У Роба ещё осталось множество вопросов по поводу этой сомнительной операции, но всё же он записал своё имя в журнал, отстояв в очереди полчаса. Желающих посетить планету своих далёких предков нашлось много. Роб в этом списке оказался под номером триста один. Осточертевшая ему работа и постоянный страх перед неизвестностью, заставили его внести своё имя в этот список самоубийц.
К тому же пять миллионов оказались для всех большим соблазном. Людям надоело ютиться в маленьких каютах на двенадцать человек, на двух и трехъярусных койках. Места для всех на корабле катастрофически не хватало, не говоря уже о нормальной еде и условиях жизни. К тому же у Роба была давняя мечта – побывать на земле своих предков, почувствовать землю под ногами, пусть и замёрзшую и отравленную, но всё же – землю.
За долгие годы выживания на станции люди уже потеряли надежду, а некоторые сошли с ума. Тех, кто тронулся рассудком, погружали в анабиозный сон в общей камере. Делали это насильно или по доброй воле, усыпляли преступников, сумасшедших, больных, потерявших волю к жизни, желание жить и продолжать бороться за жизнь. Те, кто не зарывался с головой в работу, бродил по станции, не в силах ни спать, ни дышать переработанным воздухом и пить пропущенную множество раз через фильтры воду.
Что они надеялись найти на этой мёрзлой, безжизненной планете, в этой мёртвой пустыне из камня и льда? Изо дня в день им промывали мозги и внушали, что всё изменится, но Роб знал, что это не так. До ближайшей экзопланеты, пригодной для жизни им никогда не добраться.
Планеты разделяли триллионы километров. А те, кто по глупости или доверчивости дали себя погрузить в анабиоз, уже никогда не проснуться прежними. До сих пор учеными не был изобретён способ обмануть время. Каждое утро Роб просыпался и шёл на работу, как биоробот, во имя всеобщего блага лишь бы чем-то занять себя, лишь бы не думать о своём беспросветном будущем.
Работа помогала ему не увязнуть в депрессии. В его глазах погас огонь стремлений, но он всё ещё во что-то верил, и уже сам не знал – во что? В Бога? Вряд ли. Тем не менее, искра надежды не угасла в нём. Благодаря работе и своей специальности по обслуживанию системы жизнеобеспечения всех живущих на станции колонистов, он имел приличную комнатушку на двух человек на семидесятом уровне и, в отличие от тех, кто жил на нижних уровнях, вполне неплохо питался.
Компания обеспечивала его бесплатным завтраком, обедом и ужином. От витаминизированных кашиц, неприглядных на вид, и белковых коктейлей его уже тошнило, но чтобы работать и держаться на уровне, его организм должен был получать ежедневно необходимую порцию белков, жиров, углеводов, витаминов и минералов.
Те, кто работал на фабриках и заводах, жили в общежитиях и перебивались, как могли, на безвкусных похлёбках и спали на трёхъярусных койках. Так что не удивительно, что журнал уже на следующий день был исписан именами добровольцев от корки до корки. Все ждали перемен.
По поводу опоздания на работу Робу в этот день сделали выговор, но он не жалел об этом. Если всё пройдёт удачно, если его примут в эту экспедицию на Землю, и он вернётся живым на станцию, то пять миллионов изменят его бедственное положение. Он даже сможет переселиться на семьдесят первый уровень, где каюты более просторные и рассчитаны на одного человека.
На семьдесят первом уровне в кают-компании даже имелась небольшая библиотека, куда мог прийти любой желающий, имеющий доступ к этому уровню, и взять книгу. Соседство с докучливым напарником Томом его уже порядком утомило. К тому же тот по ночам храпел, и Роб не мог нормально выспаться в свои законные выходные. Том работал наладчиком бортового компьютера и имел большой опыт в этом деле, поэтому коллеги терпели его скверный характер.
Очередной рабочий день прошёл без происшествий. Сегодня Роберт в очередной раз выходил в открытый космос для починки неисправного генератора, работающего от солнечных батарей. С каждым таким выходом в космос на его голове добавлялся один седой волос. Кружащий на орбите планеты мусор летал со скоростью пули и при случайной встрече никакой скафандр не смог бы защитить его.
Весь этот день Роб думал о том, что сказала Юна на собрании, и рассчитывал встретиться с ней снова, как бы случайно, завтра утром у лифта и узнать подробности – например, по каким критериям будет отбираться состав группы. Когда Роб вернулся домой в свою каюту, Том уже готовил на маленькой плитке, собственного производства, завтрак – что-то похожее на оладьи. В нос сразу ударил запах гари, ведь подсолнечного масла на корабле не имелось. Том жарил оладьи, непонятно из чего, на заменителе растительного жира. После недолго разговора выяснилось, что он тоже записался в состав экспедиции на Землю.
– Думаешь, они заплатят нам по пять миллионов? – Язвительно ухмыляясь, буркнул Том. – Лично я в этом очень сомневаюсь.
– Тогда какого лешего ты подписался под этим делом? – Спросил Роб, падая на койку с ватным каменным матрасом. – Только не говори мне, что тебя заставил сделать это дух неутомимого исследователя и открывателя.
