в ничто всех, кто рядом…
За этой сутолокой, осторожно выглядывая из леса, пристально наблюдает молодая шакалиха и страстно желает она заиметь всё, что есть у двуногих. Хочет лакомиться, сидя за столом; ездить на автомашине-кобелине; нежиться в мягкой постели и наслаждаться соитием не раз в году, а в дне по многу раз; жить в частном доме, а не в норе… Разглядывая людишек она убеждается, что для исполнений её желаний, надо совсем немного. Следует сбрить всю шерсть, укоротить хвост, научиться ходить на двух лапах, пользоваться косметикой, уметь читать/писать, нежно говорить ласковые слова и вовремя надевать эротическое бельё. «Значит, – решает шакалиха, – сделаю так и у меня будет всё…».
Носятся по кругу люди/толпа, на пятки наступают и нет возможности остановиться, оглянуться и задать вопрос, чтобы понять, понять себя и гонку безцельную… Мудрецы смотрят сверху, из отстранённости от суеты, на дочерей и сыновей Земли и постепенной эволюцией творят человека…
Школа жизни даёт уроки, знаки, но для нас/вас гоньба, вращение в колесе перемен важнее устремления себя к совершенству. Находясь в привычной ему упорядоченной смене мыслей Виктор слышит, как некий далёкий фон голос его жены, а образы самопроизвольно сменяют, обгоняют друг друга, словно в кино.
* * *
«Был я мальчишкой, а затем – взрослым мужчиной. Искать начинаю Любовь, но – во вне. Встречаю её, но не знаю ещё, что находится ВСЁ внутри у меня.
Встречаю, теряю, в поиск снова бросаюсь, а на деле, от сути я ухожу. Ухожу от Истины той, познать которую можно лишь в покое, оттолкнув суету.
Ищу и ищу, а что – не пойму… Мчится автомашина, оставляя за собой людей и дома, блеск прозрачных витрин позади, а с нею – и я, будто с тобою, но без тебя. Виденья сменяют друг друга, словно по кругу.
Свадьбу играли – это, будто, вчера…»
* * *
Виктор вспоминает как она рожала ему ребёнка…
«Начались схватки… Помогаю устроиться на заднем сидении авто, и я, сказав только три слова – Всё будет хорошо! – молча гоню в роддом… Торжествующе и предупредительно сигналя, всё чаще нажимая на клаксон, объезжаю пробки… Маневрируя для обгона въезжаю, удерживая направление, на высокие трамвайные рельсы и шатко гоню по ним… Успели вовремя к акушеркам, как всегда и во всём, успели…
Едем сейчас. Светофор замигал и загорелся зелёный…
Опять перекрёсток. Перекрёсток двух улиц или судеб и лиц…? Другие перекрёстки… Перекрёстки и улиц, и дорог жизненных, а среди них – наших двух сердец и душ…
Перекрёсток – это как в жизни, когда встречаются время, пространство и люди… Встречаются вовремя или не вовремя. Вот, опять перекрёсток… и приближаемся к выбранному месту встречи, празднования дня рождения любимой моей Светланы…»
Он давно уже заметил, что не может жить так, как большинство: принимать день таким, каким он приходит сам собою.
Виктору хотелось всё понимать/чувствовать и НАПРАВЛЯТЬ события изнутри себя по его, собственному плану. Направлять как в дне одном, так и во всей жизни своей. Хотелось и он уже начинает ощущать приближение некоего, объёмного по масштабу, озарения для такого соучастия, сотворения. Ощущает, но постоянная круговерть дел и делишек не даёт ему возможности полностью и надолго углубиться в себя.
Не получалось углубиться в какое-то важное осознавание: то один, то второй встречные, людишки мешали ему. Мешали, как единицы, думающие только о себе и с лёгкостью нарушающие данное слово, обещания. Нарушающие потому, что сказанное ранее становилось не выгодным им.
В этой шаткости палубы корабля жизни он на основе краеугольного камня – спокойствия и наличия мощи интуитивной веры в главенство честности – находил время для главного. Создавал прочный семейный фундамент, не забывая и о творчестве своём.
На этой основе вырос сын, организующий сегодня уже свою семью. Виктор с удовлетворением и радостью замечал, что он на первое место – как и они с женой – ставит духовную ценность: честность в отношениях.
Так семья оказывалась и оказалась тем островком, на котором Виктор мог уйти от того лицемерного общества, что является естественной природой воплощённого окружения и предметности, лжи окружающих.
Всё чаще он ловил себя на том, что в постоянной круговерти, узнавая людей, может быть уверенным в искренности только своих близких. Так его семья стала спасительной точкой стабильности, которую не могли сокрушить волны разочарований, всё чаще и чаще, получаемые и от общества, и от людей.
Виктор и сейчас, как всегда, одновременно находился и в предметно-действенной плоскости мышления для привычного общения с людьми, и в тончайших мыслях своих, а также в глубине осознания ощущений.
Пребывал в ощущениях, которые безмолвно несли ему весть о чём-то обобщающем, исходящем из некой неведомой основы, а не из окружения сиюминутного.
Он думает, ощущает и наблюдает за греющими сердце улыбками движениями жены.
«У ней, у матери моего сына, притягательно возбуждающей меня женщине-блондинке, сегодня – особый день!
Едем и вижу как в окнах авто мелькают, оставаясь позади нас, красиво-величественные здания города Риги. Столицы страны, вошедшей в Европейский союз, где государства подобны и по структуре управления, и по использованию гипноза для создания общественного мнения. Сходны по ценностным установкам и по отношениям между государством и людьми, и по отношениям между людьми, а также – между женщиной и мужчиной.»
Виктор со Светланой подъехали в Старой Риге к пристани и поднялись на пароходик «Планета-Земля».
* * *
Белопенные волны. Величаво плывут облака…
В вихре песчинка – корабль, Земля… Как попал на корабль – не знаю…
* * *
Он в состоянии отрешённости сознания – для него обычном явлении – с одновременным восприятием всего объёма многообразия окружения, вместе с женой своей заходит в кают-компанию, в обширный полутёмный банкетный зал.
