– Я здесь, Спартак Сократыч, – сказала я.
– Где?! – вертел он головой.
Я встала.
– Да вот я.
– Уф… – облегченно выдохнул директор и, обращаясь к биологичке, сказал: – Зинаида Аркадьевна, я заберу Мухину с урока.
– Пожалуйста, пожалуйста, – защебетала та в ответ и тут же меня заложила: – Хочу довести до вашего сведения, Спартак Сократович, что у Мухиной по биологии две двойки и одна единица.
Но директору было не до моих отметок.
– Потом, потом, – махнул он рукой. – Пошли скорей, Эмма.
И Спинозов выскочил из класса. Я – за ним. Чуть ли не бегом мы направились к директорскому кабинету.
– Войдешь – поздоровайся, – предупредил директор.
Мы вошли.
В кабинете у окна стоял какой-то тип с мобилой.
– Покупаю, – говорил он в трубку. – За сто лямов. Плачу́ баксами…. – Он спрятал мобильник в карман.
– Здрасьте, – сказала я, вспоминая, где же я его видела.
Тип, в свою очередь, начал буквально пожирать меня глазами.
– Так вот ты какая, Эмма Мухина, – сказал он.
– Какая? – спросила я, несколько сбитая с толку.
– Познакомься, Мухина, – суетливо произнес директор. – Илья Ильич Муромцев.
– Можно просто – Илья. Долларовый миллиардер.
– Илья Ильич самый богатый человек в России, – уважительно уточнил Спинозов.
Тут я сразу и вспомнила, где видела Муромцева: и в ящике, и в инете, и в глянце… Интересно, что ему от меня надо?
– Эмма, я слышал, вы блестяще распутываете запутанные преступления, – сказал миллиардер. – Это правда?
– Правда, правда, – подтвердил директор.
– А вы не согласитесь распутать еще одно запутанное преступление?
– А что за преступление? – спросила я.
Миллиардер погрустнел.
– Я просто в отчаянии. Похитили мою единственную дочку Марину.
– Сочувствую, – сказала я, – но ничем помочь не могу.
– Как не можете? – опешил Муромцев.
– А вот так. Я берусь только за крутые дела. А такими мелочами, как похищение детей, не занимаюсь. Обратитесь в полицию.
Миллиардер поспешно меня уверил:
– Вы не думайте, Эмма, я хорошо заплачу. Хотите долларами, хотите евро.
– Ничего мне не надо, – сказала я. – Ни долларов, ни евриков. Деньги меня вообще не интересуют.
– Что значит – не интересуют?! – всполошился Спартак Сократыч. – Ты, Мухина как эгоистка рассуждаешь. Если тебе деньги не нужны, родной школе отдай. Здание давно пора ремонтировать. Крыша протекает. В спортзале батареи не греют. Да и зарплата у учителей крохотная.
– Если Эмма согласится найти мою дочь, я отремонтирую школу, – пообещал Муромцев. – И учителям зарплату увеличу.
– Ты слышала, Мухина, слышала?! – воскликнул директор.
– Да некогда мне, Спартак Сократыч, – с притворным вздохом ответила я. – Вы же знаете, у меня по биологии две двойки и одна единица. А на носу конец четверти. Надо их срочно исправлять.
Директор заулыбался.
– Пустяки, Эмма. Я договорюсь с Зинаидой Аркадьевной. Можешь считать, что по биологии у тебя за четверть тройка.
– Спартак Сократович, – многозначительно произнес миллиардер.
– Четверка, – тут же исправился директор.
– Спартак Сократыч, – тоже многозначительно произнесла я.
– Ну и нахалка же ты, Мухина… Хорошо, будет тебе пятерка.
– Значит, вопрос решен. – Муромцев глянул на часы. – Теперь можно и закусить.
Директор засмущался.
– По нашей бедности могу предложить вам только компот с пирожком.
– Спасибо. Мы лучше в ресторане пообедаем. Вы не возражаете, Эмма?
Я не возражала.
И вот мы уже в шикарном ресторане. Абсолютно пустом.
