– Кикки, а ты, оказывается, милая собачонка, – похвалила мадам шпица, возвращаясь к дому номер тридцать один по улице Кауплемине.
После продолжительной вечерней прогулки, за время которой Эрнестина Вольф со своей новой рыжей четвероногой подругой успели посетить два городских парка, прогуляться вдоль живописного канала и прокатиться на лодке, она попыталась попасть домой. Что оказалось затруднительным, ведь узкая улочка была заполнена людьми, а центральную ее часть, сразу напротив входной двери, занимала машина скорой помощи. Толпы зевак окружили автомобиль и живо обсуждали случившееся.
– Интересно, – пробормотала мадам, поспешив скорее к подъезду, – как ты думаешь, Кикки, что там произошло?
Пробираясь сквозь толпу, француженка успела уловить несколько случайных замечаний, в которых отчетливо разобрала слова «убили», «зарезали», «украли». Так что же произошло? Подняв шпица на руки, а то, не ровен час, пушистого зверька могли затоптать, Эрнестина добралась до двери, набрав код, попала в подъезд и тут же нос к носу столкнулась с утренней гостьей.
– Эльза?
– Эрнестина! Вот и вы! – выпалила старушка, держась за сердце. От пожилой женщины явственно попахивало успокоительными каплями. – Вот! Что я говорила?! Пятница!
– Что-то случилось? – поглядывая наверх, в сторону распахнутой двери в квартиру номер один, живо поинтересовалась Вольф.
– По пятницам этот дом как будто проклят! Матильде, моей дорогой Матильде стало плохо. По правде говоря, нас всех троих уже порядком мутит от этой вони на лестничной клетке и от всего, что здесь творится в последние недели. Мы с девочками собрались, как обычно пили чай с моим клубничным пирогом, потом разошлись. Как всегда, этот, – она показала пальцем на потолок, – студент, снова начал играть. И тот, – теперь показала наверх и в бок, – любовницу привел. Мы посидели, потом разошлись. И я услышала, как к дому подъехала скорая! Поспешила вниз – гляжу, они к Матильде стучатся. А это дочка ее, Нина, спасателей вызвала. Говорят, отравление. Ну какое же отравление?! От моего пирога? Наверняка, это аура плохая у нашего дома. Это все его музыка! И кошатиной опять несет!
Разговор дам прервал появившийся из квартиры молодой медик. Еще на пороге, мужчина в оранжевой форме закурил. Он будто был не здесь, не видел ничего перед собой. Мадам Вольф сделала предположение, что юноша на этой работе лишь первые дни.
– Доктор, – заискивающе спросила она, стоя у подножья лестницы. – Как она себя чувствует?
Молодой медик даже не поинтересовался, кто они.
– Отравление. Скончалась, – словно увидев перед собой мрачную картину, схватился ладонью за рот и выбежал на улицу, чуть не сбив пожилых леди с ног.
– Как скончалась? – Эльза Тоомас уставилась на свою собеседницу. – Как скончалась?! – повторила она.
– Мадам! Мадам! – сверху, из-за угла лестничного пролета появилось белое лицо Алены. – Мадам, вам пора домой! Ужин готов!
Не дожидаясь ответа от Вольф, крупногабаритная помощница, топая по старым ступенькам, спустилась вниз и схватив свою хозяйку под локоть, силой утащила ту наверх.
– Алена! Разве так можно? – ругалась Вольф на французском языке. – Я должна была поддержать нашу соседку!
– Мадам Эрнестина, – отвечала ей помощница на том же языке. – Не вешайте мне лапшу на уши. Ваша поддержка закончится тем, что вы отправитесь искать следователя и проведете ночь, знакомясь с местной полицией. Я все слышала. Мы не успели приехать, а ваш любопытный нос по самые щеки залез в чужие дела. Умерла и умерла. Мало ли от чего люди умирают? От старости, например. Вам-то какое до этого дело? Посмотрите, вы даже собаку измотали своими прогулками, она уснула на пороге!
Спорщицы уже успели войти в квартиру своих гостеприимных хозяев, Алена как раз снимала обувь, а мадам Эрнестина обернулась назад – и действительно, к своему удивлению она увидела маленького шпица Кикки, в прямом смысле распластавшегося на коврике у входной двери и растопырившего все четыре лапы в стороны.
– Ого, – со стороны комнат раздался пораженный возглас Рихарда. – За все время, что это несносное животное живет у нас, впервые вижу его настолько тихим!
Несколько позже, тем же вечером, после изысканного ужина, поданного Аленой, мадам Вольф наблюдала в окно кухни за тем, как полиция и медики увозили тело покойной. Эрнестина стояла у окна и курила обычную, электронную сигарету. Женщина ждала. Со стороны лестницы периодически доносился шум – это приехал следователь с помощниками, они опрашивали жильцов дома. К большому сожалению француженки, слов разобрать не удалось, лишь шум, звонки в дверь, топот ног и лязганье замков.
