Утро, как обычно, началось с далекого, но настойчивого хора заводских гудков. Светлана похлопала глазами, резко оторвала голову от подушки, с удивлением глянула на обложку книжки, к которой секунду назад нежно прижималась щекой. Как можно было уснуть, не дочитав?
Разноголосье гудков завершилось мощным басом Харьковского паровозостроительного завода. ХПЗ рычит в семь. Караул! Дел нужно сделать – тучу, а времени до работы совсем не осталось!
Необходимость растрачивать почти треть жизни на сон казалась Светлане ужасно несправедливой. В борьбе с этим она читала, пока добросовестный уличный фонарь светил ей в подушку или пока глаза сами не закрывались, окончательно отказываясь что-либо видеть. А утром, естественно, она спала аж до гудков, не реагируя ни на рассвет, ни на просыпающихся в рабочие дни очень рано девочек, с которыми жила в одной комнате.
Не снимая с себя одеяла – печка уже почти остыла, и в комнате гулял холодок, – Света, стараясь не скрипеть досками пола, пробралась в студеный коридор, распахнула свою часть шкафа, набрала вещей на сегодня и шмыгнула в ванную переодеваться. Зеркало демонстрировало розовощекую – розового немного, а вот щек куда больше – сонную физиономию с прищуром крота, небольшим вздернутым носом и светло-желтой растрепавшейся за ночь косой. Света покрутила водопроводный кран и послушала отдаленное гудение в трубах. Ничего, скоро напор починится, ведь девочки уже написали куда следует, чтобы квартиру поставили в очередь на вызов мастера! Света побрызгала в лицо ледяной водой из ведра, и глаза на глазах начали раскрываться, превращаясь в привычные синие кругляшки с окантовкой из белых пушистых ресниц. Это забредшее вдруг в мысли «глаза на глазах» получилось ужасно смешным. Света улыбнулась, окончательно проснулась и помчалась собираться, чтобы с пользой прожить этот новый и наверняка чудесный день.
«Восемь уже скоро!» – ахнула она, на бегу задрав голову вверх и отыскав глазами знаменитые золотистые стрелки часов. Далеко в «верхнем центре», в самом начале Чернышевской улицы на причудливой башне лютеранской церкви красовались часы, по которым жители «нижнего центра» сверяли время. Библиотека имени Короленко, в которой вот уже неделю работала Света, тоже находилась в «верхнем центре». Вроде и совсем рядом, а поди дойди по нечищеному склону, занесенному снегом, раскуроченным утренними санями извозчиков и шинами авто. Опаздывать нельзя, а до работы надо еще заскочить в Церабкоп за керосином, вернуться домой, не разбудить хозяйку, но разбудить девочек (так совпало, что у обеих по плавающему графику пятидневки этот понедельник оказался выходным, но не спать же весь день!) и умчаться на работу.
К счастью, сегодня Свете везло на каждом шагу. Обычно Церабкоп – это только на словах он «Центральный рабочий кооператив», а на деле самая что ни на есть захолустная мещанская лавочка с сонными мухами вместо продавщиц – отхватывал как минимум час времени, но сегодня обошлось в два раза быстрее. И девочки сегодня тоже не подвели, были готовы вставать как миленькие, после первой же «Взвейтесь кострами, синие ночи!», которую пропела Света, сообразив, что зловредной хозяйки нет дома.
Кстати, хозяйкой Зловредина звалась лишь по старой памяти. На деле никакой хозяйкой она Свете и девочкам не была. Просто когда-то давно Зловредине принадлежало целых полдома. Потом в две комнаты она пустила жить квартирантов. Сейчас, когда Свету, Оленьку и Шурасю – трех веселых восемнадцатилетних подружек, окончивших курсы секретарей-машинисток и распределенных уже по предприятиям, – вселили в угловую комнату дома, «хозяйка» по привычке стала требовать оплату. Света, честно сказать, растерялась, а девочки – умницы!
– Шиш ей, а не барыш! – постановила Шурася и отправила улыбчивую Оленьку в горсовет жаловаться в секцию коммунального хозяйства председательке жилищной комиссии Марии Александровне. Удивительная эта председателька – хмурая дама необъятных форм с седыми волосами, собранными на макушке в умопомрачительный кокон, – вместо того, чтобы спустить дело домоуправлению или профсоюзу трудящейся молодежи, взялась разобраться лично. Честно говоря, это было правильно: именно она выдала девочкам ордер на вселение в комнату на углу Черноглазовской и Девичьей, значит, ей и надлежало угомонить хозяйку. Зловредина, естественно, происходящему не обрадовалась, пыталась стоять на своем, говорила – кстати, оказалось, что не врала, – мол, купила когда-то эти полдома за свои честно заработанные средства, и, мол, уже после революции сам знаменитый писатель Юрий Олеша жил в этой комнате и за постой платил деньги. А писатель, как известно, человек, новым законам обученный, значит, по его примеру и «эти три пигалицы» тоже должны платить. Но председателька Мария Александровна была непреклонна. «Раньше – то раньше, а сейчас – то сейчас!» – авторитетно заявила она и намекнула, мол, по нынешним нормам у хозяйки и так перебор с комнатами. Старые дома, выделенные профсоюзам, пришли в негодность, из них жители бегут вместе со всеми тараканами; в общежитиях молодых специалистов мест уже нет; новые дома и рабочие поселки еще не достроили. Поэтому издан указ о повторном уплотнении. Чем жировать одной в трех комнатах, пусть хозяйка по-хорошему уступит одну девочкам. Иначе и под суд можно пойти. Сейчас чернорабочих не хватает, и получивших административные взыскания все чаще отправляют мести полы в цехах. Зловредина смирилась, но при каждом удобном случае старалась испортить девочкам настроение.