Первое, что увидела Яна, проснувшись утром после отключения от системы вентиляции легких, была гора апельсинов на тумбочке прямо перед глазами. Она аж зажмурилась, таким ярким был их цвет.
– Яночка, как ты?
Она скосила глаза и увидела скорбное лицо мамы.
– Я что, умирала? – просипела Яна.
– Ну конечно, нет!
– А чего у тебя вид такой?
– Мы просто очень испугались! – заторопилась мама, поправляя больничное одеяло.
Яна повращала глазами. Больно.
– Мам, спасибо за апельсины, но можно их убрать? Они меня слепят.
– Это не мы, а друг твой принес.
– Какой еще друг? Сашка Симонов?
– Нет, незнакомый какой-то, но представился другом. Фамилия такая… известная… Ах да! Бехтерев. Ты с ним знакома?
Знакома ли она с Бехтеревым? Да он ей даже в забытьи являлся!
– Мам, Бехтерев был со мной, когда бабушка Наташа…
– Да откуда он взялся? – удивленно, но без тревоги спросила мама.
– Ремонт у нас делал.
– Так он из бригады? Штукатур-маляр?
Яне почему-то стало обидно за Бехтерева. Она уже собралась сказать, что на самом деле никакой он не маляр, но вдруг вспомнила, что понятия не имеет, где тот работает.
А если в самом деле маляр?
– Так он ко мне приходил?
– Пока ты была подключена к ИВЛ, его не пускали. Ты что, хочешь с ним увидеться?
В мамином голосе наконец-то прозвучала тревога.
– Не знаю. Не сейчас.
Не хочется, чтобы он увидел ее такой: нечесаной, немытой и помятой.
– Ну и отлично. Передам сестрам на посту, – с видимым облегчением сказала мама.
Яна испугалась:
– Не надо, мам! Это неудобно! Человек помогал, поддерживал, а я…
– Ну, должен же он понимать, что посторонним приходить не всегда удобно.
Так в этом все и дело. Бехтерев, кажется, не совсем посторонний. Или это только кажется?
– Мам, а что говорят в полиции? Нашли преступника? – перевела она разговор.
– Пока нет, но ищут. Давай обсудим это дома. Сейчас тебе вредно волноваться.
– Волноваться вообще вредно, а я все равно видела, так что…
– Это другое дело, Яна! И не заставляй меня! Вот выздоровеешь, тогда…
Мама держалась уверенно, но Яна почувствовала: обсуждать убийство она не хочет по другой причине. Преступника не нашли и не найдут. Вот в чем все дело.
И чего тогда об этом говорить?
– Ладно, мам. Я что-то устала.
– Конечно, конечно, – засуетилась та. – Я приду вечером, принесу супчику.
– Только не говори сестрам насчет Бехтерева. Лучше я сама ему позвоню.
– Хорошо. Как хочешь.
Мама помедлила у двери, видно, сомневаясь, но все же не удержалась:
– Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз?
Яна хмыкнула. Любимое мамино выражение. Не выучила уроки? Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз? В этой юбке ты выглядишь вызывающе. Надеюсь, не собираешься преподнести нам сюрприз?
Интересно, до какого возраста с ней будут общаться подобным образом? Ты беременна? Надеюсь, ты не собираешься преподнести нам сюрприз? Вот прикол!
– До вечера, мам. Я спать хочу.
Мама вышла из палаты, но показалось, что ее тревога и неудовольствие остались.
– Кыш! – сказала Яна маминому неудовольствию.
Вечером она позвонит Бехтереву и скажет спасибо за апельсины.
Однако он позвонил ей раньше. Его голос так на нее подействовал, что она даже задыхаться стала. Еле справилась с собой и светским тоном поблагодарила за заботу.
Савва стал расспрашивать о здоровье, о перспективах выписки и тоже был очень вежлив, чем в конце концов ее расстроил.
Кажется, для него звонок – всего лишь формальность. А вот она почему-то до сих пор ощущает его руку, когда он вел ее к машине от бабушкиного дома. Твердая такая рука, надежная. Как только посадил в машину, отпустил, и почему-то этой руки сразу стало не хватать.
А если к тому же вспомнить, что он уже дважды ей приснился, то совсем нехорошо получается. Правда, в полубреду, когда дышать было ужасно трудно и температура зашкаливала. Но все равно. Сашка Симонов, закадычный приятель, почему-то не снился, а почти незнакомый мужик, который всего раз за руку подержал, – пожалуйста.
Кажется, она все-таки собирается преподнести родителям сюрприз.
А может, пока не поздно, постараться выкинуть этого Бехтерева из головы? Или уже поздно?
Размышляя над сложной дилеммой, Яна пропустила звонок папы. Спохватилась, когда он перезвонил.
– Ты спала, наверное, прости. Сон для выздоравливающих полезен.
– Я знаю, пап. Есть новости про бабушку?
– Ровным счетом никаких. И меня почему-то это совсем не удивляет.
– Но что-то же они говорят?
– Что-то говорят, конечно, но не то, что мы хотели бы услышать.
Папа помолчал, видимо, решая, стоит ли об этом сообщать.
