– Что происходит? – бросила Алиса на ходу и прошла в кабинет.
Она не выносила этот аквариум – стеклянные стены, стеклянные двери, но так у них в богадельне было принято – сотрудники с головой отдавались работе под неусыпным взором начальства. Через стеклянную стену сидела Оля. Алиса даже повесила между ними деревянные жалюзи – чтобы не сталкиваться взглядами, но это не помогло – даже оставаясь невидимой, Оля раздражала Алису со страшной силой.
Алиса набрала номер заместителя главных редакторов.
– Маш, «Почувствуй разницу!» снимаем. Есть что-нибудь в загашнике? – поинтересовалась она.
– Э-ээ… – промямлила Маша. – Почему?
– Надо читать материал перед тем, как сдавать его в номер! – отрезала Алиса и повесила трубку.
Как и следовало ожидать, Маша появилась ровно через секунду. Вместе со своими кудрявыми, до талии, волосами, очками в черной оправе, джинсах с высокой талией и рубашечкой в цветочек. Мало того, что Алису до исступления доводили волосы ниже лопаток – было в этом, с ее точки зрения, нечто совершенно неприличное – какие-то розовые девические мечты, тургеневские романтические страдания, что-то нереальное, из придуманного мира… Она еще не понимала, отчего Маша так держится за очки – когда в мире существуют контактные линзы! Ну, а про брюки с высокой – то есть, извините, стандартной, талией и говорить не имеет смысла – за них надо арестовывать.
Вот посмотришь на Машу – и сразу ясно: девушка из хорошей семьи, девушка, в которой настолько нет ничего вульгарного, что само отсутствие вульгарности делается вульгарным! Девушка, которая ни разу в жизни не сделала ничего в знак протеста – не закурила, не накрасила губы красной помадой, не напилась до соплей и не включила на всю катушку Джимми Моррисона.
Машу привела в редакцию Оля – они с детства дружили, и за это Алиса ненавидела ее еще больше, хотя, конечно, началось все с того, что как только Алиса первый раз взглянула на нового заместителя главных редакторов, она поняла, что видит свою полную противоположность.
– Алиса, я не поняла, что ты имеешь в виду, – заявила Маша.
– Я имею в виду именно то, что сказала, – отрезала Алиса. – Статью надо поменять. Немедленно.
– Но она уже пошла в номер! Мы завтра сдаемся! – возмутилась Маша.
– Маш, это твой косяк. Твои проблемы. Ты зачем эту мерзость в номер поставила?
– Слушай, Оля материал одобрила…
– Хорошо, – перебила ее Алиса. – Зови Олю.
Спустя минуту вошла Оля, и Алиса в который раз позавидовала тому, что некоторые люди начисто лишены комплексов.
Оля была толстой. Но по странному капризу природы не такой толстой, как большинство баб – с круглым лицом, глазами-щелочками, пузом и галифе на бедрах. Она просто время от времени увеличивалась на размер – при этом у нее был плоский живот, подтянутая задница и вполне аккуратное личико. Только вот размер, наверное, уже приблизился к пятьдесят второму.
Но Оля все равно надевала джинсы с талией на бедрах, обтягивающие топы или короткие юбки – возможно, она казалась себе прекрасной.
– Алиса, ты опять… – начала было Оля, но та не дала ей сказать ни слова.
– Объясняю! – она повысила голос. – Пока я была занята спецпроектом, вы протащили в журнал материал, от которого, по слухам, со скандалом отказались все региональные, корпоративные и интернет-издания. Но мы же добрые и щедрые, так что нам, конечно, не жалко пустить в номер никчемный, бездарный и совершенно бессмысленный материал, если бы не одно «но». Материал стоит перед рекламой «Карнавала» – как мы все помним, новой сети магазинов женской одежды, с которой была заранее согласована тема. Но в «Карнавале» вчера попросили прислать текст, а сегодня они уже готовы разместить рекламу в «Космополитен» или в «Гламур» – они надеются, что там их не поставят после заметки, которую никто не осилит и наполовину – а значит, пролистнет вместе с их рекламой. Напоминаю – они собирались заключить контракт минимум на полгода.
– Можно увидеть письмо? – холодно спросила Оля.
Алиса открыла электронную почту.
– Но письмо пришло вчера, – заметила Оля.
– И что?
– Ты не могла сказать об этом вчера? – Оля оперлась обеими руками на стол и тяжело посмотрела на Алису.
