Со временем я освоился в гандболе. Голы стали привычным и даже обыденным делом. Движения приобретали четкость, а броски силу. Все располагало к дальнейшему движению и покорению новых вершин. Но тут пришло время чемпионата Мира по футболу. Во дворе только и говорили, что о ЧМ. Его магия приковала к себе всех ребят, в том числе и меня. Ведь несмотря на занятия гандболом, на самом деле я считал себя футболистом. Самая популярная игра мира очаровала меня еще до того, как я узнал о существовании гандбола. Моя комната была увешана плакатами футбольных звезд: Бекхэм[2], бразилец Роналдо[3], Дель Пьеро[4]. Я знал составы многих команд наизусть, рисовал эмблемы футбольных клубов в школьных тетрадях, собирал журналы сборных и вклеивал в них специально купленные наклейки. Ночами смотрел футбольные матчи на кухонном телевизоре, а днями гонял мяч во дворе, отрабатывая финты, увиденные на ТВ. Обрюзгшие подвыпившие мужики, сидящие на лавках у подъезда с сигаретами в зубах, наблюдали за нашими играми, то и дело комментируя. «Ну куда ты бьешь! Вот, посмотри, справа свободный игрок. Эх ты! – кричали они. – Ничего не понимаете в игре».
Обычно их комментарии меня не трогали, но иногда все же обижали, ведь с их советами я был категорически не согласен. Порой, в порыве эмоций, я вступал с ними в полемику. Играя в футбол, параллельно перекрикивался с мужиками на лавках.
– Финтишь ты неплохо, но вот играешь в одного, – говорили мне, – а надо в пас.
Однажды, сильно разозлившись, я прокричал в ответ:
– Ну куда там пас? Это… я хочу сделать по-другому. Я сам знаю, как надо.
– Молоко на губах еще не обсохло, а уже нам рассказываешь, – ответил один из них.
– Что-то я не видел, как вы играли в футбол, – в порыве эмоций едко ответил я.
– Вот наглец! Да я в детстве в сборной района играл. Виктора Понедельника[5] видел!
Тем не менее мужики на лавках и многие игроки нашего дворового футбола отмечали мои умения. «Тебе надо в большой футбол», – говорили мне. Однажды я решил, что пора перенести мои финты с дворового асфальта на настоящее поле с газоном и пойти в секцию. В вопросе с футболом я действовал более решительно: разузнал у одноклассника-футболиста, где проходят тренировки, и просто пришел на занятие. Когда новый тренер спросил, что я умею делать, ответ был краток: «Бегать». Я знал, что говорю, и был уверен в своих силах. В то время, вдобавок ко всему, я занимался легкой атлетикой и имел хорошие успехи в спринте. На коротких дистанциях в своих чудо-туфлях я обгонял даже старших ребят в кроссовках. Ухмыльнувшись, тренер решил проверить мою самоуверенность на деле и выставил быстрых игроков. Мы выстроились на линии. Раздался свисток, побежали. На шестидесяти метрах я уверенно и спокойно обогнал всех. Тренер не смог скрыть удивления и сразу же взял меня в команду. Так легко и быстро я стал футболистом, отодвинув гандбол в сторону. «Света, ты должна меня понять, это же футбол», – говорил я в сердцах. Тем не менее бросать гандбол я пока не планировал, мне он действительно нравился. Какое-то время я собирался совмещать, распробовать футбол, а впоследствии сделать окончательный выбор. Теперь, смотря по телевизору футбольные матчи, я представлял себя там, на поле. Большой футбол, казалось, уже мелькал на горизонте и звал меня к себе, а я бежал к нему навстречу, смакуя блаженные фантазии. Реальность же, как это часто бывает, отличалась от грез. Когда я немного окунулся в настоящий мир футбола, понял, что он мне не нравится. Во-первых, тренировки проходили на улице в любую погоду, будь то жара, дождь или снег. Будучи с раннего детства самым заядлым мерзляком, я недовольно бегал по промерзшей февральской земле футбольного поля в туфлях, а после – в тряпочных кедах и думал о теплом гандбольном зале. Вдобавок большие пространства футбольного поля мне не нравились, я привык к более компактным площадкам, похожим на наш двор, и здесь терялся. Во-вторых, я чувствовал, что не очень вписываюсь в коллектив. Ребята там были совсем другие, они вели себя высокомерно, надменно возвышали футбол над всеми остальными видами спорта. А узнав, что я дополнительно занимаюсь гандболом, брезгливо морщились и противно ухмылялись, словно гандбол – это нечто отвратительное. Меня оскорбляло их поведение даже не в отношении меня лично, а в адрес самого гандбола. «Да вы и ногтя самого неуклюжего гандболиста не стоите», – говорил я про себя и молча сжимал кулаки от злости.