– Может, сегодня у них выходной? – предположила я.
– Никаких выходных, – ответил миллиардер. – Это мой ресторан. Я приказал его закрыть, чтобы никто не мешал нашему разговору.
Официант притащил кучу всевозможной еды: красную рыбу с черной икрой, язычки колибри в черепаховом соусе, морских свинок в мармеладной подливе… Особенно мне понравилось, как выглядит блюдо под названием «Ле жабю в собственном соку».
– А что это такое? – спросила я у официанта.
– О-о, – причмокнул официант. – Французский деликатес. Делается из особого вида лягушек, разводимых в Бургундии.
От одной мысли, что я могла слопать лягуху, меня чуть не стошнило. Я решительно отодвинула тарелку в сторону.
– Не надо мне этих французских жаб. Заодно и колибри со свинками уберите. Икру можете оставить. И дайте чего-нибудь попроще. Вареники с картошкой, к примеру.
– Но мы не готовим таких простых блюд, – растерялся официант.
– Приготовьте, – распорядился Муромцев.
Официант убежал. Миллиардер закурил.
– Итак, – трагическим голосом начал он, – это случилось неделю назад. Я был тогда в Бангкоке. Мне позвонила жена и, рыдая, сообщила, что наша единственная дочь похищена.
– Ее похитили на улице? – деловито осведомилась я.
– Нет, на новогодней елке. К Мариночке подошли две девочки, ее сверстницы, и о чем-то заговорили. Ни жена, ни телохранители не придали этому значения. А когда хватились, не было ни Мариночки, ни этих девочек.
– Где проходила елка?
– В театре юного зрителя.
– Угу-у… – глубокомысленно протянула я. – Скорее всего, это киднеппинг[3].
Муромцев покачал головой.
– При киднеппинге сразу требуют выкуп. А уже прошла неделя, и никто выкупа не требовал.
– Покажите фотку своей дочки, – сказала я.
Миллиардер замялся.
– Фоток нет. Мариночка не любит фотографироваться.
«Странно», – подумала я.
– Вернее, есть один снимок, – добавил Муромцев, – на котором ей три месяца. Но он вам вряд ли поможет в расследовании.
– А в полицию вы обращались?
– Обращался.
– И – чего?
– Ничего. Вы разве нашу полицию не знаете?
– А в частные сыскные агентства?
– Да, я связался с лучшим детективным агентством. И они сразу же напали на след похитителей.
– И куда привел этот след?
– В Арабские Эмираты. Точнее, в один из эмиратов под названием Уллаухия. К сожалению, там след и потерялся. Но я готов оплатить все расходы, лишь бы вы снова отыскали этот след.
– Сколько… – начала я.
– Сколько скажете, столько и заплачу.
– Нет, я спрашиваю, сколько лет вашей дочке?
– Шесть недавно исполнилось. Такая симпатичная девочка, прямо кудрявый ангелочек… Эмма, вы моя последняя надежда. Прошу вас, найдите мою ненаглядную Ириночку.
– Ириночку?.. – повторила я с удивлением. – Вы же говорили, что вашу дочь зовут Мариночка.
Миллиардер закашлялся.
– Видите ли, когда дочка родилась, жена хотела назвать ее Ириной, а я – Мариной. Мы так и не договорились. Поэтому до сих пор зовем ее то Ириночкой, то Мариночкой.
«Странно», – вновь подумала я.
– А у вашей Марины-Ирины особые приметы имеются?
– Какие особые приметы?
– Шрамы, татушки, родинки…
– Нет у нее никаких татушек. Да и родинок со шрамами тоже нет.
– Ну хоть что-нибудь есть? Яркая деталь во внешности.
– У нее рыжие волосы.
– А еще?
– Пожалуй, все.
– Не густо, – сказала я.
– Но и не пусто, – прибавил Муромцев. – Так вы возьметесь за это дело?.. – смотрел он на меня с надеждой. – Возьметесь?..
– Может, и возьмусь. Но сначала мне надо посоветоваться со своим помощником.