Проходят мимо длинных рядов напитков, на и за барной стойкой. Видят знакомых, друзей и окунаются в общую атмосферу лёгкой предпраздничной, завершающей суеты.
Прибывают приглашённые: обмен любезностями.
«Приветствуем гостей. Расцеловав и по-родственному – кого надо – обняв, следуем к столу. Располагаемся, а шестое чувство живёт во мне своей независимой жизнью и отмечает и то, и сё, и другое, обещая вскоре подарить некую истину.»
Виктор с удовольствием почувствовал как волна приятных ощущений освежила память.
«Она – жена – многосторонне развитая у меня личность. Без устали украшает всё вокруг себя новым и, в итоге, создаёт красивую обстановочку. Вот, и сегодня: новое место празднования и оно лучше предыдущего.»
Взоры, всех входящих сюда, сегодня сразу притягивает к себе, стоящий в центре, готовый ублажить собрание гостей, длинный стол с белой скатертью. На нём разнообразие снеди, напитков; приборы, блестящие чистотой; имена на бумажках напротив стульев.
Из другого конца просторного помещения, от танцплощадки и сценки, доносится спокойно звучащая музыка. Её регулирует дискжокей. Занавес прячет артистов, танцовщиц и певца, кто украсят своими выступлениями доброжелательный климат вечера.
На фоне многоголосия слышатся искренние и фальшивые восторги при поздравлении юбилярши. Она всем улыбается и всё больше заводится радостью. Пропитываясь настроением ликования в празднике, начинает светиться отражением дружелюбия, приносимого гостями при вручении ей подарков.
Сделаны последние уточнения в словах, предметах, улыбках, объятиях и следует приглашение занять свои места.
3.1. Размещение для прицельности
Разглядывая на бумажках у столовых приборов свои имена все расселись за длинный стол…
«Двадцать два празднично одетых улыбчивых физических лица с шутками, прибаутками, исполняя роли сценического дружелюбия, располаются. Устраиваются у стола как иерархически разложенные карты из колоды-общества, – думает про себя Виктор, – Слева, справа и напротив нас.»
Тамада, в лице одной из лучших и давних подруг юбилярши, торжественно, но искренне от сердца, поздравила Свету. Изложила программу на вечер и уточнила, что всех прибывших ожидает сюрприз. В голосе её, в манерах, одеянии и вежливом подобострастии, в умении не нарушать границы дозволенного чётко отражался образ страны, где она родилась и жила – Латвия.
Официант обходит присутствующих.
Торжество начинается. Все уже заряжены приподнятостью над будничными заботами, что явно видно по внешне радостному облику именинницы.
«Атмосфера праздника поглощает всех и живёт ощутимо в помещении, главенствуя в смехе, в манерах, в разногосии говора. В то же время, отдельно пребывает здесь нечто своё внутри каждого из нас, из пришедших. Сплелись тут два раздельных проявления, которые также чётко разгораживаются и в обществе нашем, в его двойственности:
явь в событиях, с напышенной праздничностью и
неявное с бредом скрываемых страстей.
В этом, сегодня, на роль такого разделителя – видимого и тайного – выдвинута столешница.
Он – стол – как происходит всегда при многоликости компании на переговорах, на праздниках – принял, отделяя непритязательной ровной плоскостью столешницы верх и низ, видимое с невидимым. Он одинаково ровно принял всех.
Принял, встретил сходно и тех, кто был выше ростом и тех, кто ниже; и тех, кто был уже тёпленьким под хмельком; и тех, кто были холодненькими умом; и тех, кто расчётливо наметили в начале плотно поесть, а уже затем упиться до самопокачивания.
Столешница хорошо подходила для тех, кто над поверхностью её – при трапезе и любой другой деятельности – были хватки, постоянно лукаво улыбчивы и доброжелательны по-крокодильи.
Также хорошо стол подходил для увлекающихся подковёрными играми под плоскостью столешницы, где твАрилось разное, от взоров скрываемое. Спорый подъём в карьере тех, кто быстрее других шуровали лопатой, копая разные ямки и ямы конкурентам. Томление большинства из нас, кто незаметно и шустро урывали удовольствие для себя.
Стол этот, как и все его собратья, знал/видел всё, но оставался в философском безмолвии, а, вот, люди – нет. Они реагировали. Рефлексировали, но только на то, что приносило им известные всем нам пять чувств: откликались на боль, на неудобства, убегая от них, и на наслаждения, на удовольствия, устремляясь к ним.
«Корабль – Земля, – про себя отмечает Виктор, – это наша планета, где все мы живём, а сейчас – это сей пароход, где сидим мы с гостями: те же люди-пассажиры, то же восприятие, те же потребности, те же мотивы…
Пришёл сюда я с женой моей. Качается палуба.
Для трезво мыслящего человека палуба качается всегда на волнах моря жизни… Качается, но мгновениями импульсивно замирает в стабильности/абсолюте.
Замирает, когда выпрыгиваем мы из сна предметно-физического мира и оказываемся непосредственно в основе реальности. Оказываемся там и тогда, когда выныриваем из пучины изменчивых волн суеты суетной, видим себя, как-бы, со стороны…
Видим и надрывно кричать хочется, что не так мы, ты и я, живём. Не то пьём, едим. Не тем кланяемся. Не тех обнимаем, руки пожимаем, ласкаем… Не тем бросаемся на шею и целуем…
Целуем, вроде, красиво-привычные тела, которые, на самом деле, воспринимаются нами фальшиво: лживы они и красоту выставляют сквозь призму обмана.
Все мы/они – оборотни: самки/самцы, лисы/кролики и шакалы в человека обличьи по уровню сознания своего…», – так Виктор думает, полагает, но, в тот же миг, благожелательно улыбается окружающим.
