На второй день признаки вируса появились сразу у пятерых в нашем загоне. Всех пятерых изолировали и заставили замотаться тряпками. Все остальные последовали этому же примеру и повязали кто-что может на лицо.
Нарастает паника – кто следующий? Большинство из них смотрят с презрением, предполагая, что засевший внутри вирус рано или поздно даст о себе знать. Маску не снимаю. Но по косым взглядам понимаю, все догадываются, кто здесь нулевой пациент… Внезапно из толпы раздается возглас:
– Сколько можно терпеть? Лучше сейчас убьем, чем потом она всех инфицирует! – следом доносятся одобрительные возгласы.
Толпа закипает и становится похожа на пчелиный улей. Наиболее радикально настроенные направляются ко мне. Старик где-то раздобыл камень и замахивается в мою сторону. Гвен моментально подскакивает и наносит удар в область печени. Первым падает камень, за ним – старик. Наносит ему еще удар – контрольный. Потеря сознания и спад градуса недовольства у окружающих.
– В себя поверили? – кричит Гвен, – разбежались по своим углам, быстро!
Толпа стихает, возвращаясь к монотонной возне. Гвен присаживается рядом и утыкается лицом в колени. Поведением она старалась показать жесткость, оставаясь женщиной внутри.
Третий день прошел по аналогичному сценарию, добавив пять зараженных. Предыдущим пятерым стало совсем плохо. Никогда не видела, чтобы болезнь прогрессировала так быстро! Может быть, в последней лаборатории, где я жила до монастыря, каким-то образом усилили мою способность заражать… Но у кого мне узнать? Остается лишь догадываться…
Я безудержно плачу и молюсь. На все воля Господа. Значит так надо! Успокаиваю себя, но от этого мне не легче! Пришла заражать мародеров и спасти людей, в итоге, сижу в изоляторе, импровизированной тюрьме и заражаю тех, кого хотела освободить! А эти подонки продолжают ходить и наслаждаться жизнью!
Но я должна быть сильной. Я должна быть твердой в своей вере. У Господа на все есть свой план! Если он допускает это, значит так тому и быть!
Вместо ожидаемых мною и Гвен трех дней, нас продержали в загоне около недели… Заболевших каждый вечер уводили и больше мы их не видели. К концу недели в контейнере осталось в живых двадцать шесть человек.
Ближе к вечеру открывается дверь и поступает команда:
– Всем выйти и построиться на улице!
Большинство беспрекословно подчиняется, за исключением двух стариков, которые обессилели без еды и жидкости. Все это время нам давали жалкие крохи и многим еды просто не доставалось!
Вижу, что самостоятельно передвигаться они не могут. Прямиком за вышедшими в контейнер следует знакомый силуэт в резиновом костюме с огнеметом. Участь стариков предрешена. Раздается душераздирающий крик сгорающих заживо людей, но длится не долго. Все кончено.
– Женщины в одну линию, мужчины, старики и калеки в другую! – раздается знакомый голос мистера Смитта.
Жив! Все-таки выжил, ублюдок! Ни малейшего намека на заражение!
Толпа хаотично перестраивается. Заторможенных подгоняют ударами приклада автомата.
Все на своих местах. Тринадцать женщин, а остальные почти все старики и немощные. Всего три мужчины, способные для работ, если их еще можно назвать мужчинами.
Диву даюсь, как с помощью пыток и тяжелых работ, можно сделать из молодых людей практически инвалидов? На некоторых и смотреть без слез нельзя! Их так долго избивали, что им теперь даже стоять на ногах сложно!
Мистер Смитт лично осуществляет отбор кандидатур на работы. Первым делом осматривает мужской коллектив, состоящий в основном из калек и стариков.
– Ты, ты и вы двое, – указывает пальцем Смитт, – Два шага вперед!
Шагами можно назвать с большой натяжкой. Неимоверных усилий стоят им эти движения. Изнемогающие от боли они еле удерживаются от падения.
– Этих в котельную, – подсказывает ассистенту, – Сам разберешься.
Новость заставляет двоих упасть замертво. На них уже никто не обращает внимания.
Пять стариков и мужчин отправлены на портовые погрузочные работы. Наступает очередь женщин.
– Гвен, милая, – с иронией обращается мистер Смитт, – Стоило внимательнее подходить к вопросу выбора друзей!
Гвен невозмутима.
Смитт продолжает осматривать каждую, пока взор не падает на меня. Останавливается и пристально всматривается в глаза. Скулы напряжены, а кулаки сжаты.
– Таинственная незнакомка, – громко произносит Смитт, – Или роковая женщина? Общение с тобой моих помощников не пошло им на пользу. Не подскажешь в чем причина?
– Затрудняюсь ответить.
– Я так и думал! Но обязательно выясню!
Улыбаясь, обращает внимание на стоящую рядом молодую девчонку лет семнадцати. Длинные белые волосы и выразительные зеленые глаза. Бледная кожа и едва заметный румянец.
– Сколько лет?
– Шестнадцать с половиной, – робко отвечает.
– А ты не знаешь тайну стоящей рядом незнакомки в маске? – заигрывая спрашивает мистер Смитт.
–Нет, простите… – трясущимся голосом отвечает девчонка.
– Не знаешь? Ну и ладно, – разворачивается Смитт и продолжает бормотать, – Только почему-то я тебе не верю!
Резко разворачивается и наносит удар рукояткой пистолета девчонке в область виска, от которого та моментально падает. Смитт усаживается сверху и продолжает наносить удары пистолетом по лицу бедняжки, приговаривая:
– Не верю! Не верю! Не верю, мразь!
Наносит очередной удар и встает, чтобы насладиться результатом. Окровавленная физиономия и вываливающиеся из ротовой полости фрагменты зубов не позволяют рассмотреть прежнюю внешность.
Смитт брезгливо стряхивает с пистолета кровь.
– Вы все ходите по очень тонкому льду! Советую не играть со мной! – произносит Смитт, напоследок взглянув в мои глаза.
– Этих на панель! Гвен за старшую. Все, дальше сами! – произносит Смитт и удаляется.
На наши головы одевают мешки и куда-то ведут. Возможно дорога в один конец. Но на все воля Божья…