– Вчера я была на съемках!
– Но у тебя же есть наладонник!
– Именно вчера он разрядился!
В этом и был смысл – дать понять, что все не просто так, а с ее, Алисы, подачи и не придраться: «Карнавал» сделал запрос, выразил недоумение – все красиво. Ведь никто не знает, что Алиса подружилась с девушкой из «Карнавала», осторожно выразила сомнение, девушка – чтобы показать начальству, какая она предусмотрительная и как рьяно бдит интересы компании, – поставила ультиматум, и по цепочке они вернулись к тому, с чего начали – к автору.
К автору Оли, к очередной сочинительнице, чьи тексты были похожи на покойников в дорогих гробах, с венками из свежих цветов, с безупречным гримом, в красивом костюме, но в которых не было одного – жизни. Технически правильные, фактурные материалы, в которых можно было завязнуть, как в бетоне… Алиса спорила, Алиса увольняла, Алиса рвала и метала, но не подвинула Олю вместе с ее безжизненными авторами ни на сантиметр.
И теперь она мстила. И хотела бы надеяться, что до Оли дойдет смысл этих ее махинаций.
– Ясно, – кивнула Оля. – Маш, попроси Квливидзе написать что-нибудь веселое на эту тему… Нет, я сама позвоню… – и она вышла из кабинета Алисы.
Вышла, виляя тяжелыми бедрами.
Алиса посмотрела макет журнала, ответила на пару звонков и отправилась в отдел моды.
– Привет, девушки! – весело начала она. – Поздравляю!
Стилистки зарделись.
– В этом номере вам удалось полностью завалить модную съемку и явить дорогим читательницам, не побоюсь этого слова, полный пи…ц! – объявила Алиса.
Девушки все еще улыбались, но как-то неуверенно.
– Ты…
Алиса очень любила Наташу – редактора отдела моды, но та, к сожалению, имела особенность время от времени бессовестно халтурить.
– Наташ, фиолетовый в сочетании с красным и коричневым – это какое-то творчество шизофреников! – рявкнула Алиса. – Извини, но ты осталась без премии.
– Но я рассчитывала… – задохнулась Наташа.
– А я рассчитывала на то, что над нами в этом месяце не будут смеяться в «Воге»! Ты меня поняла?
Алиса оглядела Наташу с ног до головы и вышла в коридор. Ее догнала ассистентка редактора моды.
– Алиса, понимаете… – запищала девица, но главный редактор даже не обернулась. На ходу бросила:
– Не лезь не в свое дело! – и вернулась в кабинет.
Она уже давно поняла – чем больше церемонишься, тем меньше дистанция между начальницей и подчиненными. А если сотрудники не считают тебя страшным и ужасным начальством – начинается анархия.
Если честно, то ее ненавидели. Но вот парадокс – чем больше истерик, обещаний «поставить эту стерву на место» гуляло по редакции, тем больше они все старались завоевать ее любовь. Алиса умела хвалить и умела ценить – за хорошую работу выписывала повышенный гонорар, отправляла девочек в промотуры на Мальдивы, на Ямайку, в Китай, устраивала раздачу слонов – халявной косметики и парфюмерии, которой заваливали журнал, но за это высказывала то, что думала – если ее не устраивал результат.
Плакаться и ныть ходили к Оле – но это было бессмысленно, так как совет директоров интересовало лишь одно – сколько номеров журнала купят в этом месяце.
Олин папа был очень нужен владельцу журнала, у которого, кроме издательского дома, имелся еще какой-то серьезный бизнес, поэтому Оля могла явиться на работу голой и поджечь офис – и все равно бы осталась главным редактором. Но Алису ценили не меньше – она делала все, чтобы журнал оставался самым популярным. И самым доходным.
– Ладно, я поехала на открытие чего-то там в Барвиху, – сообщила Алиса секретарю. – Сегодня меня не будет.
Она вышла из редакции и поблагодарила высшие силы за то, что работает в таком замечательном месте, где тусовки считаются деловой встречей – никогда не знаешь, где объявятся потенциальные рекламодатели. Бизнесмены тащатся на переговоры, сидят в комнатах, где всегда слишком прохладно из-за кондиционеров, в скучной компании, на скучной мебели – а она едет на прием, где будет много знакомых, вкусная еда, красивая одежда и свежий воздух.
