Глава 6

Мастер в каком-то навороченном оптик-салоне оказался жутко дотошным. Он долго мучил меня расспросами, проверял зрение таблицами и хитрыми приборами, светил в глаза специальной лампой, спорил с Илоной насчет того, насколько выбранный цвет линз подходит к моим волосам, платью, свадебному настроению и так далее. Оказывается, природный серый цвет моих глаз их не устроил, и они решили сделать взгляд более выразительным…

А потом, когда я уже почти спала сидя на стуле, он учил меня, как правильно надевать на глаза и снимать тонкие пленки небесного цвета. За окном уже смеркалось, было видно, что мастер и сам устал – мы приехали в конце рабочего дня и неслабо его задержали. Но Илона несколько раз громко и настойчиво напомнила о том, какие деньги платятся за срочность заказа. И мастеру, и мне – видимо, чтобы мы не расслаблялись.

Но результат, конечно, был потрясающим. Мягкие, почти невесомые линзы легли на мои глаза – и мир преобразился. Нет, очки, конечно, давали практически тот же эффект, но когда не чувствуешь на ушах и носу привычного давления дужек, а глаза просто видят, без костылей, висящих на лице, – это и правда круто.

– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь. В том числе от нервного напряжения сегодняшнего дня, накопившегося во мне и требующего выхода. В таком состоянии мне достаточно малейшего повода, чтобы слезы хлынули ручьем, поэтому я стараюсь, чувствуя приближение «водопада», куда-нибудь убежать и там отвести душу, чтобы никто не видел.

– Плакать нельзя! – голосом строгой учительницы произнесла Илона. – И глаза тереть нельзя! Сместятся линзы или выпадут – все мучения насмарку. Соберись, тряпица! Будь мужиком, в конце концов! Нам, бабам, без этого никак нельзя, а то конкурентки сожрут с костями и не подавятся!

«Тряпица» и все остальное меня позабавило. Настолько, что я про рыдания забыла и даже слегка улыбнулась.

А вообще Илона прикольная тетка! Рулит людьми так, как ей надо, меняя настроение собеседника и непринужденно, буквально на автомате добиваясь того, что ей нужно.

Тоже так хочу, но вряд ли у меня получится – не тот характер. Тявкнуть могу. Иногда даже гавкнуть. Но, получив пинка от жизни, сразу сдаюсь – и в слезы. Ненавижу себя за это, однако ничего сделать с собой не могу. Тряпица, правильно Илона подметила.

Было уже очень поздно, Илона вызвала мне такси, и домой я приехала за полночь. Бабушка уже спала, а в вазочке, куда я положила деньги, лежала записка: «Спасибо, милая. Удачи тебе во всем».

Я все-таки, расчувствовавшись, смахнула непрошеную слезинку, но тут же себя одернула: линзы! Неплохой стимулятор характера, особенно когда вспомнишь, сколько за них заплачено, причем не мной. Быть должной я не люблю, а значит, нужно отработать то, что в меня вложили. Качественно и честно.

Снять линзы, положив их в специальную коробочку, принять душ, переодеться, выпить стакан кефира (больше ничего в меня не влезло) – все это я делала через силу, ибо была измотана до предела, мечтая лишь о кровати. Не столько физически, сколько эмоционально – а порой такая усталость намного тяжелее физической. Но когда я добралась наконец до вожделенного отдыха, мне показалось, что я лишь прикоснулась щекой к подушке, как вдруг вновь зазвонил телефон.

– Да? – сдавленно произнесла я, едва не уронив его на пол.

– Дрыхнешь? – спросила трубка голосом Илоны. – Собирайся, подруга, шесть утра уже, а она все моську давит. Пора на каторгу.

– О нет, – простонала я, с усилием проворачивая в кровати свое деревянное тело, отчаянно требующее продолжения отдыха. Кто бы мог подумать, что работа манекеном для свадебного платья в течение нескольких часов даст такие мучительные последствия…

– Быс-с-стро, с-с-солнышко! – свистящим змеиным «с-с-с» прошипела трубка. – Через пятнадцать минут жду тебя внизу.

