Стопка отпечатанных бумаг пролетела над письменным столом и шлепнулась перед Аллой. Так как утренняя роза в этот момент пыталась английской булавкой заколоть блузку у себя на груди (оторвалась пуговица), то едва не обошлось без кровопролития.
– А-а-а! – дико закричала Алла, от ужаса теряя остатки привлекательности. – Ярослав Геннадьевич! Вы что! Я едва не проткнула себя насквозь! Еще миллиметр – и стала бы жертвой пневмоторакса!
– Переделать в соответствии с ремарками, – бросил вице-президент «Пластэка». – Тебе не кажется, что ты чересчур разговорчива? И приведи себя в порядок. Ты не в бассейне.
– У меня всего лишь оторвалась пуговица. И я хотела…
– Ладно, проехали. Извини, что ненароком напугал. Переделай документы и распечатай. Через пятнадцать минут они должны лежать на моем столе.
Алла скептически посмотрела на толстую пачку:
– Если они и будут лежать через пятнадцать минут на вашем столе, то я уж точно буду лежать под столом в состоянии глубокого потрясения и с вывихом обеих рук. Нереально, Ярослав Геннадьевич. У нас, конечно, скоростной принтер, но ведь…
– Ты никогда не задумывалась о том, чтобы сменить место работы? – холодно процедил сквозь зубы Кобрин.
Аллочка вмиг утратила красноречие. Она привыкла свободно выражать свое мнение в присутствии Никиты Андреевича, и Кармелин ничего не имел против, даже прислушивался к замечаниям верной секретарши. Алла понимала, что теперь, после смерти президента, ее жизнь немного осложнится, учитывая вредный характер Кобрина. Но о вероятности скорого увольнения она даже не задумывалась.
– Ярослав Геннадьевич, я не понимаю. Вы мною недовольны? – робко спросила девушка. Потерять место в «Пластэке» после пяти лет работы было для нее трагедией.
– Трудись, – сухо ответил Кобрин. – Посмотрим. – Он скрылся за дверью. Алла скорчила вслед кошмарную рожу. Обернись вице-президент в этот момент, Алла вмиг вылетела бы с должности секретаря, а у Кобрина, несомненно, от увиденного встали бы волосы на голове дыбом…
Двадцать минут ушло только на лихорадочное исправление текста. Документы были составлены Никитой Андреевичем, и, по мнению Аллочки, все замечания на полях, нацарапанные «паркером» Кобрина, несли не конструктивизм, а желание продемонстрировать себе и миру, что время Кармелина безвозвратно кончилось. Зарядив принтер бумагой и включив его, Алла покинула приемную на пять минут – рваным аллюром пробежаться до туалета. Когда же она вернулась, то с негодованием и отвращением обнаружила, что дверь кобринского кабинета закрыта на замок.
– Смылся, подлец! – поняла Аллочка. – А мы тут с принтером, как идиоты, рвем жилы, чтобы быстрее вернуть документы его величеству. Чувствую, действительно придется искать новое место. Не уживемся мы с товарищем Гадюкиным, не сработаемся. И чем я ему не угодила?
Алла бросила взгляд в зеркало на стене. По ее мнению, образ идеальной секретарши был выдержан на все сто. Синий костюм, белая блузка. Очки в тонкой изящной оправе. Выдающиеся профессиональные качества. Безграничная компетентность. Тонкое обаяние. К своему счастью, Аллочка могла бесконечно долго цитировать список собственных достоинств. Если бы Ярослав Геннадьевич Кобрин сказал ей, что с великим удовольствием променял бы упаковку компетентных Аллочек на одну-единственную бестолковую Барби, но с дивной полнометражной грудью, пышной челкой, тонкой талией и так далее, Алла была бы шокирована.
– Да! – сердито сказала она в телефонную трубку, раскладывая на столе отпечатанные документы. – Компания «Пластэк», приемная.
– Ярослав Геннадьевич уже ушел? – спросил приятный и музыкальный женский голос, причем интонация, с которой было произнесено имя Кобрина, совершенно не соответствовала чувствам, испытываемым в данный момент Аллочкой по отношению к вице-президенту. «Ярослав Геннадьевич» прозвучало нежно, певуче, с любовью. – С кем я разговариваю? Это секретарь?