– Мадам, вы бы отправлялись спать, – с недовольным видом на кухне появилась помощница.
Она уже переоделась в халат, тщательно умыла широкое лицо, переплела на ночь косу и явилась, таща в своих руках раскладушку.
– Вот и хозяева, Белла с Рихардом уже спят. Даже ваша новая подружка Кикки не просыпается. Почему вам не спится?
– Последняя сигарета перед сном, – задумчиво глядя в окно, быстро и коротко ответила Вольф. Пожилая дама как будто боялась пропустить и не услышать хоть малейший звук, доносившийся с лестницы. Поняв, почему ее хозяйка так себя ведет, ведь это было уже не впервые, Алена специально повысила голос и продолжила разговор:
– Вы же можете покурить у себя в спальне, Белла вам разрешила. Отчего же вы стоите и накуриваете здесь для меня? Хотите, чтобы мне кошмары снились?
– Это неприлично, Алена, в их спальне все пропитается дымом. Я покурю здесь.
– Ха! – помощница с шумом поставила раскладушку на пол и начала ее раскладывать, наслаждаясь скрипом всех деталей, годами простаивавших в одном положении и от того заржавевших. – Вчера вы курили в их спальне каннабис, это вас нисколько не смущало. Мадам было грустно и одиноко. Мадам не хотела уезжать из Парижа. А сегодня кто-то умер и мадам перебралась курить ко мне на кухню. А почему? У нее проснулась совесть? Нет же, просто с кухни лучше видно подъезд, а еще с кухни лучше слышно, чем занимается полиция. Это не ваше дело, мадам Эрнестина, идите спать, а не то я…
В дверь позвонили. Вольф, как и утром, просияла, женщина сорвалась с места, по пути бросив ворчливой помощнице:
– Собери обратно раскладушку, Алена. У нас будут гости!
– Как? Опять?!
А из коридора уже доносилось:
– Проходите, проходите, я все вам расскажу, мы мило побеседуем…
Они устроились все на той же кухне. Алене пришлось, ворча, ставить разогревать кофе (мадам Эрнестина пила его на ночь, а после крепко засыпала, как это работало, помощнице было невдомёк). К ним явились двое – молоденькая девушка, она сразу пристроилась за кухонным столом и принялась записывать и мужчина, чуть постарше.
– Так вы говорите, что это отравление? – с порога в лоб начала наступление любопытная француженка.
– Мы ничего такого не говорили, – не поддался на ее уловку мужчина, не смотря на свой незрелый возраст, уже являвшийся счастливым обладателем небольшого лысого островка на собственной голове. В отличие от девушки в форме, он пришел в штатском – обычная рубашка с коротким рукавом и брюки. На ногах красовались нечищеные, слишком теплые для мая месяца черные ботинки. – Лучше вы расскажите нам, были ли вы знакомы с покойной?
– Мадам Вольф, – грубо вмешалась Алена, закрыв хозяйку своей безразмерной спиной и угрожающе уставившись на мужчину сверху вниз, – приехала в ваш город только вчера вечером. За это время она не успела никого узнать.
– Алена, – мягко отодвинула маленькой ручкой помощницу Эрнестина, – почему же ты говоришь неправду? Я успела сегодня утром выпить чашечку кофе с нашей соседкой из пятой квартиры, ее зовут Эльза Тоомас. Вы еще не были у нее?
Мужчина с женщиной полицейские переглянулись.
– Нет, – ответил страж порядка, – мы постучались к вам первым.
– Ага, – кивнула Вольф, – она живет сразу за стеной. Так чем, вы говорите, отравилась женщина снизу? Ее, кажется, зовут Матильда?
– Откуда вы взяли, что она отравилась? Мы этого не говорили, – подозрительно прищурился полицейский.
– Что вы заладили, говорили или не говорили, – мадам взяла чашку с кофе из руку Алены и с улыбкой передала ее полицейскому. – Как вас зовут, я запамятовала…
– Следователь Улф Линдберг.
– Господин Линдберг, я узнала о том, что убитая…
– Почему убитая? С чего вы взяли?! – подпрыгнул мужчина, а вслед за ним подпрыгнула жидкость в чашке в его руках.
– Простите, господин Линдберг. Я узнала о том, что женщина была отравлена от врачей скорой помощи.
Девушка, писавшая в блокноте, посмотрела на начальника:
– Вечно они язык за зубами удержать не могут.
– Так я все верно поняла! – обрадовалась Вольф, словно охотник в лесу, увидевший выглянувшего из кустов оленя.
– Нет! Нет! Ничего вы не поняли, – осадил ее Линдберг и опять перетянул разговор на себя. – Лучше скажите, не слышали ли вы, чтобы в этом подъезде травили крыс?
– Если только котов, – проворчала Алена. – Местные ругаются из-за вони в подъезде. Не удивлюсь, если кто-то из бдящих за всеми старушек, решил отравить чужого кота.