В последнее время, он —Виктор – всё чаще начинает ловить себя на том, что он психиатр-психолог, находясь вне кабинета и приёмной своей, воспринимает уже людей только как своих пациентов. Ловит на этом своё восприятие и понимая, что это издержки профессии, успокаивая себя, мысленно переключается на компановку тезисов в докторской. Всё-таки он, в условиях закономерной и естественной изменчивости внешнего мира, нестабильности в обществе не забывает и всегда, всюду одаряет благодарностью любящую его жену своей сердечностью и мужской защитой, своим рядом нахождением. Так он отвечает на её постоянную заботу о нём. Он не устаёт восхищаться ёю, той, кто позволяет ему не думать о быте, о близких и делает возможным полностью находиться ему в поле творчества, в созидании научного произведения по теме необычной:
«Что представляет из себя человек?».
Виктор с удовлетворением воспринимает их семейный, невидимый для посторонних, подъём вверх по лестнице духа.
«Сегодня суббота, 20 сентября 2022 года —день рождения любимой жены моей – Светланы: ей пятьдесят лет. Рядом с ней сижу и, думая о своём, приветливо, изображая доброжелательность, киваю гостям. Киваю именно доброжелательно не потому, что они искренни со мной, а так надо, принято и мне приходится эти правила соблюдать.»
3.2.Гости-пассажиры на кораблике
Сложилось так, что собрались здесь на праздник сегодня сливки основных наших государств в Европе и слоёв общества.
Виктор знал почти всех их и, даже, подноготную каждого, но, как врач, личные данные клиентов хранил только в своей голове и картотеке…
В последнее время он стал осторожным. Ему было известно, что часто, когда кто-то называл взяточника не чистым на руку, то лиходеи обращались в суд и, опираясь на внушённую людям презумпцию невиновности, добивались наказания говорящего правду. В итоге, его объявляли виновным в клевете на казнокрадов и оборотней. Осуждали к лишению свободы, а проверку деятельности слывущего корупционером не проводили и тот формально слыл честным.
Давно уже все стараются не называть тех, по ком виселица плачет, открыто преступниками, в соответствии с сутью их поступков, а лицемерно и уважительно обращаются к сидящему в кресле начальнику.
По причине такой реакции юстиции законоотступники начинают выставлять себя чуть ли не святыми в глазах общества и это у них хорошо получается.
Получается, но важно то, что подход этот, применяемый в судебных залах, повторением своим закрепился и вышел на улицы. Здесь он, воздействуя на большинство, видоизменяет людей, приучает население стран к парадоксальному поведению.
Теперь преступники, предатели, мошенники, обманщики, если их так называют, громогласно возмущаются и требуют предоставить прямые доказательства. Дальше – больше: сейчас дошло уже до того, что подлецы – поступая подло, а лжецы – обманывая, сами себя считают благородными и честными, ведь, их двуличность и лицемерие никто не доказал в суде…
3.3. Воздействие Закона, созданного людьми
Закон этот действует как положено закону и он со временем закрепляет, делает привычным абсурдное восприятие самих себя.
Я – чиновник всегда прав, ведь, я ворую, но меня не поймали на преступлении.
Я – её муж – верен жене, ведь, то, что я, на самом деле, ей изменяю никто не докажет.
Я – его жена – обманываю мужа и сплю с другими, рожаю ему детей от сторонних, но считаю себя абсолютно честной супругой, ведь, противное не доказано…
Виноват не тот, кто совершил преступление или согрешил, а тот, кто попался и признался в том, в чём он виноват.
Среди главенства и торжества этого всеобщего, уже привычного, широко распространённого лицемерия и лжи Виктор, будучи принципиально честным, не находил себе друзей в рядах новых знакомых. Он, сознательно и целенаправленно поднимая уровень своего сознания к вершине Духа, где главенствует чистота и куда пропускаются только чистые, отстранённо вращался в суете и в атмосфере коварства общества. Он постепенно переводил в небытие недостатки свои, а достоинства осознанно укреплял.
Со временем Виктор с удивлением узнаёт, что его путь совершенства себя, люди воспринимали как действия непонятного им лоха/идиота, которого легко обвести вокруг пальца. Понимание такого отношения потребовало от него создать вокруг себя особую среду обитания из, хотя бы частично, подобных ему.
Таким местом, для общения в атмосфере искренности и для спасения души своей, он, после второго развода с очередной женой, нашёл в семье, созданной им и Светланой.
Круг родственников, особенно, после рождения Светой сына, стал для него самым надёжным островом посреди океана лжи и бушующих волн-страстей в обществе. Такая, взаимно с супругой приобретённая стабильность, уже много лет являла собою – среди чужих невзгод – подобие гранитному утёсу, о который разбивался любой, приходящий извне девятый вал неприятностей. Здесь— в семье – он всегда мог быть самим собой, ведь, дом – это место, где тебя принимают таким, каков ты есть. Такое приятие закрепляло между супругами и ребёнком честность, открытость в отношениях и привычку прямого – без задних мыслей – высказывания чего угодно другому, как другу. Этот подход объединял всех членов семеюшки и делал их одним целым, что вело к биению в унисон этих трёх сердец.
Виктор чувствовал эту слиянность, понимал/принимал её и очень сильно дорожил Светланой, кто помогла ему создать эту прекрасную атмосферу единения в их семейном роде.
Шум усиливается и Виктор переключается на внешнее.
«Смотрю как располагаются гости: вокруг знакомые все лица.
Вот, грузно присев на кресло, слева от меня и Светы устраивается со своей новой – вдвое моложе его – женой начальник полиции, родного – хоть и далёкого – города Нью-Йорка – Грязнов Игорь. Сюда он приехал и пришёл в гражданском костюме, чтобы не выделяться своей служебной экипировкой и явно желает выглядеть скромным панибратом. Он – обычный прохожий для обычных прохожих на улице. Старается, по-дружески воспринимая окружение, убрать с лица своего властное выражение самолюбования и спрятать его под маску доброжелательности. Старается, но Виктор-то знает, что видимое, которое Игорь – будучи настоящим Дядюшкой Сэмом – всегда выпячивает, скрывает под этой маской жандарма. Прячет отражение всевластия Сатанинских Штатов Америки – страны, где Грязнов получил неординарное образование по оказыванию давления на всё и вся. Это видимое и неявное соотносятся в нём, для укрытия истинной цели, подобно тому, как огромный живот всякого начальника, заслоняет его член. Заслоняет, но который всегда чутко реагирует и вовремя поднимает свою головку, когда захочется и когда можно принудить отдаться ему – власть имущему – очередную сотрудницу. Повелительным жестом Грязнов Игорь молча указывает супруге на место рядом с собой. Она, красивая мулатка, представительница нескольких африканских стран, власти которых продвигают на континенте интересы США, молча и скромно улыбаясь, садится.
