– Что, прости? – резко разворачиваюсь, с трудом сохраняя устойчивость на высоких каблуках.
Я прекрасно слышала вопрос, адресованный мне мужчиной, но ответить на него пока не в состоянии.
– Чем этот Королёв лучше меня? – Никита поднимается из-за стола и направляется в мою сторону.
Приближается мягкими шагами, словно хищник к добыче.
Инстинктивно пячусь назад и упираюсь спиной в дверное полотно. Чувствую, словно нахожусь в ловушке, но виду стараюсь не подавать, гордо вздёргиваю подбородок и прямо смотрю в чёрные глаза напротив.
В них что-то неуловимо изменилось с момента нашей последней встречи, кажется, исчез флёр беззаботности, а на смену пришла всепоглощающая разъедающая обида.
Мужчина тоже умеют обижаться, хоть и принято считать, что это не так. То есть, мы привыкли считать, что представителям сильного пола не положено испытывать какие-либо эмоции, нужно всё в себе держать, и Никите раньше это удавалось мастерски делать.
А теперь…
Я вижу, что Чернышевского терзают вопросы прошлого, он меня считает во всём виноватой.
Вот только я так не считаю!
Да, возможно, стоило бы сначала объясниться, а потом уходить, но о чём говорить с предателем? Если бы я узнала, что Никита, например, мне изменил, наверное, затеяла бы разговор, чтобы выяснить правду, но это другое. Это не измена была, а самое настоящее предательство.
Низкое мерзкое предательство как раз в стиле того Чернышевского, каким был Ник на протяжении всех лет, пока мы учились в школе. Просто я не замечала или отказывалась замечать его истинную сущность, любила и надеялась, что парень сможет измениться благодаря моей любви.
Не вышло.
– Чем, Люба, чем этот белобрысый заморыш лучше? – выплёвывает брезгливо.
Он никогда не ладил с Максом. А когда мы начали с Никитой встречаться, и вовсе пару раз парни даже дрались из-за меня. Королёв был моим другом, я позже поняла, что у Максима ко мне отнюдь не дружеские чувства.
– Почему он должен быть лучше или хуже? – нахожу в себе силы ответить. – Может Максим просто другой, не думал об этом? Ему никогда не были интересны все эти ваши мажорские игры и тупые развлечения, – не могу сдержаться и всё-таки высказываю часть обиды, которая гложет уже на протяжении долгих четырёх лет.
Но Чернышевский явно не понимает, о чём речь, его главная проблема – это Макс. И неудивительно, что Королёв просил меня походатайствовать о том, чтобы дело передали другому следователю.
Этот сделает всё, чтобы Королёва упрятать за решётку.
– Не думал, что тебе нравятся… другие, – морщится презрительно и отходит на шаг назад, позволяя мне, наконец, вздохнуть полной грудью.
Нет, насколько уверен в себе и том, что я его всю жизнь должна любить. Впрочем, сама виновата, бегала за ним собачонкой с самой школы, вот и результат.
Но теперь это в прошлом, я не стану показывать своих истинных чувств, и о том, что я однолюбка, Чернышевскому знать совершенно ни к чему.
– Впредь, Никита Владимирович, я попрошу вас не нарушать личные границы. Давайте вести себя в рамках делового этикета, – резким движением одёргиваю пиджак, хотя он и так сидит идеально. Но после разговора с Никитой я чувствую себя не в порядке, будто он не только глазами меня рассматривал, но ещё и руками облапал.
– Хорошо, – криво усмехается мужчина. – Как пожелаете, Любовь Анатольевна.
Быстро киваю, прощаясь, и пулей вылетаю из кабинета бывшего возлюбленного.
Сердце колотится в груди с такой силой, что уши закладывает, и я совершенно ничего не слышу. Не замечаю, как добираюсь до остановки общественного транспорта, как сажусь в автобус, я даже пожилую женщину, скромно стоящую напротив не сразу замечаю, смотрю словно сквозь неё.
– Присаживайтесь. – неожиданно прихожу в себя и уступаю старушке место.
Что это было вообще?
С какой стати Чернышевский так смеет себя вести? Мы взрослые люди, и личные отношения должны оставаться за пределами работы, но Никите словно плевать на все условности. Он так вспыхнул, когда увидел меня, будто только и ждал, чтобы допросить с пристрастием за прошлое.
Невоспитанный!
На автобусе доезжаю до адвокатской конторы. У меня и так дел по горло, и как назло бывший из равновесия вывел, хоть бы не накосячить теперь нигде.
Ещё и телефон разрывается так некстати, но разговаривать на ходу нет желания совершенно.
Перезваниваю только тогда, когда скрываюсь за дверью кабинета. Это не мой личный кабинет, но ещё один адвокат, с которым делим пространство, сейчас на больничном, поэтому я временно сама тут хозяйка.
Ставлю чайник, беру в руки телефон.
Верунчик…
– Да, привет, – перезваниваю подруге. – Что ты хотела? Прости, я сразу не могла ответить.
– Привет, Любаш, у тебя всё хорошо? – спрашивает взволнованно.
– Да, а что такое? – не понимаю беспокойства подруги.
Фоном шумят детишки – двойняшки-проказницы. У Веры и её мужа Степана дочки всего на год старше моего Никитки, и мы часто собираемся вместе, чтобы детки поиграли. Обычно к нам ещё присоединяются Надюша с Владом, их сыночку сейчас два.