– Почему вы спрашиваете об этом? – вставила вопрос Вольф.
– Здесь вопросы задаю я, а не вы. Госпожа Вольф, отвечайте, пожалуйста, по существу.
– Я отвечаю. Хорошо. Нет, я не слышала, чтобы кто-то травил крыс. А скажите, господин Линдберг, покойная отравилась крысиным ядом?
Следователь закатил карие глаза к потолку, выражая тем самым всю свою нелюбовь к подобного типа дамам. И их неудержимому любопытству. Однако, как и большинство следователей, он понимал преимущества хороших отношений с подобного рода свидетелями, более внимательные, чем молодые, пожилые дамы зачастую становились источником большого количества подробностей по делу. Но это отнюдь не означало, что у этих старых куриц стоило идти на поводу и выкладывать им с порога информацию, чтобы она уже через несколько минут облетела всю округу в виде сногсшибательных сплетен.
– А скажите, госпожа Вольф, что еще вы успели услышать и узнать за время вашего короткого пребывания в этом доме? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ничего особенного, господин следователь, – на первый взгляд бесхитростно ответила она, – только то, кто живет в этом доме, чем занимаются и чем не нравятся местным бдительницам правопорядка.
– Правда? – почти промурлыкал следователь, сделав с его точки зрения невидимый знак своей помощнице, чтобы та внимательнее записывала.
– Правда. Эта женщина, Матильда, с первого этажа, одна из трех старых подруг. Вторая из их компании – Эльза, живет в пятой квартире, а третья в восьмой. Линда. Они в этом доме уже более сорока лет, работали раньше вместе. Имеют привычку несколько раз на неделе пить вместе чай с пирогом. Сегодня угощение готовила наша соседка. А вы нашли остатки ее клубничного пирога?
Следователь поперхнулся кофе и закашлялся от столь внезапного, точно выверенного вопроса.
– Откуда вы знаете про пирог?
– Так нашли или не нашли?
– Мадам, пойдемте спать, – вмешалась в их дуэль Алена, но ее никто не услышал.
Следователь во все глаза смотрел на странную заграничную леди, слишком дорого и вычурно одетую для местной жительницы, она же в ответ разглядывала его лицо, пытаясь в его мимике найти подтверждение своим догадкам.
– Нашли или не нашли и я расскажу вам дальше про всех жителей дома. Значительно сэкономлю ваше время, господин Линдберг.
Повисла пауза. Полицейский жевал свои губы, надувал щеки и хмурился – по всему было видно, что в его голове происходила бурная мыслительная деятельность.
– К черту! – в конце концов сдался он к неимоверному удовлетворению со стороны Вольф. – Хорошо, не нашли. Они все съели.
– Так все-таки крысиный яд и вы подозреваете его наличие в пироге, – заявила мадам. – Но, господин Линдберг, вы же понимаете, что этого не может быть! Чтобы умереть от пирога, в нем все количество муки нужно было бы заменить на крысиный яд, только тогда, при достаточно слабом желудке, мог бы умереть человек. Разве не так? Опять же, почему тогда остальные живы? Она ела пирог в одиночестве?
Следователь зарычал и резко вручил чашку с недопитым кофе француженке.
– Все. Я понял! Келда, мы здесь закончили! Вы ничего не знаете и только морочите мне голову, – выставил он свой палец прямо в сторону лица низкорослой Вольф.
– Господин Линдберг! Я же еще не все рассказала вам! – это восклицание уже ударилось в спину уходившего прочь полицейского.
Алена вернулась в кухню спустя минуту, ровно после того, как закрыла за рассерженным полицейским и его сопровождающей дверь.
– Мадам, – покачала та головой, – я же говорила вам идти спать, а вы снова за свое. Если так продолжится и дальше, мне придется позвонить в Париж.
– Ты не станешь этого делать, – фыркнула Вольф. – Прекрати. Ты же видишь сама, я ни в чем не виновата. Дело само пришло ко мне.
– Это не дело, это случайность.
Алена вновь принялась стелить постель и раскладывать скрипевшую раскладушку, при этом пихнув задом в бок худосочную хозяйку.
– Алена! Какая же это случайность? Не говори ерунды! Ты же сама прекрасно видишь, что дело само напрашивается ко мне в руки. Они подозревают отравление крысиным ядом, что здесь случайного? Ты знаешь, сколько человеку необходимо съесть этого вещества, чтобы умереть? Банку, Алена! А если не зараз – то ее должны были планомерно травить, постоянно подсыпая отраву в еду. Где же здесь случайность?
– А если она хотела покончить жизнь самоубийством?
– Здоровая женщина в семьдесят лет?
– Может быть, у нее любовь несчастная.
– Любовь, Алена, может быть у тебя. А у нее, в ее возрасте, неразделенная любовь может быть только к пирогам.
– Вот. Она-то ее и погубила. Вы же сами постоянно повторяете, мадам, что мучное вредит здоровью и красивой фигуре.
– Не до смерти же! Вредит…