Игорь уважаем всеми, потому что обладает реальной властью и могуществом дикого кабана в нашем домике-планете, воспитанной на принципах подчинения. Он сметает всё, что мешает ему делать карьеру. Недавно он ограбление-преступление, совершённое его незрелым сыном, студентом полицейской академии, поручил следователю «пришить» кому-нибудь… Пришили невиновному, но ранее судимому, ведь, эти начальники чётко соблюдают принцип своей справедливости: был бы человек, а «дело» найдём. Тому дали семь лет неволи за преступление, которого он не совершал.
Слух об этом всколыхнул возмущением сотрудников силовых структур, но кабанчик добился своего. Игорь восстановил уважительное отношение к себе и ждёт теперь дня, когда его утвердят на должность министра внутренних дел страны. Зная всё это элита общества уважает его, ведь, понимают: на его месте – для спасения сына – так поступил бы каждый из них. Кто-то поступил бы по-другому? Не видно и Грязнов со всей мощью проделок победителя утверждает всем: я прав всегда!
Многие – и ты, и я? -, находясь за забором клана силовиков, громко поддерживаем его, говоря: если он идёт на повышение, значит, действительно, он прав во всём…
Да, так сегодня поступает большинство. Идут и против закона, и против велений совести, которая уже не видна, не слышна под движимым имуществом – набитым впрок едою трудовым мозолем.
Мы с тобой тоже осудили бы невиновного. Подставили бы его, если бы вектор нашего поведения направлялся только выгодой. Печально, ведь, сейчас в окончательном забвении находятся поступки, направляемые благородством и честью. Мотивом поведения являются только личная выгода и удовольствие, что цементируют созданную систему.
Систему? Какую? Придуманную людьми. Созданную людьми, но не хотим эту глупость мы, ты и я, принимать!
* * *
От близких я отмахнулся,
Хлопнул дверью, ушёл
И по лесу теперь споро бегу.
От кончиков веток деревьев
Уклоняюсь, прикрываюсь.
.Вдруг боль пощёчины меня обожгла
И прозрел я.
Ветки – это
Руки людей,
А лес – социум,
Где я живу.
Руки и руки
Здесь и вокруг.
Хваткие руки,
Скрип суставов
Хватающих рук…
Пропитаны все мы, почти,
Целью одной: схватить и отнять.
Конкуренцией назвали,
Чтобы себя и других обмануть,
Убийство Души,
Что Свет нам дарила.
В данности этой
Родились ты и я,
Где слов шелуху, Рабовладельцы
Превратили в одежду
Кривды, что правдой прозвали.
Горько и, тут же, смешно…
Кажется мне, что раб должен восстать,
Чтобы цепи сбросить
С чувств Красоты,
С мыслей своих
И Души.
Но! Оказывается, хотим мы другого…
Вместо своей и всеобщей
Свободы и блага,
ПОЧТИ, ВСЕ МЫ ЖАЖДЕМ
РАБОВЛАДЕЛЬЦАМИ СТАТЬ
А значит – быть, оставаться
В той же системе,
Утверждающей рабство.
ОСТАНОВИСЬ. ОГЛЯНИСЬ…
* * *
Виктор старался не общаться с представителями стран и с людьми, подобными Грязнову, но соблюдает правила вежливости. Его Светлана пригласила на празднование своего пятидесятилетия давнюю подругу с дочерью, которая и привела на показ сюда своего нового мужа – этого генерала.
«Как всегда, буду вежлив», – настраивает себя Виктор на принятие Грязнова.
Около генеральши устраивается юрист, главная фигура ликвидированного, после решения всех задач, агентства по приватизации госимущества постсоветских республик – Эдгар Хватдинов. Он, блестя белизной искусственных, с алмазными вставками зубов, радужно улыбается. С горяче-громкой любезностью нашёптывает комплименты на ушко пришедшей вместе с ним молодице.
Как всякий серый кардинал он, всегда – и сейчас тоже – не сразу выделяется среди других. По-родственному, заговорщически поглядывает карими глазками-буравчиками на окружающих, но делает это вскользь и неприметно.
Эдгар находился и находится в центре той команды – Великой Бритнии, которая создала группу новых собственников. Собственников, кто из-за кулис годами уже ведут все государства к громко декларируемому общему благу. Ведут, но на деле, сегодня уже явно и нагло утверждают благо только их группы и штатовских начальников-консультантов… Благодаря хватке, сродни бульдожьей и буквальному знанию наизусть законов Эдгаром, они – приватизаторы – один и тот же объект предлагали на продажу своим за сертификаты, то есть за бесценок, а другим – за реальные деньги. Победителем всегда становился свой, их человек. Этот свой, запланированный победитель аукциона, гарантированно затем благодарил команду приличной суммой в долларах США.
Напротив этой пары располагается знакомый Виктору уважаемый всеми, кто его знает, представитель римско-католический церкви епископ Андрис Чистонаплюев.
Прихожане к нему обращаются только преклонно: отец многоуважаемый святой наш, Андрис…
Располагается, но он сегодня здесь не в рясе: не любит смущать людей высоко-духовным уровнем своего сознания. Избегает подчёркивать свою принадлежность к богатейшему государству Ватикану, несущего всем нам пример в соблюдении морали и превосходства во всём. Государства, удерживающего лидерство в искусстве разжигания/полыхания костров, что уничтожали людей, с обязательным соблюдением священного принципа: наказания без пролития крови.
