Невысказанная любовь – тяжкое бремя.
Дэнни Шейнман
Наблюдая за людьми, я заметил, что совсем немногие говорят о любви к дождю, ведь большинство не испытывает к нему даже лёгкой симпатии. Женщин раздражают испорченные причёски, мужчин – грязная обувь и забрызганные брюки. Дождь любят, как правило, дети. Малыши практически ко всему питают интерес, а тут лужи, ручейки, непонятный, но удивительно приятный шум, капли на траве, потяжелевший песок и потемневший от сырости асфальт – столько всего, ну как это можно не любить? Взрослым просто необходимо научиться хотя бы иногда смотреть на привычные им вещи глазами ребёнка – навык покруче любого курса психотерапии.
Лично я обожаю дождь. Смотреть на мокрые улицы, разглядывать пешеходов, прячущихся под зонтами, а после жадно вдыхать запах прибитой пыли – да, это определённо по мне. Дождь парадоксален – наводя серость, он очищает город, питает почву и в конце дарит радугу.
В небольшой школе одного из пригородов Санкт-Петербурга, в одном из классов за партой сидит Макс. Он не слышит учителя, не замечает шуточек соседа, а сквозь прилипший к окну кленовый лист смотрит на пустое футбольное поле, поливаемое с неба. Хорошо, что сегодня нет физкультуры, он никогда не любил бегать в зале. Затем Макс всё-таки замечает багровое пятно в виде листа, прибитого к стеклу, переводит взгляд на деревья, растущие на школьном дворе, и отмечает, что осень в этом году особенно красивая, яркая даже в такую серость. Да и урок, надо признать, интересный – Макс любил физику, но почему-то очень хотелось домой. И дело даже не в том, что все люди немного с ленцой в пасмурную погоду, таким было его сегодняшнее настроение. Если обобщить и свести к одному, было оно апатичным. Сияй в тот день солнце, он всё равно бы рвался к кровати. Как назло, последний урок тянулся особенно долго. Но вот он, наконец-то, долгожданный звонок.
С самого утра по наружным карнизам стучит барабанная дробь, лужи выходят из собственных берегов, яркая листва падает на землю, замирая под грузом тяжёлых капель. Ещё тепло, но сырость заставляет школьников быстро расходиться по домам.
Макс всегда учился хорошо, уже в средних классах он сам для себя чётко решил, куда будет поступать после окончания школы, и знал на изучение каких предметов необходимо сделать упор. Сознательный выбор сознательного молодого человека.
Отношений с девушками он не заводил, свой подростковый интерес он сублимировал в спорт.
Именно так, он учился и занимался спортом. Не участвовал в школьной самодеятельности, редко посещал дискотеки, проводимые в большом актовом зале примерно четыре раза в год, не отправлял четырнадцатого февраля валентинки и не вносил свой вклад в день самоуправления, когда ученики старших классов проводили уроки у младших. Всё, что он делал в школе – впитывал знания и веселился на переменах с друзьями.
Уже пройдя длинный коридор, с одной стороны освещаемый молочным светом, доносимым сквозь широкие окна, он вспомнил, что забыл сдать тетрадь. И как бы велико не было желание продолжить путь домой, он заставил себя вернуться.
Впервые он увидел её, выходя из школы в тот дождливый день, когда ему так не терпелось скорее попасть домой. Она замешкалась в дверях, попятилась назад, наступила ему на ногу и толкнула плечом.
– Извини.
Почему извини, а не извините? Откуда она знает, что он тоже школьник, а не учитель или чей-нибудь родитель? Она ведь даже не обернулась и не взглянула на него, а комплекции у них явно были разными. И это её «извини» сказано было стихийно и механически. Что это, подростковая социофобия? А по внешнему виду не скажешь. Она натянула на голову серый капюшон лакированной куртки, накинула на плечи рюкзак, засунула руки в карманы и быстрым шагом отправилась в сторону дома. Два хвоста, ботинки в цвет колготок и тёмно-синяя юбка чуть выше колена. Возможно, не будь он в тот день так погружён в себя и не забудь сделать то, что несколько раз было озвучено учителем, он ушёл бы из школы раньше, дошёл до дома, провёл бы весь день в состоянии морального разложения, на автомате выполняя необходимые действия, и завершил бы этот этап социализации, так ни разу с ней не столкнувшись.
