Часть первая

Подозрительная лодка

«Олени» ломились к реке. Под энергичным натиском гнулся и трещал мокрый от росы кустарник.

– Стой! Да стой же!

Движение в кустах замерло, хруст и шорох прекратились. Стали слышны лишь пыхтение да стыдливое, но ритмичное шмыганье носом.

* * *

Заросли ивняка спускались здесь к самой воде. Под прикрытием густых ветвей можно было наблюдать за тем, что делается на реке, и оставаться незамеченными. Если, конечно, не слишком высовываться. И не шмыгать на весь заповедник.

– Тише вы там!

Загорелая рука с обмотанными разноцветным лейкопластырем пальцами осторожно пригнула к земле сырую ветку. Послышался прерывистый шёпот:

– Смотри! Вон они!

Густой утренний туман стоял над водой. В нём, как мошка в молоке, застряла лодка, неуклюже взмахивая вёслами.

* * *

Из лодки торчали смутные фигуры, закутанные в мешковатые плащи с островерхими капюшонами. Похоже, их было двое. Или больше – кто разберёт.

– Может, рыбаки? Ну, дядьки местные…

Молчание. Сопение.

– Не-е-е, точно – «бобры». И лодка наша, лагерная. Плащи рыбацкие поверх спасжилетов надели, маскируются. Ишь, капюшоны нахлобучили, думают, никто их не узнает.

– Надо по правому берегу идти, тогда обгоним. Река там петлю делает, а мы срежем, через низину.

– Там же сплошь кусты! И болото…

– Там тропинка есть. Внимательнее надо было на карту смотреть.

– Погнали! Есть шанс первыми прийти.

Выстрелила вверх отпущенная ветка, обдав разведчиков холодными брызгами. Спрятав в тумане низкую корму, ушла к востоку странная лодка. Курс – ост[1], видимость нулевая.

* * *

По Серьге́ и впрямь плыли «бобры». В лодке сидело двое.

Плыли молча, хотя обоих так и распирало от восторга.

Макар, улыбчивый и светловолосый, первый раз приехав в лагерь, всю смену жалел только об одном – что, в отличие от своего закадычного дружка и одноклассника Руськи Раевского, не попал в эту компанию раньше. Например, прошлым летом.

Здесь было здо́рово. Ночные десанты, лазанье по скалам и спуски «дюльфером»[2], катамаран под парусом, фехтование, стрельба из лука. Что ещё нужно мальчишке! С загорелой, слегка обрызганной веснушками физиономии Макара Лазарева уже вторую неделю не сползала счастливая улыбка.

Вот и теперь Макар улыбался. Сиял, как кормовой фонарь. Ещё бы!

Утро начиналось удачно. Ребята уже предвкушали взятие флага и полную победу «бобров» в пятидневной войне с «оленями».

Пока, во всяком случае, они намного опережали соперников, тайком захватив в своё распоряжение единственную лагерную лодку.

Спасибо Макару: сам поднялся рано и Руську растолкал.

Довольный Макар сидел теперь на корме. Он походил на всклокоченного жизнерадостного воробья. Если, конечно, среди воробьёв встречаются блондины. Вот кто бы говорил – Раевский! Кареглазый, подвижный, с вечно растрёпанными тёмно-русыми вихрами на макушке.

Руся улыбнулся, скинул тяжёлый капюшон и взлохматил пятернёй свою густую, отросшую за каникулы шевелюру. Подмигнул Макару и опять с воодушевлением взялся за вёсла.

* * *

Туман постепенно рассеивался. Стараясь не плескать, Руся сосредоточенно, хотя и не очень умело, выгребал к фарватеру[3].

– Жарко в этом дурацком жилете, – отдуваясь, вполголоса заметил он.

– Зато по правилам…

– Угу, – скептически хмыкнул Руся. – Вставать до подъёма и тайком брать лодку – тоже по правилам?

– Конечно! – с жаром зашептал Макар. – Тебе же сказали – стратегическая инициатива приветствуется. Если б мы лодку не взяли, она бы «оленям» досталась, точно тебе говорю.

Возразить тут было нечего, поэтому какое-то время плыли молча.

* * *

Серым и призрачным казалось всё вокруг.

Слева стеной уходил вверх высокий берег Серьги, такой крутой, что тропинки, осыпанные скользкой хвоей, спускались к воде почти отвесно.

Справа медленно проплывала обширная сырая низина, покрытая зарослями густой болотной травы. Трава там была в человеческий рост. Если захочешь срезать путь и сойдёшь с тропы, тут тебе и крышка. Можно полдня проплутать, а то и дольше.