Люди его прихода – центральный район нашего города – всегда обращаются к нему лично, чтобы передать десятину. За неё он, с искусным умением прекрасно обученного в католической духовной Академии оратора, многословно, от имени Господа прилюдно восхваляет и благодарит жертводателя. Затем, уйдя к себе, он прикладывается к рюмке и, опьянев, вежливо приглашает к себе домой парикмахершу, швею… других представительниц услуг за плату. Протрезвев он с чувством понимания собственной правоты и значимости, справедливо делит пожертвование между участниками оргии, не забывая, конечно, оставить что-то для подношения Богу. Кто его осудит? Мы?
Осудим, умирая стариками/старухами? Только тогда? Да. Ведь, в молодости, в жизни предметной все мы ходим по пропасти краю между адом и раем…
С другой стороны от Грязнова, без шума и не привлекая к себе внимания, располагается одноклассник Виктора: законопослушный бизнесмен широкого профиля, миллиардер – Александр Убивной. Раньше он считался лидером мафии северных стран Европы, а сейчас с почестью принят в Международный Олимпийский Комитет и прибыл сюда из штаб-квартиры, из швейцарской Лозанны. Он приветливо перекидывается словами с теми, кого посадили рядом и, часто одаривая мягко-туманным взглядом свою гражданскую жену, доброжелательно улыбается ей. Александр, как совладелец десятков фирм, в противовес всем членам правительств, министрам и депутатам, пускающим словесную пыль в глаза, народом определяется как тот мокрушник, кто: сказал, значит, сделал…
Министр сообщения – Вадим Кардан – оглядывается и, видя вокруг знакомых, кивает каждому. Сегодня он совмещает свою должность – зампредседателя торговым портом столицы – с консультациями в Европарламенте. Свои посты он занял и прочно удерживает их сразу после приватизации им земли вокруг столичной гавани. Стабильную отсидку в его кресле ему обеспечивают регулярные консультации с авторитетами и искусно создающая гармоничные взаимоотношения в их среде его симпатичная жена, Юлия – подруга Светланы. Они оба – муж и жена, два сапога/пара – уже уселись за стол и накладывают на тарелки закуску.
Вадим имеет особое влияние в решении всемирных проблем населения планеты Земля. Он приобрёл это всемогущество после того, когда посидел немного на историческом диване, на котором раздвигали ножки королевы, перед тем как получить от Клопшильда очередной крупный займ.
Рядом с Вадимом занимает место Председатель Верховного суда республики – Олег Трясогузкин. Он с привычной лёгкостью удерживает на лице маску, излучающую подчёркнуто идеальную и стабильную честность.
Она – честность его – реально подтверждается объективным мнением народа: если у одной стороны, пришедших в суд, он взятку взял, то у другой уже не брал.
Не давал он повода для сплетен о себе. Другие, ведь, судьи не переживали за свой имидж и брали мзду за утверждение справедливости сразу с обоих участников процесса, чтобы быть в прибыли при всяком исходе.
Олег самодостаточная личность, что видно по нему и что отражается на лицах всех тех, кто окончательно уверен в материальной обеспеченности себя до самой своей телесной кончины. Уверен и доволен своим высоким окладом с бонусами, и взятками, за которые его не посадят.
Не посадят и не снимут с поста, ведь, передают ему мзду только те, кто заинтересованы молчать как замороженные рыбы в общем холодильнике.
Мордоленция его и сейчас – при накладывании устриц на тарелку – приучено отсвечивает важностью всех вопросов, решаемых им и опосредованно напоминает о том, что он есть член-консультант Международного суда по правам человека.
Далее – замминистра по СМИ – Логинов Вячеслав – всегда и всё устаканивающий, медленно пододвигает стул под растянутый его супругой широкий подол её платья. Он и здесь, в «Планете Земля», чувствует себя как представитель древнейшей профессии, считая, что и в баре власть имущие чиновники всегда работают. А, если работают, то ему надо – как специалисту – фиксировать каждую мелочь… Его предки захватили штурвал – СМИ, направляющий пассажиров кораблика по нужному курсу для группки избранных, и они исправно передают этот руль своим из поколения в поколение.
Миллиардер – Краминьш Юлий – прибыл без жены, но с эскортницей-балериной, которая знает какие, когда и кому делать па, чтобы заработать побольше.
Он – Юлий, наверное, – подумал Виктор, – и здесь сегодня будет на словах ратовать за пребразование общества и за разоблачение существующей несправедливости. Вот, он расположился за столом и, весело вспоминая свои загулы в молодости, с интересом рассматривает стоящие перед ним бутылки виски.
Виктор ответно помахал рукой внештатному члену правительства: консультанту премьер-министра, журналисту Серафиму Хаматову. Тот широко известен в международных кругах.
Серафим в каждом подпитии режет всем в глаза правду-матку, помня, что он – не простой смертный. Он – главной команды член, который всегда, ради торжества демократии, может преодолеть нежно-упругий вход в любой интимный орган или секретную организацию, готовящую переворот и измену диктатору самодержцу-гаремодержателю.
Оглядев гостей Виктор отмечает в подсознании своём, что они (и стар, и млад) различаясь между собой внешне – формами тела, длиной носов, рук и ног, статусом и манерами, речью – по сути своей, все одинаковы.
Варятся они в одних и тех же «скороварках» —детсадах, школах, университетах, умело создающих из них биороботов, в которых затем вскипают страсти из-за больших денег. Настолько одинаковы, что через время открыто становятся соседями: и министры, и мвдэшники, и мафиози покупают себе особняки на одних и тех же островах, где круглый год тепло.
«А, – я? Знаю их. Они знают меня. Кто же я? – спрашивает себя Виктор, – Надо как-то понять…, ведь… Завтра – это сегодня уже? Слышу хвалебные тосты в честь юбилярши и вместе с этим, как эхо, отражаясь во мне,
Доносятся клики восторга,
А МОЖЕТ КРИКИ БЕЗУМНЫХ?
Притягательный запах жаркого;
целое делят, тащат куски государств
и странники люди танцуют на глади жаровни…
Снизу корысти пламя всё выше.
Пляшут и круче подскоки.
Плен душных объятий.
Хватают за горло,
Кидают под ноги.