Я только осваивал азы техники большого футбола и часто совершал ошибки. Более опытным игрокам не нравилось, когда меня ставили в их команду, что они и проговаривали вслух, глядя мне прямо в глаза. Я крошил эмаль зубов и повторял вполголоса ругательства. Здесь на тренировках игроки красовались, как актеры, будто их снимает камера, а при столкновениях, даже самых безобидных, наигранно падали и симулировали боль. В то время как в гандболе все было совсем по-другому, как-то честно, понятно и по-настоящему. Там у нас нет чрезмерного позерства, уже тогда тренер жестко пресекал подобные проявления. В гандболе ценились открытый честный контакт и сила. А главное – там царила особая атмосфера дружбы и поддержки, в которой я был своим. Однажды при отработке футбольных комбинаций я разозлился и жестко встретил корпусом в корпус соперника. В гандболе меня бы похвалили за самоотверженность и жесткость, здесь же накинулись, словно коршуны, и начали отчитывать, что мол я играю грубо. «Что вы жалуетесь, как девчонки?» – думал я про себя и тяжело вздыхал. Мне опротивело все вокруг: фальшивые эмоции, позерство, надменность. Даже стало неприятно там находиться. Тоска по гандболу сдавила сердце, я почувствовал себя чужаком на огромном футбольном поле. После тренировки честно и решительно сообщил тренеру, что ухожу и больше никогда не вернусь.
На следующий день я снова пришел на родной гандбольный паркет. Только переступив черту площадки, я ощутил невероятную внутреннюю силу и тепло в груди. Будто что-то знакомое и родное вернулось в мою жизнь. «Оказывается, я не футболист, а гандболист», – подумал я.
С тех пор все мое внимание принадлежало гандболу. Некоторое время, испытывая вину за то, что чуть было не предал мечту и свой вид спорта, я словно пытался отработать провинность и тренировался с полной самоотдачей. В доказательство верности, футбольные плакаты в моей комнате были сорваны со стен. В присутствии кота Рыжика и пса Альфа я сбросил старых идолов с иконостаса, чтобы поместить туда новые. Правда, найти гандбольные плакаты мне не удалось, поэтому первое время на стене тоскливо висел лишь плакат моей любимой группы Scooter[6].
Гандбол занял главенствующее место среди моих интересов, став гораздо большим, чем просто увлечение. Он овладел моим вниманием, временем, мыслями. Гандбол словно врастал в меня, вплетался в характер, проникал в жилы, нервные узлы, создавал новые нейронные связи. Тренировки затмили улицу, школу, дом. Все, чего я хотел, это играть, тренироваться и снова играть, но еще лучше. На тренировках Аркадий Иванович занимался всесторонним развитием спортивных качеств команды. Мы бегали много и по-разному: то быстро, то медленно, со сменой направлений и взрываясь с места. Прыгали различными способами через лавки и прочие препятствия, отрабатывали разнообразные передачи и броски, даже неудобной рукой, оббегали фишки с ведением мяча и обыгрывали железные стойки. Мы изучали способы индивидуальной защиты и нападения и даже кувыркались на гимнастических матах.
Однажды дома дедушка меня спросил:
– Что вы там делаете на гандболе?
– Сегодня кувыркались, – ответил я.
– Кувыркались? – недоуменно переспросил он и задумчиво сказал: – Может, ты перепутал и это не гандбол, а на самом деле ты ходишь на акробатику?
Но это был именно гандбол, и мне он нравился своим разнообразием. Аркадий Иванович внимательно следил за процессами и корректировал детали, иногда на своем примере показывал броски. Помню, демонстрируя движения обыгрыша, он сказал:
– Если научишься обыгрывать любого соперника один в один, тебе цены не будет.
