Адепт Илай жил, как и подобает человеку-легенде, в мраморном дворце в греческом стиле с золотым куполом. Я пару раз проезжал мимо, но никогда прежде не пытался попасть на прием к владыке нашей теократии. Не по причине его недоступности, а просто за ненадобностью. Вход-то к нему всегда открыт для любого, главное соблюдать регламент.
Во дворец вела широченная лестница, на которой мониторились пошаговые правила аудиенции, всего пять штук: «Вход строго по одному», «На прием по изменению личного договора люди в нетрезвом виде не допускаются», «Вытирайте ноги», «Вопросы договоров модифицированных граждан не рассматриваются», «Подумай еще раз!».
Сильно нервничая, я вытер ноги и вступил под литой золотой свод дворца-храма.
Его преподобие, обложенный со всех сторон шелковыми подушками, лежал на троне размером с половину футбольного поля и храпел так, что висюльки на люстре качались. Рядом с необъятным телом адепта по заключению договоров стоял очень прозаичный пакет с молоком и тарелка с печенюшками. Во всем этом чувствовалась какая-то издевка и над дворцом, и над посетителем.
Зазвонил колокольчик, и адепт изволил открыть один глаз, рассматривая меня безо всякого интереса.
– Вопрошай, отрок. Ты по договору или по личному?
– По личному, ваше преподобие. Вчера во Фликс-Тауне баалиты похитили, а может быть и убили моего отца, Гюнтера фон Бадендорфа.
Адепт Илай колыхнулся и открыл второй глаз.
– Так-таки похитили и убили?
– Да, ваше преподобие.
– Прямо во Фликс-тауне?
– Да, ваше преподобие, и дом взорвали.
– Гюнтера Бадендорфа?
– Да, ваше преподобие!
– Надо же, какой кошмар! – Сказал адепт Илай и закрыл оба глаза.
Подозрение, что надо мною издеваются, переросло в твердую уверенность. Я что-то такое слышал о не вполне адекватном поведении нашего владыки, но подробностей не помнил.
– Ваше преподобие, это же нарушение нашего суверенитета и неслыханное уголовное преступление!
– О, да-а… – Кажется адепт собирался снова захрапеть.
– Ваше преподобие, но вы ведь предпримете меры?
– Какие? – Оба глаза снова открылись.
– По задержанию преступников…
– Я? Я договоры рассматриваю, а не жуликов ловлю. Я, между прочим, духовное лицо, а не участковый! Что, по-твоему, я должен предпринять?
– Пнуть ленивцев из ПСС, Владыка. А если вам наплевать, благословите, я сам этими занудами займусь, – я что-то не на шутку разозлился на эту вредную массу.
Адепт Илай перестал готовиться ко сну и даже сел.
– Нет, не благословлю. Во-первых, ты не паладин, во-вторых – благословение тебе не требуется. Я вас, Бадендорфов, знаю. Вам хоть кол на голове теши, все равно все сделаете по-своему.
А ведь и точно, адепт Илай скорее всего очень близко знал моего папэ.
– Тогда хоть расскажите мне о нем.
– Твой батя, мальчик, законченный алкоголик, нахал, бабник и плут, каких мало. Так ему и передай!
– Вы не верите, что он умер?
– Уммер, Шуммер, да какая разница, лишь бы был здоров, – потерял интерес к беседе владыка и снова захрапел.
Я вернулся в квартирку дедушки Велвела в полном отчаянии. Лева уже был дома, пил чай и с интересом наблюдал, как я мечусь по комнате, заламывая руки.
– Судя по твоей непревзойденной актерской игре, адепт Илай ничего толкового не сказал?
– Жирный гад даже бровью не повел.
– Предсказуемо.
– С чего бы это?
– Адепт Илай всегда был жестким сторонником соблюдения гражданских прав и Конституции.
– Какое отношение мои гражданские права имеют к его отказу начать расследование дела государственной важности?
– Вилли. Мне кажется, что погрузившись в пучины своего горя, ты совсем позабыл, что живешь в самом благополучном мире, где ничего не происходит просто так, кроме случайного секса.
– Тогда я совсем ничего не понимаю. Какая выгода адепту Илаю мешать мне в поисках папэ?
– А он тебе мешает?
– Ну… Пока нет.
– А кто мешает?
– Рано или поздно за меня возьмется ПСС. И существует мнение, что ровно в ту же минуту я окажусь в кабине шахтерского бота на Тиамате.
В комнату вошел дедушка Велвел, увидел, что мы беседуем по душам, и молча присел на уголок кровати.
– Голли, а кто тебе сказал, что ПСС ринется тебя ловить? И как ты себе объясняешь, почему они до сих пор не связали тебя джутовыми веревками по рукам и ногам?
– Так я прячусь, между прочим, здесь и сейчас!
– Где прячешься?
– У вас прячусь! – Я начал ненавидеть этот разговор уже в открытую.
– У нас? У с недавних пор младшего инспектора ПСС Фляма и ответственного координатора ПСС по воспитательной работе Меламеда? Вилли, я тебе честно скажу, ты – гений, и ПСС тебя тут точно никогда не найдет!
До меня долго не доходило. А когда дошло, то я даже не знал, бить ли Леве морду или говорить спасибо.
– Вот ты сволочь, Лева. То есть почти сутки ты сдерживал хохот и наблюдал, как я мучаюсь?
– Сдерживал. Пару раз выходил на улицу проржаться, конечно, но остальное время стоически терпел! – Лева широко улыбнулся, вытащил на свет бутылку водки и два стакана, – опять же, ты напоил меня, когда мне это было необходимо, надо же было отплатить тебе той же монетой.