Не желают уйти из страсти-огня,
Топчут друг друга.
Сегодня меня,
Завтра тебя и себя.
ТО ЗВЕРИ ЕЩЁ ИЛИ ЛЮДИ УЖЕ?
В вихре – песчинка, корабль – Земля…
Бурное море – шумом зелёным
Стонут леса…»
* * *
Внимание Виктора – что в последние дни происходит всё чаще – переключается на Светлану
«Рядом со мною – любимая и верная жена. Исходящие от неё чувство теплоты, постоянная забота обо мне, дарящие гармонию, овевают меня.
Вот, наши взгляды пересеклись. Улыбаемся открыто и искренне друг другу: …мы – не такие, как все… мы – другие… выше… В её глазах вижу туман наслаждения.
Напротив меня, как всегда и обычно получалось, сидит сестра моей жены: Наталья. Рядом с ней её третий муж – строитель по специальности. Он – мастер на все руки и поэтому Света часто зовёт его на ремонтные работы в квартирах, которые наша семейная фирма сдаёт студентам.
Алексей всегда подчёркивает своё уважительное отношение к Свете, как к сестре его жены. Часто, выпив, повторял пафосно и гордо: «Я как брат для неё, больше, чем брат…»
Сейчас он сидит напротив Светы и, опустив свои веки, о чём-то глубокомысленно размышляет, будто вслушивается во что-то… Лицо его сохраняет отблеск знаний и умений строителя-универсала, пробивного ради главного, как он говорит: успеть насладиться жизнью для себя.
Далее расселись родственники, дети, учительница по музыке с мужем. За ними – референтка, помощница во всём, востребованная из-за разносторонности своей и мечтающая получить звание генерала, как Ирина Волк.
Еле слышен из-за занавеси на сценке, когда туда направляется тамада, говор приглащённых для развлечения публики артистов.
Остряк-юморист, исполнительница восточных танцев живота, известный певец, помнящие о том, что каждое раскрытие рта, движение ноги, правильно взятая нота приносит им двести долларов США в наполняемость кармана.
Помнят они об этом, но, как и все, забыли о главном: о пробуждении себя, как творца. Рядом с ними колдует над приставкой дискжокей. Застолье началось и продолжается: всё громче голоса, музыка, треньканье столовых приборов, звон рюмок и бокалов.
Виктор с восхищением любуется красотой половинки своей. Выслушивает тост её, посвящённый гостям, пришедшим на её юбилей.
Слушает её, а параллельно структура докторской, которую он создаёт уже более года, теперь начинает окончательно складываться в воображении его. На эту мысленную структуру накатывается из прошлого бережно-тёплая волна, напоминающая о его слияниях со Светиком.
* * *
Свадьбу играли – это будто вчера.
Плавные звуки мелодии нежной нашего вальса. Кружим с тобою в желанных касаниях тел. Танцуем с волшебными тактами вместе.
Раз-два-три, – делаешь па и улыбаешься мне. Лицо и вся ты – в дивном свечении чувства любви.
Песня нашей любви – всё время во мне…
Любовь – это Жизнь!
Свадьбу играем, где музыка, звуки, чувства едины…
Раз-два-три, – делаешь па. На руку гибким станом легла. Взглядом обняв, на миг замерла…
Ступаю к невесте – жене и снова, кружа, прижимаю к себе. Веду я тебя, и мы – словно одно. Единение танца, замирания сердца порывов, движений, касаний и тактов…
* * *
Поток мыслей, отталкиваясь от силлогизмов, направляется к умозаключениям, которые он делает в поиске сходства и различия между людьми и зверьми.
«Звери не поступают по отношению к тем, кто им доверяет, предательски, подло и коварно. А, люди…? Если человек – тоже животное, то чем он отличается от зверя?»
Подсознание Виктора отложило поиск ответа на попозже.
Тамада встала и, перекрыв гул, исходящий от общего застолья, предложила высказаться Виктору, как самому близкому, для именинницы, человеку.
Виктор встаёт, держит в руке бокал красного вина, и, желая выделить лучшее качество в характере своей жены, мягко обращается к присутствующим.
– Во-первых, уважаемые гости, я приветствую каждого из вас на этом мероприятии, которое опять, что бывает всё реже, собрало всех нас вместе и дарит наслаждение от нашего общения.
Во-вторых, я смотрю на нас и вижу насколько мы все разные, но собрались здесь и находимся вместе. Почему разные, но вместе? Потому, что наша юбиляр, Света, всю свою жизнь общается с людьми, видя, определяя в них главное – чистоту и теплоту, искренность души. Общается и одну/одного приближает, а от других мягко отворачивается, уходит и, в итоге, вот так она создала свою вселенную, в которой мы все объединены.
Объединены сегодня мы в этом зале общностью ценностей, качеств души и соединением со сплачивающим всех нас центром: со Светланой. Она живёт качествами этой своей вселенной и притягивает нас своим излучением доброжелательности и чистоты духовной. Все мы и она сама получаем греющий свет её души…
Не помню кто это сказал, но согласен с ним и призываю каждого держать в памяти его слова:
«Любовью дорожить умейте, с годами – дорожить вдвойне. Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить», нелегко сложить вдвоём и вместе спеть, спеть нам вместе всем и каждому…
Предлагаю выпить за то, чтобы и дальше это наше общее Светение – свечение укрепляло и расширяло её, Светы, окружение.
Выпьем за Свету в честь её прихода в этот мир, за день её рождения, за свечение, светение и за любовь.
Закончив тост он, глядя в светящиеся лучиками самолюбования глаза жены, протягивает руку и чокается с её бокалом.
Все остальные, смеясь, улыбаясь, переговариваясь, вставая, присоединяются и даже, подчёркивая свою приверженность к духовности, захлопали в ладоши. Реагируют апплодисментами, начинают протягивать рюмки, бокалы друг к другу.
Вечер направляется к углублению веселья, устремляется и продолжается в нём.