– Да. – Алла вслушивалась в дивное контральто. Чудесный голос вовсе не принадлежал супруге Кобрина. Она слышала его впервые. – Ярослав Геннадьевич отсутствует. Ему что-то передать?
– Нет, спасибо.
– Пожалуйста.
Алла в задумчивости опустила трубку радиотелефона.
– По работе? – спросила она у себя. – Коллега? Партнер по бизнесу? Заказчица? Поставщик? Но я бы знала. Тогда – любовница. Точно, любовница.
И Алла вернулась к бумагам, не переставая размышлять о неожиданном звонке. До сегодняшнего дня личная жизнь Кобрина ее абсолютно не волновала. Алла вообще довольно редко, принимая во внимание прохладное отношение к ней вице-президента, контактировала с Ярославом Геннадьевичем.
Она упивалась деловым общением с милым сердцу Кармелиным.
Но теперь было необходимо приспосабливаться к новым условиям работы. И значит, более внимательно относиться к личности Ярослава Геннадьевича, чем раньше Аллочка, находясь под патронажем Никиты Андреевича, вполне могла пренебречь. «А есть ли у Кобрина возлюбленная на стороне?» – впервые задалась она вопросом. В том, что, например, Кармелин любовницы не имел, Алла могла поклясться на «Справочнике по работе с „Windows-98“». А Кобрин? Что было в загашнике у него? Ярослава Геннадьевича Бог наградил сыном-подростком и чудовищно ревнивой женой. Алла как-то раз имела несчастье видеться с ней. А этот дивный, богатый оттенками голос, прозвучавший из телефонной трубки… Кому он принадлежит?
Ближе к вечеру Алла сделала звонок, который держала в мыслях весь день, но откладывала как что-то тягостное. Она хотела выразить соболезнование жене Никиты Андреевича, но все никак не решалась это сделать.
– Настасья? Здравствуйте, это Алла. Узнали?..
Черный «мерседес» Кобрина плутал по улицам города. Преодолев десятиминутную пробку на площади Героев войны, проехав пару километров по красно-розовому от цветущих роз проспекту Мира, автомобиль достиг Речного тупика. Размеры авто отражали амбициозность вице-президента «Пластэка», в то время как рост Ярослава Геннадьевича был обратно пропорционален его самомнению. Не дотянув и до ста семидесяти, Кобрин компенсировал недостающие ему для счастья сантиметры врожденной гигантоманией. Вот и роскошный автомобиль, припарковавшись в Речном тупике рядом с двумя утлыми «Тавриями», удивлял прохожих массивностью.
Однако поведение Ярослава Геннадьевича говорило о том, что сейчас ему хотелось бы быть как можно менее заметным. Он оглядывался по сторонам, нервно всматривался в лица встречных обитателей тупика, дергался, торопился и в конце концов спешно скрылся в подъезде панельной пятиэтажки.
Девушка, словно прекрасный мираж возникшая в тенистом дворе через несколько минут после прибытия Кобрина, могла остаться незамеченной только в случае, если бы одновременно с ее появлением на соседний дом рухнула атомная бомба. Но так как бомба спокойно дремала на военной базе где-то далеко от России, то вся компашка, гревшая кости на августовском солнце, встрепенулась и с ножам и и вилками набросилась на новое блюдо.
– Юбка-то, юбка! – шипела вслед яркой девице бабка. – Все видать-то!
– Иш-ш-шь вырядилась, бесстыдница! – гремучей змеей вторила другая.
– Размалевалась-то!
Подростки, чинившие на бордюре мопед, были более благосклонны к девушке в суперкороткой юбке.
– Нехилая мочалка! – вынесли они одобрительный вердикт.
Мнение публики мало волновало «нехилую мочалку» и бесстыдницу. Стройная блондинка в темных солнцезащитных очках спокойно перешагнула через запчасти мопеда, улыбнулась бабкам краешком алого рта и скрылась за дверью.
– Привет! – кивнула она встретившему ее в полупустой квартире Кобрину. – Отлично выглядишь. Классный галстучек.
Вице-президент «Пластэка» тоже с явным удовольствием оглядел подругу, но было понятно, что он хочет услышать от нее что-то более важное, нежели мнение о галстуке.
– Ну? – нетерпеливо спросил он.
– Все нормально, – сказала девушка. – Не волнуйся. Я действовала в соответствии с твоими инструкциями.