Она явно выделялась из толпы, но почему-то до этого момента Макс ни разу её не замечал. Даже в небольшой школе небольшого города люди могут оставаться незнакомыми и даже незаметными для собственных глаз. Он смотрел на неё машинально, но в память успели врезаться серые глаза маленькой девочки – она явно была младше его. Большие, светлые глаза, особенно выделяющиеся на фоне контрастирующих волос. У него не возникло никаких романтических чувств, ему даже не захотелось познакомиться с ней, но вечером, когда все дела были закончены и можно было заниматься чем угодно, он почему-то вспомнил о ней. Просидел с пару минут, глядя в одну точку, думая о незнакомой девочке.
На следующий день Макс заметил её в очереди в столовой, потом на одной из перемен, затем у школьного магазина. Она стала всё чаще попадаться ему на глаза, и хоть иногда он провожал её взглядом, у него не было к ней никаких чувств, простое любопытство со странным оттенком и совершенно необъяснимый интерес, никак не задевающий душу.
В один из дней урок его класса проходил в том же кабинете, где у неё только что закончилась биология. Тишина сменилась на гул и смех школьников, спешащих кто куда: на следующий урок, в столовую, в библиотеку или за угол школы, чтобы покурить. Она не торопилась. Спокойно собрала тетради и учебники, аккуратно уложила их в рюкзак, забрала классный журнал, забытый старостой, попрощалась с учителем и уже собиралась дотронуться до ручки двери, как та резко раскрылась перед ней.
Они встретились в дверях. Она пару секунд прямо смотрела ему в глаза, легко произнесла «привет», улыбнулась и ушла. Он промолчал, он не умел, как она, с лёгкостью завести разговор с незнакомым человеком да так, будто это была далеко не первая встреча. В этом случае он даже поздороваться не решился, просто не счёл нужным.
Лёгких сердечных вибраций для проявления интереса ему было недостаточно. Сначала лишь пара флэшбеков открытой двери и приятный, не по годам уверенный голос, а потом её расплывчатые очертания стали посещать его по дороге на тренировку, в моменты ожидания продолжения матча, прерванного рекламой, за чтением книг и перед сном. И вроде затронула, коснулась, но для него эта история явно не о первой любви. Он определённо не хотел подпускать к себе эту девочку.
Спустя время, в один из вечеров Макс заметил, что эти вспышки сознания, не имеющие для него никакой перспективы, начинают отвлекать. Тяжело это, с детства быть гиперответственным. Есть цели и четкий намеченный путь к их достижению, всё остальное – лишнее. И скоро он перестал идентифицировать её из многих, перестал записывать на подкорку их редкие случайные встречи в коридорах, запоминать жесты и манеры, а чуть позже и вовсе не замечал её и не думал о ней.
Это была его версия. Тогда он и не подозревал о её отношении к нему, о том, кем был для неё. Той чистой, школьной любовью, где нет места похоти и расчёту. Не знал, что она каждый раз смущалась, видя его. Что закрывала глаза и разглядывала лицо, каким он смотрел в те секунды в дверях кабинета биологии. В песнях, стихах и книгах видела его и идеализировала его себе настолько, что лучше и не представляла. Как просто, оказывается, влюблённому придумать человека. Присвоить ему качества, о которых тот даже не догадывается, нарисовать героя, а потом искренне разочаровываться, обижая и раня своей богатой фантазией и мнимыми ожиданиями.
Она писала о нём наивные стихи, представляла рядом, выгуливая собаку, но донести свои чувства ему так и не решилась, оставила при себе, прожила, переболела, и бьющая в те годы ключом жизнь быстро не оставила и шанса вспоминать о нём. За редким исключением, первая любовь такая у всех, кому посчастливилось её испытать. Даже если она была безответна, даже если осталась невысказанной, в какой-то момент она проходит, но в то же время не покидает нас до последнего дня.
Школу он закончил на два года раньше. И с его последним звонком они надолго испарились из мыслей друг друга.
Этот эпизод киноленты их романа Макс вспоминал с улыбкой. Сейчас он видел себя тем неопытным мальчишкой, умным, но совсем незрелым, и улыбался, вспоминая маленькую девочку с двумя бантами. Теперь он знал о чувствах, что она питала, и от этого ощущал себя особенным в её глазах, что ещё больше грело душу и заставляло уголки губ подниматься кверху. И он улыбался, глядя на своё отражение в боковом зеркале машины.