Впереди, на востоке, над самой кромкой леса показался наконец краешек малинового солнца. Верхушки сосен безмятежно зарозовели в косых рассветных лучах.

Было тихо. День, как и вчера, обещал быть жарким.

* * *

– Это здесь Пи́саница? – задрав голову, спросил Макар, глядя на показавшийся за поворотом высоченный скалистый утёс, нависающий над водой.

– Нет, чуть дальше.

Писаница. Так называлась скала, на которой первобытный человек нарисовал оленя. Макар знал, что лучше всего этот наскальный рисунок видно не с берега, а как раз с воды. Но полюбоваться на него, видно, придётся в другой раз. Или…

Макар сузил свои серьёзные зелёные глаза, посмотрел на Русю испытующе:

– Может, флаг возьмём, а потом туда сплаваем? Ненадолго…

– Не, лучше сразу в лагерь возвращаться. Как бы из-за нас у всей команды очки не сняли.

Макар только вздохнул, спорить не стал.

– У тебя опять кровь.

Руслан потрогал языком припухшую губу, разбитую во время тренировочного поединка.

– Ерунда. Мне не больно почти, только трескается всё время в этом месте. – Он внезапно понизил голос и засипел, плотоядно облизнувшись: – Кровищи бы мне!

Макар даже назад отпрянул.

– Ну, ты реальный вампир!

– А то!

Оба засмеялись. Осторожность была забыта. Впрочем, здесь, вдали от лагеря, вряд ли кто-то мог их услышать.

* * *

– Причаливать пора, – объявил Руся. – Сейчас справа коса откроется. В этом месте поворот с большой тропы к реке выходит.

Макар повернулся и, вытянув тонкую шею, всмотрелся в прибрежные заросли. За поворотом и впрямь показалась покрытая мелкой речной галькой отмель.

Лодка с хрустом ткнулась носом в край прибрежной косы.

За бортом струилась мягкая речная вода. Зелёные бородки водорослей, застрявших меж подводных камней, вились как вымпелы на ветру.

Мальчики повыше подвернули штанины и, спрыгнув в воду, без особого успеха попытались втянуть лодку подальше на берег.

– Надо бы её привязать.

– Сейчас, как-нибудь пришвартуем, – пообещал Руся и замешкался. – Зараза, заклинило!

Застёжка жилета не открывалась. Взмокший Руся нетерпеливо дёргал лямки, но всё без толку.

Макар тем временем сбросил жилет и тяжёлый брезентовый плащ в лодку, расправил худые плечи и с любопытством огляделся.

– Клёво, почти что пляж! – Он прошёлся по берегу. На влажном плотном суглинке появились неглубокие следы босых мальчишеских ног. – Тут, наверное, народ купается. Смотри-ка, Руська, костровище… Пройдусь-ка я по тропе вперёд, обстановку разведаю… – И Макар скрылся в высокой, до плеча, траве.

* * *

Руся не отозвался. Он всё ещё возился с застёжкой.

Вконец измучившись, он решился срезать лямку перочинным ножиком. Ножик был отличный, швейцарский, лезвие – как бритва. Папин подарок. Да не простой подарок, заработанный. Условие его получения было оговорено заранее: нужно было научиться чистить картошку. Уж Руся тогда постарался!..

Мальчик торопливо раскрыл лезвие. Он покрепче натянул эту чёртову лямку и с размаху полоснул по ней ножом.

Раздался крик. В нём были боль и испуг.

Руся даже ножик выронил от неожиданности. Кричали откуда-то из зарослей, скорее всего с тропы… Голос Макара, точно его!

Засада? «Олени», не иначе! Опередили… Сколько же их там?

Руська не сразу понял, что стряслась настоящая беда. Скинув жилет в лодку, рванул другу на выручку. «Ещё не всё потеряно! „Бобры“ без боя не сдаются!» – думал он, самоотверженно продираясь сквозь жёсткую мокрую траву и не подозревая, что победа в войне с «оленями», ещё минуту назад столь важная и желанная, теперь не имеет никакого значения.

Ровным счётом никакого!

Потому что это была уже не игра… Это была жизнь, настоящая жизнь.

И в этой жизни смерть оказалась совсем рядом.

Змея

– Руслан… босиком… не ходи! – послышался из зарослей сдавленный, испуганный голос Макара.

О чём это он? И где противник?

