Сэму нравилась его необычная дорога на работу. Один лестничный пролет и ярдов девять коридора. С одной стороны, он мог рассчитывать на полное отсутствие пробок. С другой – ему казалось, что он все время на работе. «Дом Кофе», где он работал менеджером, был известным заведением в Остине. Он представлял собой маленький серый дом с остроконечной крышей и изогнутым вокруг фасада крыльцом, на котором висели большие белые качели. Лучше всего его описывало слово «уютный»; в кафе на первом этаже были скрипучие деревянные полы, большие окна, встроенные книжные шкафы и потрепанные диваны с разномастными стульями.
Наверху располагались четыре комнаты и две ванных; все это напоминало обиталище сумасшедшего барахольщика. Когда Сэм только поселился здесь, искал по углам потерянные сокровища, которые принесли бы ему состояние на аукционе. Его находки оказались не столько из разряда «В погоне за антиквариатом»[3], сколько из тех телепередач, где после смерти братьев-близнецов, которых засыпало лавиной видеокассет, в доме находят марки на сорок шесть долларов и тысячи пустых консервных банок Chef Boyardee, по изменениям ярлыков на которых можно отслеживать ход времени. Во всех комнатах, кроме одной, громоздились коробки с папками, книгами, одеждой и всякой всячиной, которая не помещалась в доме Эла Петридиса, владельца кафе. В самой маленькой комнате, дальше всего от лестницы, на полу лежал матрас.
На нем и спал Сэм.
Как сирота, каковым он в действительности не являлся, хотя разницы не было никакой.
Лежа в постели, Сэм собирался с мыслями. На улице все еще темно. Еще одна бессонная ночь обещала еще один мрачный день, который он будет проживать словно под водой.
Он бросил взгляд на свой разбитый айфон: 4.43. Сэм лег спать около двух. Он помнил времена, когда его невозможно было вытолкать из кровати до полудня. Славное было времечко.
БРР.
По крайней мере, существовал кофе. Безотказный, восхитительный, возвращающий к жизни кофе. Он спустился вниз.
Через час аромат только что смолотого кофе смешивался с запахом углеводов, жарящихся в масле.
– Господи, Сэмми, пончики? – Эл Петридис, босс Сэма и домовладелец, навис над парнем.
Эл, огромный грек с предплечьями, похожими на бочонки, был на голову выше и на шестьдесят килограммов тяжелее. Он немного напоминал Сэму Донки Конг[4], но такое другим людям вслух не говорят. Эл первым пробовал все печеные творения Сэма. И его массивный благотворитель неизменно называл это «пробовать». Даже если он уже в тысячный раз ел маффин, то все равно говорил: «Сэмми, можно мне попробовать маффин?». Как будто не знал в точности, каким будет вкус, или была хоть доля сомнений, что он не захочет съесть его целиком.
Спойлер: Эл всегда хотел маффин.
Сэм не возражал. Эл не брал с него плату за жилье, ни единого цента, никогда. Более того, он платил Сэму несколько долларов сверх минимальной оплаты труда, и за это Сэм пек, готовил, убирал и выбривал круги на спине Эла, если тот просил.
– Что там внутри, орехи? – Эл ткнул мясистым пальцем в печенье, только что покрытое глазурью.
С самого детства Сэму нравилось готовить и печь, создавая все более сложные блюда, заменяя ингредиенты по необходимости – а она возникала часто, поскольку мама редко покупала продукты, а он много времени проводил один. В двенадцать лет он обнаружил, что можно сделать довольно убедительную имитацию тайской кухни с помощью арахисового масла и сальсы из банки. По крайней мере, по меркам мальчишки из Техаса немецкого происхождения, который никогда не пробовал настоящей тайской еды.
Эл предоставил Сэму полную свободу в кухне больше года назад, с того дня, как Сэм молча вручил боссу ко дню рождения его жены лимонный бисквит (ее любимый) с приклеенным листком с надписью «Для миссис Петридис». Она объявила, что лучшего бисквита в жизни не пробовала, и хотя Эл знал, что не стоит раздувать из мухи слона, его лучшая половина продолжала передавать Сэму брошюры кулинарной школы. На день рождения Сэма они купили ему небольшую стопку кулинарных книг в твердых обложках, и этот жест так растрогал его, что он неделю не мог смотреть Элу в глаза. Поддавшись уговорам Петридисов, Сэм получил разрешение на работу в общепите и теперь создавал еженедельное меню из сэндвичей, супов и салатов, а также выпечки. Он вставал в пять утра, чтобы подготовить кухню, а Финли, его лучший друг и правая рука по «Дому», темнокожий худощавый мексиканец с длинной хипстерской бородой и шотландским именем, приходил в восемь – стоять на кассе и обслуживать столики.
– Эти с фисташками, – сказал Сэм Элу. – А там ваниль и гибискус, эспрессо и соленый темный шоколад.
Рецепт Сэм нашел у кулинарной блогерши, которая утверждала, что женщины не могут отказаться от этих пончиков, и откровенно писала о своих экспериментах, подтверждавших это.