И я загорелся этой идеей, стремясь овладеть индивидуальным мастерством обыгрыша. Сначала старался делать все быстро, а Аркадий Иванович меня тормозил, отмечая, что скорость нужно добавлять уже после того, как движения станут четкими. Я не хотел медлить, пока на скорости не воткнулся головой в железную стойку. Шишка на лбу – самое действенное средство в усвоении урока. Аркадий Иванович стоял над каждым, как надзиратель, и внимательно следил за техникой выполнения упражнений.
– Когда делаешь показ в сторону, ты сам должен поверить, что собираешься туда уходить. Надо сильнее наклонить корпус, даже можно немного отвернуть голову, а потом резко взорваться и уйти в другую сторону, – говорил тренер.
Если у меня получалось, он комментировал:
– Во-о-о-о-от, поехало.
Помимо спортивных качеств, Аркадий Иванович следил за дисциплиной: ругал за провинности и хвалил за успехи. Он разнимал потасовки и драки, возникающие в тренировочном процессе, ратовал за справедливость и не давал в обиду слабых. В полной мере я это ощутил, будучи вне зала. С Аркадием Ивановичем мы жили в одном районе и часто виделись на улице. Но одна встреча стала особенной.
Теплый день клонился к вечеру, ничего не предвещало беды. Я сидел на корточках у входа в школу и занимался крайне важным делом: играл в фишки. Эти круглые картонки с различными картинками, вроде комиксов, в то время были очень популярны. Фишки коллекционировали, меняли, продавали и играли на них. При особых умениях эти ценные кружочки можно было выиграть, а не покупать. Фишки бросались на плоскую твердую поверхность и, отскакивая, кружились в воздухе. После розыгрыша очередности бросков первый участник игры брал всю стопку участвующих в деле фишек и бросал. Если они переворачивались картинками вверх, он забирал весь куш себе, если же нет, то очередь переходила к другому. И в этот теплый солнечный вечер удача была на моей стороне. Я сидел в окружении старших ребят, отточенной до идеала техникой, виртуозно переворачивал новенькие фишки и хладнокровно забирал их себе. Злость вспыхивала на их лицах всякий раз, когда я своей маленькой кистью спокойно загребал стопки фишек и до отказа забивал ими карманы. Напряжение вокруг меня нарастало, поэтому после очередной победной партии я объявил, что выхожу из игры. После чего забрал все добро и направился к дому. Карманы, полные трофеев, торчали в стороны, фишек было так много, что они высыпались на асфальт. Я ощущал себя настоящим богачом. За углом меня окликнули те старшие ребята, которых я только что обыграл. Теперь они вели себя совсем не дружелюбно. Приблизились. Один из них схватил меня за шею, другой потянулся к карману.
– Гони фишки сюда, – грозно объявили они.
– Но я их честно выиграл, – давя на чувство справедливости, оправдывался я.
– Да похрен, давай их сюда.
Казалось, сейчас я лишусь честно добытого богатства и вдобавок получу фингал, но вдруг послышался сильный и громкий голос:
– Так, а ну отпустили его. Что здесь происходит?
Обернувшись, я увидел тренера. Грозным орлиным взглядом он сверлил моих обидчиков. Те, поняв, что в вопросах справедливости явно проиграют, бросили фишки на асфальт и быстро удалились. Аркадий Иванович похлопал меня по плечу, поправил футболку и предложил пройтись вместе в сторону дома, нам было по пути. Я рассказал ему предысторию конфликта, поблагодарил за помощь. На углу возле дома мы встретили мою маму, которая возвращалась с работы.
– У него хорошо получается, – сказал ей тренер. – Уже просматривается техника. Если будет усердно тренироваться, у него может быть большое будущее в гандболе. Пусть только не бросает.
Эти слова воодушевили меня. Стало понятно, что я не безымянный мальчик из огромной и шумной толпы ребят, которые приходили на тренировки. Он знал меня, видел, замечал.