– Завтра мы с мамой собираемся съездить к бабушке и разобрать там все. Квартира уже не опечатана, поэтому, я думаю, можно. Кое-что из вещей надо забрать. Фотографии, документы. Может, ты хотела бы что-то оставить себе? На память.
– Не знаю. Не думала об этом.
– Хорошо, тогда не буду тебя беспокоить. Выздоравливай.
Выздоравливала Яна еще четыре дня. И все это время думала то о бабушке, то о Бехтереве. Иной раз мысли продолжались во сне, причудливо соединяя людей, которые никогда не видели друг друга.
Один сон был до того странен, что, проснувшись, Яна долго не могла прийти в себя. Ей приснилась бабушка Наташа, которую Бехтерев вел по улице. Бабушка – совсем как она недавно – держалась за его руку и шагала уверенно, будто не сомневалась, что ведут ее туда, куда нужно. Яна видела обоих со спины и, торопясь следом, никак не могла догнать. В жизни бабушка ходила медленно, тяжело, а тут шла легко, даже весело, как будто избавилась от того, что тянуло к земле, лишало свободы. Яна окликнула ее, но вместо бабушки оглянулся Бехтерев, и не успела она моргнуть, как он оказался рядом. Теперь они оба смотрели на уходящую вдаль бабушку. А та все шла и шла…
Потом Яна долго гадала, о чем говорил сон, и страшилась собственных мыслей. Почему умершая и живой шли рядом? Что это может означать? Скорей всего, ничего хорошего. Или наоборот? Ведь плохие сны часто предвещают хорошие события.
Как понять?
Пугающая реалистичность сна мучила Яну целый день, а вечером позвонил Бехтерев и говорил с ней таким теплым голосом, что под стук собственного сердца она выбросила из головы все трагические версии сна и оставила одну, самую приятную: несмотря ни на что, бабушка Наташа уйдет в мир иной с легкой душой. С чего она взяла, что подобное возможно, было неясно ей самой, но непостижимым образом эта идея закрепилась в сознании и уходить не собиралась.
Между тем бабушку все никак не удавалось забрать. Интересно, зачем полиции труп? Ждут, когда он расскажет, кто убийца?
Наконец отец, разозлившись по-настоящему, кому-то позвонил, и им наконец выдали тело.
Со дня смерти прошло больше недели, поэтому пришлось напрячься, чтобы успеть похоронить бабушку на девятый день.
Накануне Яну выписали, – врач сопротивлялся до последнего, но все же учел ситуацию в семье, – и она сама позвонила Бехтереву. Сказала, что чувствует себя хорошо, благодарила за помощь. Он отвечал вежливо и – ей показалось – отстраненно.
Почему-то про бабушку она не сказала и на похороны не позвала.
А он не спросил и не пришел.
Народу на отпевании было немного, ведь почти все бабушкины знакомые умерли. Таких долгожителей, как она, вообще поискать. Шутка ли, дожить до восьмидесяти девяти! В следующем году отмечали бы девяностолетний юбилей. Еще девять дней назад никто не сомневался, что так и случится.
Не случилось.
Стоя у гроба, Яна поискала глазами Бехтерева. Это было глупо, но она огорчилась и даже обиделась.
Значит, ему все равно.
А на следующий после похорон день Яна неожиданно объявила, что хочет сходить к бабушке домой. Родители стали отговаривать, считая, что ничего ценного она в квартире уже не найдет. Фотографии и документы они забрали, вещи раздали.
– Ты же не собиралась? Зачем лишний раз нервы трепать?
Наверное, они были правы, однако Яна настояла на своем. Ей хотелось забрать на память то, что важно именно для нее. Буквально несколько вещиц, с которыми она любила играть в детстве, когда подолгу гостила у бабушки.
И больше в этом доме не появляться.
Конечно, идея была не из лучших. Как только вошла в квартиру, у нее так задрожали ноги, что пришлось приткнуться на табуретку в коридоре и долго сидеть, пока не отпустило.
Она нашла то, что хотела, и уже собиралась уходить, как вдруг наткнулась на конверт. Вернее, не наткнулась, а нашла в застегнутом на молнию отделении старой сумки, которую бабушка использовала для хранения всякой всячины. В детстве Яна прятала там свои «драгоценности» – колечко с красным камушком, заколку с фигуркой феи и брошечку в виде майского жука.
Еще в отделении была фотография, на которую Яна посмотрела мельком, потому что взгляд уткнулся в надпись на конверте.
«Прочтите!» – вот что там значилось.
Повинуясь призыву, Яна вскрыла письмо, нашла сложенный листок бумаги и еще один конверт, поменьше, адресованный «сестре Таняше».
Не успев сообразить, чьей сестре предназначался конверт, Яна развернула листок.
Написанный нетвердой старческой рукой текст гласил: бабушка Наташа слезно просит родных передать письмо ее младшей сестре Татьяне, с которой она пребывает в ссоре, и привет средней сестре Марии, которую давно не видела.
На маленьком конверте обнаружился и адрес. Письмо следовало доставить в город Кавайон, находящийся на юге Франции, а именно в местности, известной всему миру под названием Прованс.
Вот так сюрприз!