– Хочешь? – он как бы невзначай придвинул поднос к Элу.
– Да, попробую пончик. – Круглолицый Эл одним укусом проглотил половину. – М-м-мсхитительно, Сэмми! – промычал он с набитым ртом. Тень Эла нависла еще ближе, чтобы попробовать другие вкусы.
Не считая матери, Эл был единственным человеком, кому разрешалось называть его Сэмми.
Эл склонил голову.
– Скажи, Сэмми, ты в порядке?
Он также был единственным, кто регулярно интересовался его настроением.
Надо сказать, что у Сэма была особенность, которая выдавала состояние его духа, точнее, две черты. Они были неточными, но давали представление. Одна – это волосы. У него были шикарные волосы: темные, более длинные наверху. Его бывшая девушка – она теперь значилась в его телефоне как «Лгунья» – называла их «безответственными волосами».
Если они были просто заложены за уши, Сэм пребывал в расслабленном состоянии. Если зализаны назад, он готовился к бою. Если растрепаны – очень редкое событие – это значило, что он полностью доверяет тому, кто сейчас рядом с ним. Волосы Сэма уже давно не бывали растрепаны.
Сегодня волосы были зачесаны за уши, но в то же время как бы уложены, с выдающим его блеском средства для укладки. Как это понимать?
Те, кто внимательно наблюдал за Сэмом и особенно видел его в естественной среде, могли уточнить его настрой по второй черте. Счастье Сэма в некотором смысле было связано с его желанием печь. Если вы входили в «Дом» и на витрине лежали одинокий скон и унылое трио покупных дэнишей, лучше было держаться от Сэма подальше. И стоило обращаться с ним как с человеком, у которого вместо глаз короста, а на лбу вытатуированы огромные буквы «НЕ СЕГОДНЯ, САТАНА», – с осторожностью.
«Дом» покупал хлеб в Easy Tiger, но выпечкой обычно занимался Сэм. Если в витрине и на стойках красовались свежие хрустящие кексы к кофе, бисквиты с кремом или пудинги из карамелизированного бананового хлеба с глазурью из крем-сыра, это означало, что Сэм готов расцеловать вас на пороге, а вы получите удовольствие от его творений. Сэм был великолепным кондитером. Сегодня он соорудил дюжину пирогов, пончики и больше ничего – это могло означать что угодно.
– Да, Эл, все отлично. – Сэм аккуратно опустил самый большой кружок в плоское блюдце с глазурью из ванили и гибискуса и бережно отложил на сетку. Улыбка нервировала больше всего. Иногда Сэм казался немного не в себе в тех редких случаях, когда улыбался. Как будто его лицо отвыкло это делать. Но он и не хмурился – это слишком многое выдавало. В большинстве случаев он просто смотрел сквозь вас.
– Ну ладно, – сказал Эл, бросив перед уходом взгляд на Сэма, просто чтобы убедиться.
Сэм окунул в глазурь еще один пончик. Руки у него были костлявые, с выпуклыми венами и быстро двигались. Такие руки, длинные, загорелые и покрытые татуировками, выглядели бы на своем месте у заключенного русской тюрьмы. У Сэма было много татуировок: по всей груди, спине и икрам.
Он стер капли глазури цвета яркой фуксии левой рукой, а правой продолжил покрывать ею три оставшихся пончика. Результаты его радовали.
Некоторые парни посчитали бы выпечку или умение нарисовать пикачу в пенке на капучино не совсем мужским занятием, но Сэм был не обычным парнем. Его не заботило то, как проводят время парни из братства[5], с их манерой стукаться кулаками и подчеркнутой маскулинностью.
Пришел Фин и немедленно окинул взглядом сетку. На ней остывало шесть подносов с четырьмя безупречными пончиками на каждом.
– Это что, ограниченное издание? – спросил он. – Мы продадим всю эту фигню за час.
– Не-а, эти в меню не входят, – отозвался Сэм. – Я их делаю для одного человека.
Фин вдохнул сладкий пар от пончиков.
– Нельзя такое печь для девушек, с которыми только познакомился, Сэм. Не надо завышать их ожидания.
Сэм криво улыбнулся. Фин осторожно присмотрелся к нему.
– Чувак, – поник Фин, – пожалуйста, скажи мне, что ты не встречаешься снова с этой вруньей. Не, я понимаю, – вскинул он руки, – она горячая штучка, но когда вы разбежались в прошлый раз, я не был уверен, что переживу это.
Сэм проигнорировал все упоминания о «величайшей любви в своей жизни».
– Сэм, ну в самом деле, тебе так долго было плохо, – сказал Фин. – У тебя пар из ушей валил, чувак.
– Пончики не для нее, – отрезал Сэм.
Фин повесил свой рюкзак, надел фартук и покосился на сетку с неудачными пончиками.
– Можно эти прикончить?
Сэм кивнул, и Фин проглотил неровный пончик в глазури одним махом.
– М-м-м, – сказал он, засовывая в рот половину второго. – Они для нее все равно слишком хороши.