Уверенность внутри меня крепла, а решимость достигнуть желаемого росла. Я начал работать с новой силой и мотивацией, старался, действовал. Усилия не проходили бесследно и вскоре начали давать закономерные результаты. Многое менялось: в моих движениях появлялись уверенность и четкость, на коленях, локтях и пояснице – ссадины, а в голове – новые игровые схемы и общее понимание стратегий. Сами же тренировки стали сложнее и вместе с тем интереснее. Однако не каждый был готов к изменениям, случайные люди постепенно отсеивались. Время, отсекая лишнее, вытачивало из бесформенной массы дворовых ребят силуэты настоящих спортсменов и формировало состав команды. Гандбол разделил и нашу дворовую дружбу. Меня он буквально пленил, я считал часы до каждой тренировки, с удовольствием бежал в зал и работал. Сергей же быстро понял, что это не его. Однажды перед тренировкой он сказал: «Не, я лучше поем арбузов» – и вместо гандбольного зала пошел гулять. Самвел тоже утратил интерес и начал пропускать занятия. Однажды тренер встретил маму Самвела и поинтересовался, почему он не ходит на тренировки. После чего сказал, что у него есть все шансы стать хорошим игроком, а затем добавил: «Стасик вон уже мяч в руке держит». Дома мама передала Самвелу слова тренера про хорошие перспективы и так же добавила: «Стасик уже мяч в руке держит». Спустя много лет Самвел признался мне – жить тогда с осознанием, что Стасик уже держит мяч в руке, а он нет, было невыносимо, и он вернулся в гандбол. Мы вновь бежали вместе по гандбольному пути, навстречу совместным победам.
Настало время первых соревнований. В Краснодар приехали несколько краевых команд, и мы победили всех. Я совершенно не помню, как проходили игры и с кем мы сражались. В памяти остались лишь некоторые отрывки, где я бегал по всему полю с большими круглыми глазами, оказываясь то с одной стороны площадки, то с другой, то в самом центре. Я забыл даже игроков собственной команды, но хорошо запомнился миг, когда мне на шею надели медаль. Заслуженная награда за труды наконец пришла ко мне. Вместе с медалью, в качестве приза лучшего игрока, я получил тряпочные наколенники. Если бы мои колени могли, они бы расплакались от благодарности. Гордость распирала грудь. Я был уже не просто мальчик, который ходит на гандбол, а победитель какого-то турнира и обладатель медали. Моя первая медаль – белый пластмассовый кружок на красной атласной ленте. Посередине развевался российский триколор, рядом сияла надпись алого цвета: «СДЮШОР Краснодар двадцать пять лет» и был изображен застывший в прыжке силуэт гандболиста. С этой медали все и началось. Счастью в тот день не было предела. Гордо пронеся на груди, а точнее – она болталась в районе живота, награду через весь район, я подошел к своему дому и встретил соседку тетю Зою. Эта женщина жила на первом этаже в нашем подъезде. Большое окно ее квартиры располагалось сбоку от входа. Тетя Зоя, казалось, всегда следила за происходящим на улице и была в курсе всех дел нашего подъезда. Когда я заходил или выходил из дома, она удивительным образом оказывалась в поле моего зрения, встречая меня на улице или махая ладонью из окна. С детской непосредственностью она заводила разговоры, порой действуя даже беспардонно. Причем ее интонация носила несколько пренебрежительный характер, а вопросы звучали как приказы. Когда она звонила по домашнему телефону, то никогда не здоровалась, а сразу будто бы давала задание, словно я ее секретарь. Например: «Алло, это самое, Стас, скажи маме, что вечером я буду дома, пусть придет, уколет кошку» или: «Спустись, забери кости для ваших животных, я жду». Но в своей простоте она выглядела органично и указания ее вызывали лишь добрую улыбку. Тетя Зоя носила старую, но красивую одежду советских времен, а иногда появлялась на пороге в домашнем махровом халате и пушистых тапочках. Эта женщина была любопытна по своей природе, и часто это любопытство доходило до крайностей. Однажды моей маме на день рождения подарили диван. В час, когда его привезли, дедушка принял товар, расплатился и попросил меня присмотреть за покупкой, а сам пока пошел за помощью, чтобы поднять его на пятый этаж. Я спокойно стоял рядом с диваном, рассматривая обновку. Как только дедушка ушел, на пороге появилась тетя Зоя. Опытным оценивающим взглядом она быстро пробежалась по дивану.
– Это самое, у твоей мамы-то день рождения! – заявила она сходу.
– Здравствуйте! – ответил я. – Да, я вообще-то знаю.
– Подарок, что ли, ей?
– Да.
– М-м-м, понятно.
Бесшумным и резким рывком разведчика она вмиг оказалась у дивана, уверенно провела ладонью по обивке, сказала:
– Неплохо, приятный материал и цвет хороший. Правильно, что серый взяли. Не так пачкаться будет, у вас же животные.