Проходит уже более трёх часов застолья. Детей отправили по домам… Многие стараются выказывать себя трезвыми, хоть и не контролируют уже ни речь, ни поступки свои. Поддерживается празднование и чествование… Исполнили все свои поздравительные номера артисты… Отпели певцы караоке на маленькой сценке… Официант разносит желающим сладкое, наполняет опустошенные бокалы – запомнил же кому что – вином, коньяком, виски, соком.…
Уже превысил свою дозу выпитого и отодвинул прочь осторожность Серафим. В нём просыпается чувство справедливости… Он встаёт.
Сорокалетний хорошо сложенный мужчина привлекательной наружности, Серафим, чтобы казаться более убедительным и не качаться, крепко держится за край стола. Поднимает свою рюмку и предупреждает, что начинает резать правду-матку:
«Я скажу вам правду… Я перетоптал всех куриц, сидящих за этим столом…, и не раз…, кроме одной.. Предлагаю выпить за них, за женщин …, за дам, за тех, кто всегда говорят… дам… Выпьем с благодарностью за то, что они дают нам наслаждение… За прекрасных… дам!…Я, как настоящий мужчина, пью за них стоя…»
Он опрокинул в себя наполненную до краёв стопку и, медленно присев на стул, начал ловить вилкой на своей тарелке закуску.
Все молча переглянулись… Затем веселящееся застолье восприняло тост Серафима, как неловкую шутку пьяного соседа. После минутной тишины раздалось тихое хихиканье и затем, вдруг, все громко захохотали как после удачно рассказанного анекдота.
Смеясь, переставая смеяться, все с прибаутками, присказками, начали чокаться бокалами, рюмками. Начали целоваться с кем попало. Они уже забыли о Серафиме, кто, проглотив закуску, с неопределённой ухмылкой переводил взгляд с одного/одной на другого/другую.
Поболтали, перекинулись возгласами, поговорили, послушали тамаду и, вот, та передаёт микрофон Светлане-юбиляру.
– Виктор очень точно определил…, – начинает говорить, сидя за столом на стуле и обращаясь ко всем, Света.
Виктор видит, как она, почувствовав единение присутствующих, высказываемое в словах, открыто улыбается гостям, всем окружающим.
Она, с доброжелательным выражением лица, продолжает, говорит, а закончив речь свою, шепчет громко, обращаясь ко всем:
– У меня первый раз такой шикарный день рождения и вы – как верно сказал Виктор – действительно: моя вселенная.
Жена медленно выговаривает слова – видно хмель уже в голове – определил Виктор.
Она закончила свой тост и он протянул к её бокалу свой. Чокнулись, раздался мелодичный звон хрусталя. Он любуется томным от удовольствия выражением лица её и покрытыми поволокой синими глазами, чуть прикрытыми веками.
Решительным движением Виктор опрокидывает в себя остатки вина из своего фужера. Затем привычно для таких минут восхищения любимой матерью его сына, и воспринимая радостный ход празднования её дня рождения, желая поддержать явно видимую эйфорию, целует её у мочки уха.
На фоне общего и привычного шума, лёгко-пьяного веселья, когда отключается тормоз разума, все почти, переключились на главное для них: на ловлю удовольствия. На получение удовольствия до ощущения наслаждения: в еде, в питье, в шансонах, в разговоре, в компанейском общении, в касаниях. Это отстранённое, происходящее только с ними, между двумя, тремя, всеми-многими, происходящее с ними, что живёт в касаниях желания удовольствия, наполнено отражением фейерверка экстаза.
Касания к еде, к питью, к предметам и телам воображением, взглядом, словами, ладонями… несут ощущения сладости при каждом движении…
Касания, предполагающие, предсказывающие взрыв удовольствия в теле…
Касания, которые совсем-совсем невидимы для всех других. Невидимы для тех, кто рядом говорит, смеётся, ест и пьёт…
На столе, над столом, у стола – это всё другое и другие. Другие, а они, они пребывают в невидимой плоскости, разделяющей их и всех, всех и их – они в касаниях только… Они там, о чём другие не знают…. Для них теперь главное, вбрасывающая в тебя адреналин – это игра в прятки, игра в касания…
Все едят, пьют, смеются, говорят…, но всё это только то, что видимо и явно во всяком обществе на планете Земля.
Явно из-за необходимости соблюдения принятых правил, указа морали, чему противостоят эмоции, мысли, поступки.
Эта видимость, всего лишь, маленькая верхушка айсберга всеобщих отношений. Основное же в этом – в отношениях – невидимая, большая часть ледяной горы-странника упрятана в океане подсознания.
Эта неявная, преобладающая в объёме составляющая и маленькая явная делают людей двуличными. Одна их часть айсберга – это поведение, мысли показные для всех, а вторая – это то, что знаю только я и мои сообщники.
Этих двойственных существ – у которых на лбу не написано кем он/она является – можно разделить на три группы.
Все мы – люди – разные, но воспринимать для оценки надо не различие в именах, в формах, чертах лица, а определять различия в уровнях раскрытия, «развития» Души и качеств её, что соответствует определённому уровню сознания.
Первая группа, коих подавляющее большинство – около 85% населения нашей планеты – это люди, направляемые в активности своей рефлексами, то есть реакцией на раздражитель.
Эта реакция вырывается из них под воздействием эмоции, самой важной для жизни/выживания любого живого существа. За эмоцией следует мгновенная реакция, которая нужна для самосохранения именно этого индивида для получения им комфорта, удовольствия, а не боли. Важно здесь заметить то, что в этой группе людей каждый в начале делает, направляемый эмоциями, вершит поступок и только после этого уже думает!
Здесь – в первой группе – старение тела – это не есть приход мудрости. Оно, всего лишь, факт, напоминающий о скором уходе из этого мира, из этой школы, из этого театра. Уход оттуда, где все, почти, носят маски и играют выдуманные ими же, или принятые без понимания, роли.
Со смертью тела свершается фаза для перехода души из этого храма в другой «класс»: или на второй год (состояние сознания, называемое адом), или выше третьего уровня… (состояние сознания, называемое раем). Свершается метаморфоза, но до этого мы все шагаем по зыбкому краю.