Я положила трубку на тумбочку, выдохнула, сжала кулачки. Разве можно было представить, что работа невестой окажется настолько трудной?

Илона и правда ждала меня внизу в роскошном ярком автомобиле цвета фуксии.

– Ни слова про тачку! – сказала она, когда я села внутрь. – Яркая индивидуальность должна быть заметной во всем. Это я про себя, разумеется. Кстати, зацени мой деловой костюм под цвет автомобиля. Мы с моей крошкой одно целое, она такой же ягуар по жизни, как и я, потому мы неразделимы.

На мой взгляд, кричащие цвета машины, одежды Илоны и ее яркого, вызывающего макияжа были откровенной безвкусицей.

Но – на мой взгляд.

Возможно, и даже скорее всего, в ее мире другие критерии оценки. Овце нравится ее мягкая шерсть и теплый сарай, и ей никогда не понять, что хорошего находит, например, фламинго в своих ярких перьях и болоте с лягушками…

Илона не обманула: наступивший день и правда оказался каторгой. Еще более жуткой, чем предыдущий.

Сначала она отвезла меня в жуткое место, где мне удалили горячим воском все волосы, кроме тех, что на голове.

– Первый раз больно, – пожала плечами Илона, когда я вышла из восковой пыточной злая как капибара, у которой выдрали всю шерсть без наркоза. – Потом тоже будет больно, но осознание необходимости процесса придаст стойкости. И со временем ты даже начнешь получать удовольствие от столь сильных и ярких ощущений, которых нам так не хватает в жизни.

– Я не мазохистка, – рыкнула я.

– Однако все дотерпела до конца! – прищурилась Илона. – Тот случай, когда сознание противится изменениям в привычном ритме жизни, а подсознание уже приняло их необходимость и готово перестроиться.

– И не мечтайте, – буркнула я. – Отработаю этот цирк – и только меня и видели.

– Знакомо, – хохотнула Илона. – Я тоже так думала, когда была юной колхозницей из Мухолюбово. Однако богемный образ жизни затягивает с головой, словно сладкая, ароматная трясина.

«Колхозницей ты и осталась», – подумала я, но вслух, конечно, сказала другое:

– А теперь куда?

– Спа-процедуры, потом маникюр, педикюр, парикмахер. Долго, нудно, профессионально. Потом поедем на окончательную подгонку платья.

…Это и правда было долго и нестерпимо занудно. Ближе к вечеру мне начало казаться, что я сама – отдельно, а мое тело, обрабатываемое разнокалиберными специалистами, – отдельно. Но я все вынесла стоически, понимая, что любые пытки когда-нибудь заканчиваются…

В моем случае они закончились в одиннадцать ночи.

– Утром в полшестого я тебя заберу, – сказала Илона, выгружая меня возле моего подъезда.

– Почему так рано? – простонала я.

– Потому что свадьба стартует в десять. А до этого нужно намейкапиться и одеться.

– Что сделать, простите?

– Морду лица накрасить, – пояснила Илона. – А это, милая моя, процесс долгий. Так что готовься. Искусство боевой раскраски требует жертв.

Я абсолютно не понимала, что там можно красить несколько часов. Ресницы подвела, помадой по губам чиркнула – и нормально. Вопрос десяти минут.

Но в чужие правила со своим уставом не лезут. Вот и я не полезла, экономя каждую минуту своего сна. Распрощалась с Илоной и пошла домой, мечтая лишь об одном: не споткнуться на лестнице, приложившись о ступени лицом. Тогда никакая боевая раскраска не поможет.

Не споткнулась.

А перешагнув порог, просто прошла в свою комнату и рухнула лицом в подушку. Блин, похоже, проще всю больницу с хлоркой отмыть снизу доверху, чем выйти замуж за богатея…

Загрузка...