А девица Шум тем временем собиралась в дорогу и не думала о Савве Бехтереве. Вернее – чего уж там, – старалась не думать. Хорошо старалась.
Ей казалось, что получается.
Весь полет от Москвы до Марселя – с пересадкой в Стамбуле – она улыбалась. Немного неприлично, ведь повод для поездки скорбный, к тому же нет уверенности, что бабушка Таняша будет ей рада, но ничего поделать с собой она не могла.
Шутка ли – увидеть Прованс!
Интересно, в начале декабря там в туфлях ходят или все-таки в сапогах?
Оценить прелесть прованской погоды сразу по прибытии Яна не успела. На выходе после паспортного контроля ее уже ждал парень с табличкой, на которой по-русски было написано ее имя. Подхватив чемодан, встречающий, не говоря ни слова, на крейсерской скорости куда-то понесся, на подземной стоянке сунул вещи в багажник, буквально запихнул Яну в машину, сам пристегнул и, вскочив на водительское сиденье, как в седло скакуна, резво рванул вперед.
Увидеть Прованс в окно автомобиля тоже не удалось. Прилетела она в семь вечера, когда – как всегда на юге – было уже темно, хоть глаз выколи. На место прибыли в полной черноте.
Перед калиткой, освещенной фонарем, водитель, за всю дорогу не произнесший ни слова, выскочил, нажал на кнопку звонка и стал доставать вещи. Вместе с ее довольно тощим чемоданом он выгрузил какие-то коробки, два ящика с рассадой – да они тут в декабре цветы сажают! – и новенький велосипед. Почему-то Яна решила, что это для нее, и немного вдохновилась.
А то что-то страшновато стало.
Впрочем, окончательно оробеть она не успела – из калитки вдруг выскочила худенькая женщина и повисла у вылезшей из автомобиля Яны на шее.
– Януся, дорогая моя девочка! – по-русски завопила она и громко чмокнула ее три раза.
Это была бабушка Таняша собственной персоной.
Яна улыбнулась и чихнула, чисто от волнения. Таняша сразу потащила ее в дом, и вспотевшая от переживаний путешественница даже не поняла, какая в атмосфере нынче температура.
Зато утром, проснувшись в маленькой комнате на кровати под балдахином, Яна посмотрела в окно и не поверила своим глазам.
Весь двор перед бабушкиным домом был засыпан снегом, а по дороге, хорошо видной со второго этажа – наверх ее отвели сразу после того, как из-за усталости она отказалась от ужина, – мела самая настоящая поземка.
Ничеси! Это она где? В Мурманске, что ли?
Даже глаза потерла. Вдруг мерещится!
Нет, не мерещилось. За окном Яна заметила прикрепленный к стене градусник. Минус три. А у нее в чемодане – кроме ветровки, в которой приехала, – платья, пара свитеров, ну и джинсовая жилетка. И ведь она же смотрела погоду. Было сказано, что плюс пятнадцать, а дальше еще теплей…
– Я слышу: ты ходишь! – неожиданно раздалось откуда-то снизу.
Яна посмотрела под ноги. Деревянный пол из темных широких досок скрипнул.
– Если проснулась, то спускайся! Завтрак готов! – объявила невидимая бабушка Таняша.
Яна сбежала вниз и поздоровалась.
– Приветик, детка! Давай сразу договоримся, что мы на «ты», – с ходу заявила та. – И учти – никаких бабушек! Зови меня Таняшей. Если хочешь, то на французский манер – с ударением на последнем слоге. Для местных мое имя очень длинное, поэтому они сокращают до Таша. Хорошо, что твое имя короткое, только ударение поменять.
Таша? Надо же, так в детстве называли бабушку Наташу!
Яна собралась сказать об этом, но Таняша уже тащила ее за огромный стол посреди кухни.
– Вижу, ты оголодала с дороги! – заявила она, разглядывая родственницу. – Ну ничего! Это мы поправим!
Яна улыбнулась:
– Мне достаточно салата и фруктов. Овощи я тоже люблю. Спаржу, баклажаны…
Таняша ухмыльнулась:
– Сейчас мы спаржу и баклажаны не едим. Зимняя еда должна согревать и наполнять силой. Хотя рататуем я тебя, так и быть, угощу.
Она начала метать на стол тарелки и плошки с едой. Яна провожала их глазами и не могла сосчитать, сбивалась.
Таняша с явным удовольствием перечисляла:
– Паштет из кролика, террин из индейки, свиные колбаски, запечённая утка. Это холодные закуски. На горячее – мясное рагу. Если не наешься, то добавим. Хотя… чего ждать?
И Таняша выставила на стол тарелку с шариками козьего сыра, блюдо с фруктами, а под конец вынула из старинного пузатого буфета корзинку с хлебом.
Яна разинула рот. Это у них завтрак такой?
Таняша оглядела стол и всплеснула руками:
– Забыла самое главное! – И полезла в холодильник.
– А это… что? – спросила Яна, разглядывая баночку, набитую чем-то желтовато-серым и – сразу видно – очень жирным.