Отличный денек! Распогодилось, потеплело – на солнце просто жарко… Алиса вынула солнечные очки, как-то неловко дернула рукой, и ее любимые «Гуччи» 2004 года шлепнулись на асфальт. Стекло вылетело и разбилось на две половинки. Алиса чуть не заплакала. Это ведь уже коллекционная модель! Она их купила на Неделе моды в Милане! Какая боль…
Расстроенная Алиса села в машину, опустила козырек и, щуря глаза, влилась в поток автомобилей.
На Кольцевой, как всегда, была толчея, но самое страшное, разумеется, было на Рублевке. Машины вообще не едут. Стоят – иногда гудят, хотя все понимают, что гудеть – бесполезно. Сколько стоит воздушное такси? Мать твою!
Нужно будет позвонить психотерапевту, а то что-то нервишки пошаливают… А потом съездить отдохнуть. Где она была последний раз? На выставке в Париже – но это не считается. На Кипре с «Комеди клабом», в начале июня в Нью-Йорке… Марокко! Надо срочно валить в Марокко! Алиса обожала местный рынок серебряных украшений. Какой аквамарин она отхватила в прошлом году – с ума сойти! Квадратный, огромный, на толстой серебряной цепочке! А аметисты! А турмалины? За ко-пей-ки! То есть почти даром. Ну, и пусть погода там странная – зато синий-синий океан, глубокое и чистое, как муранское стекло, небо и горизонт – бесконечный горизонт…
Алиса с ужасом вспомнила свой первый студенческий отпуск. Они тогда поехали в Крым – в плацкартном вагоне (страшное, бесчеловечное изобретение – она чувствовала себя, как скотина, которую везут на бойню – окна не открываются, кто-то жрет котлеты с чесноком, от соседей разит перегаром – причем пили они, по всей видимости, одеколон «Шипр»…). А в Крыму – хамство, свинство и воды никогда не бывает. Ее однокурсники пили, объедались чебуреками и считали, что здорово проводят время, но Алиса, хоть и была такой же бедной студенткой, не могла дождаться конца каникул. Ей все было отвратительно – ужасные, сырые мазанки с пружинными кроватями, гадкий душ на улице, в котором по углам торчали мокрицы, кучи мусора на пляже, запах баранины из татарских кафе, странные люди, которые изображали из себя невесть что – только потому, что нельзя их проверить…
Пять лет она не отдыхала – не было денег на нормальный отпуск. То есть однажды, поздней осенью, Алиса на неделю слетала в Турцию, а еще раз Лиана в состоянии помешательства (так посчитала Алиса) взяла ее с собой в Грецию, на Корфу, где жила какая-то родственница бабушки по материнской линии.
Это было блаженство…
Пусть Греция – маленькая, бедненькая страна, и никому не известно, есть ли у них там сейчас литература, живопись, мода – и, вообще, чем они живут, но это страна с историей – великой историей, и если люди про сей факт забыли – земля помнит. Первые дни Алиса задыхалась – ее переполняли чувства, она видела следы Геракла, Одиссея, Тесея – и не могла справиться с собой, так ее зацепило, но вскоре погрузилась в состояние, близкое к эйфории, – не чувствовала собственного тела, парила, как дух, потому что все ее существо состояло из эмоций.
В большом доме недалеко от моря – доме с белыми стенами и черепичной крышей – не современной, что похожа на шифер, а старинной – желто-красно-коричневой, жили пять женщин. Бабушка, ее родственница – хозяйка дома, Лиля Кастаки, – женщина лет шестидесяти с крупным красивым лицом, тяжелым взглядом и склонностью к белому вину, домработница Лианы, которую та привезла в качестве поварихи, горничная Лили – гречанка, и Алиса. Вход в комнату Алисы на втором этаже был со двора – туда вела узкая деревянная лестница, при комнате были терраса, туалет и ванная, так что она лишь изредка видела остальных на кухне – когда оттуда уж совсем невыносимо пахло сладостями, которые служанка-гречанка готовила каждый день – чтобы были свежие. Завтракать, обедать и ужинать Алиса предпочитала в кафе с видом на море – там было дешево и не надо было мыть за собой посуду.
Однажды вечером Алиса нечаянно подслушала странный разговор. Она заснула после ужина и очнулась в полночь. Вспомнила, что сегодня гречанка пекла кадаифи – что-то вроде рулетиков с марципанами, и решила поживиться. Не стала надевать шлепки, пошла босиком и чуть было не вляпалась в неприятную беседу, которая шла на повышенных тонах между Лилей и Лианой.