– О, нет. Сентиментальностью я не страдаю, и ты об этом прекрасно знаешь. Честно говоря, я не думаю, что меня выберут. Там столько народу было. Вероятность попасть в состав экспедиции крайне мала. Я записался просто так.
– А если ты всё же попадёшь в список избранных?
– Я продам своё место кому-нибудь другому. Скажем – за сто тысяч.
– Это вряд ли. Ты совсем не веришь в успех операции?
– Ну, почему же? Вполне возможно нам удастся найти этот банк генов и даже доставить образцы генетических материалов на станцию. Но что из того? Неужели ты всерьёз думаешь, что нам удастся в сложившихся на корабле условиях разводить, к примеру, свиней или взращивать плантации кукурузы? Каким образом? Где и как? Это просто смешно.
– Но ведь на что-то организаторы экспедиции рассчитывают?
– Они рассчитывают на то, что наши далёкие потомки высадятся через миллион лет на какой-нибудь экзопланете, похожей на Землю, и там возродят нашу цивилизацию из пепла.
– Вот оно как. Ну, ты и оптимист.
– Я рассуждаю реалистично. Тот кто хочет обманывать себя и жить в иллюзиях- пускай, это – их выбор, но я предпочитаю горькую правду.
– Ладно-ладно. У меня нет сил спорить с тобой. Я устал, как собака. Мне сегодня ещё и выговор за опоздание влепили из-за этого собрания. Я ложусь спать. Свет выключаю.
Переодевшись в пижаму, Роберт выключил свет и залез под одеяло. Том же устроился в своём уголке за шторкой в свете настольной лампы собирать очередное никому не нужное изобретение, шумно прихлёбывая напиток, изготовленный из чайного гриба, что выращивали на фабрике грибов.
Засыпая, Роб думал, выдержат ли при низких температурах сварные швы металлоконструкций солнечных батарей, которые варили сегодня, после бомбардировки станции метеоридами. Так незаметно мысли механика погружались во тьму. Сознание померкло.
Ему снилось, как он летит сквозь туманное облако пыли галактик, преодолевая толщу времени и пространства, будто он – пассажир мёртвого остова космического корабля, потерпевшего крушение. Ему чудился в глубинах отсеков тёмной громады приглушенный смех мёртвых. Холод и дрожь пронзали тело тонкими иглами.
Мигал мертвенно-бледный свет аварийных ламп. Его шаги отдавались эхом по замкнутому лабиринту страха. Он продвигался всё дальше и глубже в обитель зла. Свет скользил по изъеденным дырами стенам. Что-то заскрежетало над головой, как будто чьи-то когти скреблись о металл. Роб посмотрел вверх, в дыру в потолке, проходящую через несколько уровней, и тут в лицо ему хлынул кислотный дождь.
Боли во сне он не чувствовал, но видел, как кислота разъедает кожу на руках, обнажая мышцы, сухожилия, оголяя белые кости запястий. Краем глаза он увидел прицепившуюся к потолку на верхнем уровне тварь, похожую на гигантское насекомое.
Роб попытался закричать, и тут он проснулся весь в холодном поту. Подскочив с кровати и хватаясь за стены, он добрался до раковины, умылся холодной водой, посмотрел на себя в зеркало – как же он изменился за последние три года. Под глазами зияли тёмные красные круги, глаза впали, а взгляд какой-то замученный.
«Нет. – Думал он. – Так больше не может продолжаться. Не может. Я не могу больше здесь находиться, в этих промасленных и пропахших токсичными жидкостями отсеках. Мне нужно на свежий воздух, на свободу. Я должен поговорить с Юной, попросить её, чтобы меня взяли в экспедицию. Я должен попасть на Землю во что бы то ни стало!»
Роб вытерся вафельным полотенцем и вышел из каюты, было около трёх часов ночи, пошёл по коридору к смотровой палубе, имевшей форму полусферы. Там у широкого панорамного окна стояла, застыв, словно призрак, Юна. Роб несказанно обрадовался, увидев её здесь и сейчас, только лицо у неё было какое-то бледное.
Ему хотелось с кем-то поговорить. Лаборантка медленно повернула голову в его сторону, и только тогда Роберт понял, что здесь что-то не так. Её отсутствующий взгляд смотрел как будто сквозь него. Механика пробрала холодная дрожь, и он остановился в нескольких метрах от девушки, не решаясь подойти ближе.
Кожа девушки слегка светилась, а на её нежной, гладкой коже проявлялись чёрные пятна от света, льющегося сквозь толстое силикатное стекло, за которым открывался умопомрачительный вид звездного побоища. С девушки сходила, словно с ящерицы, кожа, обнажая красные мышцы лица, обтягивающие череп.
Роб попытался сделать шаг назад, но не мог сдвинуться с места. Его ноги словно вросли в пол. Ещё одно неимоверное усилие! Роб замахал руками, падая назад, и снова проснулся в своей каюте. В эту ночь он больше не мог заснуть, а перед глазами так и стоял этот жуткий образ. Часы показывали шесть утра. Нужно было собираться и снова идти на осточертевшую работу и рисковать жизнью, ради других изгоев, запертых в железных отсеках посреди мертвой пустоты.