Вторая группа – коих около 10% от общего числа людей- это те, кто действуют по вектору, определяемому умом, расчётом выгоды для своей особи, индивида. Они в начале думают, а затем действуют и имеют уже слабые зачатки духовности.
Третья – коих малое количество, около 5% – действуют или явно, или из состояния бездействия на основе умения, наличия ценностей и мотивации, исходящих из Духа. Вершится такое благодаря наличию у них нити связи со Всевышним, утверждающим Всеобщую Жизнь.
Для этих 5% главное – это общее благо, гармония/равновесие. Такое благо и гармония называются словом Красота. В данной группе имеются светлые и противостоящие им тёмные личности, но и те, и другие владеют мощью всезнания.
Каждая из указанных трёх групп в одних и тех же обстоятельствах действуют по-разному, потому что их восприятие, эмоции, мотивы, потребности, ценности, цели отличаются разительно. Поведение любого индивида, из указанных групп, знающий, думающий всегда может предвидеть. Для прогноза ему надо знать только об основных уровнях сознания, в которых могут находиться люди.
Этим степеням/уровням прямо соответствуют людские намерения, желания, мысли, поступки, то есть тот определённый результат, который они, исходя из своего уразумения, создают и получают. Получают, в зависимости от определённого уровня раскрытия Души, которая в потенции своей всеохватна.
На каждой определённой ступени сознания основа, откуда всё исходит, и мотивация деяний, различны.
Таких основных состояний сознания (Души) семь:
1) сон со сновидениями;
2) глубокий сон – без сновидений;
3) бодрствование;
4) трансцендентное;
5) космическое;
6) божественное и
7) состояние сознания Единства.
Виктор, конечно, как психолог/психиатр международного, но особого уровня, знал о разделении людей по уровням сознания, которые определяли активность или пассивность в деятельности. Определяли, а также давали направленность вектору жизни людей, создавая, в итоге, определённую судьбу.
Он знал, что каждому уровню сознания определённым образом соответствовали именно присущие этой ступени: намерения, мотивация, потребности, желания, мысли, действия и результаты, плод.
Первые три ступени сознания – из семи – проявлены на физическом, предметном уровне Мироздания и представляют собою явную его сторону. Остальные уровни – неявная сторона.
Важно, что 85% людей планеты НЕ ЗНАЮТ вообще о неявной части Мироздания, о неявном измерении.
В современном ОБЩЕСТВЕ, в основном, всё перемешано: звери, кони, люди, разумные и невежды, духовные и предметно-действующие…
Подавляющее большинство людей – это те, кто находятся на третьем уровне – сознание бодрствования – кто верят, что более высокая ступень – это выдуманное, не существующее явление.
Все эти силлогизмы Виктор в научной работе своей выделял для меня/тебя/нас, чтобы сделать НЕПРИВЫЧНОЕ, но историческое умозаключение.
Люди, с уровнем сознания бодрствования могут быть только или слугами тебе (духовно развитому, находящемуся на четвёртом уровне – трансцендентном, а также выше), или наёмными работниками, или помощниками-исполнителями.
Для верного восприятия людей в своём окружении этот вывод должен стать общеизвестной аксиомой, правилом поведения, но… Но сейчас в Западной цивилизации это Знание сокрыто и намеренно все слои, касты, уровни сознания (а, значит и восприятия, и мотивы…) перемешаны.
Мы, из-за отсутствия этого Знания, воспринимаем подлецов, как равных себе. Оцениваем их только по внешнему признаку – лицо, формы тела, речь, деньги…
Виктор давно знал об этом и всегда сквозь призму своих знаний смотрел на пациентов, приходящих на приём в его кабинет.
Вне своего кабинета он откладывал эту призму в сторону и старался, контролируя себя, поступать так, как принято или же уходил в состояние отрещённой искренности.
Старался он регулировать себя и сегодня, что вело его к двойственности в восприятии.
Здесь, на юбилее, удерживая себя для координации отношений в правилах приличия, он одновременно был и рядом с женой своей, и позволял себе быть в отрешённости. Находился внутри себя, где его состояние сознания постоянно пело о радости жизни.
* * *
На свадьбе танцуем – это будто вчера…
Лучатся голубые огромно глаза, играет улыбка на сладко-алых губах. Играет, словно в полёт приглашая…
Раз-два-три, – в вырезе платья – бело-прекрасные волны – груди твои и купаются в них поцелуи мои. Прозрачность фаты прячет волос завитки. Мне не сдержаться и снова, снова целую тебя…
Наши души, веря в вечную силу чистой Любви, в танце слились и также – тела…
* * *
«Вот, любуюсь ею. Света, уйдя в себя, правой ладонью руки мягко касается и гладит ножку бокала. Левая – под краем скатерти… Смотрит она на меня мельком и ловлю отсвет улыбки наслаждения на лице её. В глазах её отражение того сладостного томления от моих касаний, что всегда негой охватывают её всю, когда мы одни и близки…
Представляю это в воображении и воспринимаю как эхо вибрацию, идущую из прошлых касаний наших голых тел…
Представляю и вижу в памяти своей как она, переполняемая чувством оргазмического слияния со мной, желает получить от меня ободряющую, объединяющую нас ласку…
Представляю это и, вспоминая как напряжение всегда отпускало меня, когда я переступал порог дома своего, чувствую такое же отпускание сейчас. Чувствую здесь и отключаюсь от надзора мыслей своих.
Отключаюсь и подпадаю под постоянно живущее во мне влияние желания обнять, дотронуться до милой своей.
Внутренне осознаю, что другие видят порыв моих эмоций, ведь, чувства в проявлениях зримы.
Заметно всё, что на и над поверхностью стола – это, ведь, для всех. Для всех, но на самом деле, выставляемое для большинства явное – это фоновая отвлекающая картинка, а под ним, под столом или одеялом вершится то, что только для своих… Тут же вспоминаю о привычном ощущении сладости во всём теле моём при касании к внутренней стороне всегда желанного бедра её и…
Хмель, живя уже в голове у меня – я выпил почти бутылку – отодвигает контроль разума, движит меня на озорство и не выдерживаю…»