– Ты так говоришь об этом, словно тебе стыдно! – кричала шепотом Лиля.
– Ты знаешь мое мнение! – сердилась Лиана. – Мне никогда это не было близко!
– Но как ты можешь! – Алиса так живо представила, как Лиля широко всплеснула руками, что даже отпрянула, хотя увидеть ее не могли – она стояла за розовым кустом, что частично закрывал вид из низкого кухонного окна. – Почему ты стесняешься нас?!
Лиана молчала.
– Потому что… – начала было она. – Меня это пугает.
– О, боже…
– Как ты можешь поминать бога… – шикнула Лиана.
– Ах, вот в чем дело! – воскликнула Лиля. – Ты считаешь, что мы…
– Нет! – отрезала бабушка. – Но… Не знаю, как тебе объяснить. Я и за Жору замуж вышла, потому что… А он умер! А что я еще могу кроме этого?
– Слушай, отдай мне перстень, – попросила Лиля уже другим тоном. Алисе даже показалось, что она подлизывается.
– С ума сошла? – возмутилась Лиана. – Ты же знаешь, я не могу. И кому, как не тебе, это знать?
– О… – застонала Лиля. – Ну, что ты будешь с ним делать? А? Кому оставишь? Этой…
– Я должна так поступить, – твердо ответила Лиана. – Даже если мне самой это не в радость.
– Ну, и зануда же ты! – весело воскликнула Лиля, и Алиса услышала звук льющегося в бокал вина.
«Этой…» – что ли, ей, Алисе? Маме? Или еще какой-нибудь родственнице? Что за перстень? Разумеется, тогда она вообразила кольцо с огромным – в двадцать карат – бриллиантом, но теперь-то считала, что это тот самый опал.
Странный опал, который иногда был холодным, а временами – теплым, если не горячим. Камни меняют температуру?
В тот раз Алиса пробралась к себе, переоделась и помчалась на пляж. Она плюхнулась в теплое ночное море и никак не могла унять возбуждение – ей казалось, что она прикоснулась к тайне, к чему-то загадочному и запретному.
Тогда они провели на Корфу полтора месяца, но по приезде домой больше Лиана о Кастаки не вспоминала. Как-то Алиса спросила бабушку, как поживает Лиля – с надеждой на возвращение в рай, но та лишь отрезала:
– Понятия не имею!
Потом, когда Алиса сама приехала в Грецию – в Солоники, она съездила на Корфу, но почему-то так и не нашла дом – хотя точно помнила, где он находится – и улицу, и номер, но как-то выходило, что она все время попадала не туда.
Она даже нашла поблизости старую гречанку, которая сидела на раскладном стуле, нашла местную, что понимала по-английски, и попросила узнать у старухи, не слышала ли она о Лиле Кастаки. Но гречанка, как и бабка, ответила:
– Понятия не имею! – и ушла в дом…
Пробка на Рублевке неожиданно рассосалась – выскочил гаишник и всех разрулил. Алиса с болью в сердце проехала Барвиху – на стоянке пока еще оставались свободные места, и помчалась дальше – нужно было заскочить за подругой, у которой сломалась машина. В одном месте дорога давала крутой поворот – и он шел над обрывом. Зимой здесь было много аварий – несмотря на отбойники, несмотря ни на что, а летом, в пробки, машины тащились со скоростью пять км в час. Но сейчас отчего-то не было ни одной – ни одной! – машины, и Алиса, наконец, разогналась. Солнце слепило глаза – она опять опустила козырек, прищурилась, полезла было в бардачок – вдруг, – о, чудо! – завалялись старые очки, и на скорости вылетела на встречку – совсем чуть-чуть, но тут неожиданно в поворот вписался грузовик – и откуда он взялся? – поддел крылом… Алиса почувствовала лишь, что летит вместе с машиной. Перед тем, как ее «Рэндж Ровер» рухнул на землю и несколько раз перевернулся, Алиса закричала – про себя: «Это не может произойти со мной! Нет! Я не готова! Я должна жить! Я буду, мать вашу, жить! Черт! Черт! Черт! Помогите!..» Грохот свалившейся с неба машины оглушил ее – мир превратился в черное пятно, и Алиса потеряла сознание.