Вредную старуху звали госпожа Георгина, и наставница из нее была так себе. Зато дрессировщица оказалась отменная – к вечеру Вика выучила правила поведения за столом и десять видов реверансов. Георгине почти не пришлось махать палкой, достаточно было взять ее в руки – и знания мгновенно влетали в голову, раскладываясь по полочкам, а руки и ноги сами принимались делать то, что нужно.
– Молодец, – подытожила мучительница, перекладывая палку из одной руки в другую, – можешь, когда захочешь.
– А когда вы меня домой отпустите? – спросила Вика.
– Никогда.
– Несправедливо! Я – разумное существо, и удерживать меня против воли незаконно!
– В моем мире закон – это я, – отрезала старуха. – Со временем ты поймешь и оценишь то добро, что я для тебя сделала.
– А если не оценю? – Не сдавалась Вика. – Если из-за вас я навсегда останусь несчастной? Если умру от горя, смерть моя будет на вашей совести!
– Переживу.
А если нет? Я буду являться к вам призраком и мучить!
– Вначале явись, тогда и поговорим.
– А если я в вашем мире все испорчу? Вы трудились, старались, а я раз и… – Вика сделала решительный жест рукой.
– А потом и я тоже – раз и… – бабка изобразила похожий жест, только палкой, и выглядел он куда более устрашающим.
– Да что ж вы такая вредная! Должно же быть условие, при котором вы меня отпустите!
Георгина смерила Вику задумчивым взглядом.
– Условие, говоришь? Ладно. Я отпущу тебя, если кто-нибудь еще в этом мире захочет твоего ухода также сильно, как ты. А теперь давай займемся вокалом. Думаю, трех песен будет достаточно.
Вика воспрянула духом, уверенная, что очень скоро желающих выпроводить ее из мира окажется с избытком. Все бывшие начальники считали, что по части конфликтов ей нет равных. О чем и сообщали перед увольнением. В общем, за ужином Вика почувствовала, что свобода близка, и умяла всё, что было предложено, одним махом.
И тут же получила чувствительный удар палкой.
– Неправильно! – воскликнула Георгина. – Чему я тебя учила? Салат из одуванчиков капустой не заедают!
Вика взяла себя в руки и решила, что настраивать мир против себя начнет позже, когда Георгина со своим воспитательным орудием уберется подальше.
– Завтра пойдем тебя пристраивать. И не вздумай там чего учудить! – добавила бабка угрожающе.
Спрашивать, что будет в обратном случае, Вика не рискнула, утешив себя тем, что терпеть осталось недолго. Хозяйке нового дома обязательно нужно понравиться. А уж затем, когда ведьма уйдет, можно и развернуться.
В крайнем случае, сбежать.
Занятие вокалом не прошло даром – благодаря настойчивости Георгины (и волшебной палке), репертуар Вики обогатился сразу тремя произведениями: озорными куплетами про пастушку, заунывным романсом о любви к весенним березкам и жалостливой песнью о тяжкой доле юной сиротки, брошенной на произвол судьбы вероломным ухажером. С последней песней можно было смело идти побираться, от желающих подать отбою не будет.
Не то чтобы Вике хотелось идти с протянутой рукой, но, если прижмет, решила она, будет чем заработать на чужбине. Она хоть и верила, что найдет, кого попросить о возвращении, но больно уж подозрительно выглядела Георгина, соглашаясь на это условие, наверняка, без подвоха не обошлось.
“А, ладно, – подумала Вика, ложась спать, – о трудностях буду думать, когда придут. А пока нечего”.
И с чистой совестью уснула.
То ли причиной был воздух нового мира, то ли травяной чай, поданный на ужин, но отключилась она практически мгновенно, едва голова коснулась подушки, поэтому тихий скрип открываемой двери не привлек ее внимания.