– Ну да, – с нескрываемым раздражением процедил я сквозь зубы.
– В кухню, наверно, поставите? Там будет лучше смотреться. Определенно надо туда поставить, так маме и скажи.
Я ничего не ответил и отвлекся на шум сзади, а когда вернул взгляд к дивану, тетя Зоя уже сидела на нем и слегка подпрыгивала, приговаривая:
– Хороший, мягкий, точно на кухню надо. Там, в углу, возле окна.
Затем она расспросила меня о цене, названии фирмы, поинтересовалась, почему именно этот цвет. Я говорил, что не знаю, но, очевидно, ответы ей были не интересны.
Прошел сосед, поздоровался. Тетя Зоя ему торжественно заявила:
– Ларисе диван купили!
– Ясно, поздравляю! – сухо ответил он.
Я смутился и покраснел.
Тетя Зоя имела большое сердце и была сострадательна – правда, больше к животным. Сколько я ее помню, она всегда подкармливала дворовых кошек. Тетя Зоя выносила из дома чистое блюдечко, пакетик с угощениями и бутылку свежей воды для пушистых питомцев. Как только ее фигура появлялась на пороге подъезда, кошки с любовным мяуканьем мчались к ней и ласково терлись о ноги. Она разговаривала с ними, как с людьми, гладила и высыпала еду в блюдце. Кошки жадно поедали кушанье и с нескрываемым удовольствием мурчали.
Каждая наша встреча с тетей Зоей неизменно переходила в разговор, даже если этих встреч было по несколько за день. Диалоги же ограничивались парой фраз или даже слов – просто по-соседски, несколько ментальных прикосновений: «Правильно, что тепло оделся, сегодня холодно», «Доллар опять подорожал, а рубль все дешевеет» или «Сегодня буду суп варить из ребрышек». Чаще всего я отвечал коротко и односложно, не давая ей повода для развития диалога. Бывало, тетя Зоя меня раздражала, но по-настоящему на нее невозможно обижаться или злиться, как невозможно злиться на странного, но обаятельного персонажа любимой сказки.
И в этот торжественный момент моей славы она была на месте – у подъезда – и занималась обычным делом: кормила дворовых кошек. Я немного замедлил шаг, чтоб ее глаза успели разглядеть мою медаль на шее.
– О, привет, сосед! Как дела? – задорно спросила она, наклонившись над кошачьим блюдцем.
– Здравствуйте! Хорошо, – ответил я и выпятил грудь вперед.
– Ух ты, какая медаль, – отметила тетя Зоя и спросила: – Ты что, спортсмен, что ли?
– Да, я гандболист.
– Молодец, – сказала она и тут же прокричала кошкам: – А ну не лезь без очереди, Дымок, дай сначала Марфе покушать, всем достанется.
Затем, не отводя глаз от миски, спросила:
– Медаль-то золотая? Выиграл что ли?
– Да, золотая, выиграл! – гордо заявил я. – Точнее, пластмассовая, но все равно выиграл.
– Ну молодец, чемпион, так держать! – ответила она и опять увлеклась кошками. – Ну ты, не понимаешь, что тебе говорят? Сейчас она поест, я тебе насыплю новую порцию, лезет он.
Уже уходя, тетя Зоя произнесла:
– Ты давай там, выигрывай и прославляй наш подъезд. Будем по телевизору на тебя смотреть и гордиться!
– Хорошо!
Я принес награду домой, зашел в комнату, взял молоток, вбил первый гвоздь в стену и торжественно повесил на него медаль. «Вот так, Рыжик, смотри, я чемпион! – заявил я коту, безразлично спящему на кресле под медалью. – Пусть ее видят все, кто бывает в моей комнате».
Этим же вечером в модном журнале сестры, который она выписывала по почте, я заметил фотографию американской модели или актрисы, и глаза мои округлились от удивления. Время стирало из памяти внешность Светы из Свердловска, я уже смутно помнил, как выглядит ее улыбка и как светятся глаза. Но девушка из журнала вернула мне ее облик, уж очень она была похожа на Свету. Я вырезал фотографию и вложил в папку, где хранилась моя грамота. Пусть ее лик напоминает мне о мечте и помогает не свернуть с пути.