Макар был один. Он сидел на тропе, скрючившись, обеими руками обхватив перепачканную босую ступню, и судорожно прижимал коленку к самому подбородку.

– Змея! Укусила!

Руся нагнулся.

– Куда? Куда она тебя?

На Макаровой пятке были видны две маленькие красные точки.

– Надо быстрее в лагерь!

Руся с испугом вгляделся в перекошенное от боли и страха лицо Макара.

В лодку! Нет, против течения одному не выгрести. Что делать?

Переправиться на лодке на противоположный берег! Рвануть вверх по склону до геодезической вышки, с неё просигналить SOS в лагерь. Вот только… Макару на кручу не подняться.

Руслан испытующе посмотрел на друга. Бледный. И глаза – не прежние весёлые Макаркины глаза, зелёные с рыжими крапинками, – нет! Огромные, чёрные, с расширенными до предела зрачками, а в них – ужас и боль.

Русе стало страшно оставлять его одного, пусть и ненадолго.

«По правому берегу? Тут хорошая тропа до самого моста. А у переправы обычно всякого народа полно – туристов, экскурсантов. Правда, не в шесть утра… Хотя от моста до лагеря – рукой подать.

Решено. До моста по тропе – километра два, доберёмся как-нибудь. На спине дотащу, если что».

* * *

Внезапно Руся услышал голоса. Показалось или нет?

– Люди! Эй!

Он бросился вперёд и буквально через минуту был сбит с ног «оленями».

– Попался! – довольно заявил один из них, здоровяк Пашка, усевшись на Руську верхом.

Руське скрутили руки банданой. Бандану пожертвовал Петька Трофимов, предводитель «оленей», гордо встряхнув своей растрёпанной кудлатой головой.

– Один «бобёр» пленён. А где второй?

– Где твой напарник? Отвечай!

– Его змея укусила. Ребята, пустите! У нас беда! Помощь нужна…

– Врёт он! – предположил Пашка. – Тактическая хитрость! Развяжем – он пленным считаться не будет. А за каждого пленного банка сгущёнки…

– Какая сгущёнка! Человек умереть может, а вы… Каждая минута на счету!

– Ладно, идём. Вставай. Развяжем потом – сначала надо убедиться, что ты правду говоришь.

* * *

Они двинулись по тропе назад. Вот оно, то самое место. Никого. Озадаченный Руся машинально слизнул кровь с разбитой губы.

– Макар?

Тишина.

– Макар, где ты?! – В голосе Руси зазвенели слёзы.

Русины конвоиры многозначительно переглянулись.

– Ничего не понимаю. Он не мог никуда уйти. Ребята, он тут был. Вот на этом самом месте. Он босой по тропинке шёл, вот она его и…

Руся осёкся и замолчал.

– Идём, – сухо сказал Петька, бросив на Русю неприязненный взгляд. – Проверим берег.

Раевский ринулся вперёд. Его бесцеремонно удержала рука с полосками разноцветного лейкопластыря на загорелых пальцах.

– Куда? Иди между нами. Ты – пленный.

Руся молча подчинился. Ему было не до выяснения отношений – лишь бы Макар нашёлся.

Однако на берегу никого не было. И лодка…

Лодка тоже исчезла!

– Та-ак… – протянул «олень» Пашка. – Тактическая хитрость, говоришь? Отвлекающий манёвр? Тоже мне, артист!.. Мы ведь тебе почти поверили. Самому не противно? Истории вроде этой сочинять – совсем совести не иметь. Знаешь, такими вещами не шутят. Мы ещё поднимем вопрос на Совете старейшин.

«Олени» осуждающе загомонили.

– Ладно. Теперь Раевский наш пленник. А второго противника надо опередить! – И «олени» заторопились обратно.

– А с пленным что делать?

– Ты, Пашка, его в лагерь веди. Мы – рысью-рысью, тебе за нами всё равно не угнаться. Только не развязывай – сбежит.

Увалень Пашка не обиделся, а, похоже, обрадовался, что кросс отменяется. Остальные «олени» умчались в надежде взять флаг первыми.

* * *

Руся, совершенно опустошённый и сбитый с толку, сел на землю. Закрыл глаза, в отчаянии прижал связанные руки ко лбу.

Выходило, будто он наврал «оленям» про Макара, а тот тем временем уплыл вниз по течению, якобы с тем, чтобы первым подойти к флагу с северо-востока. Русь-ка вспомнил лицо Макара – белое, испуганное. Да нет же, не мог он ни в какую лодку сесть. Он идти-то, похоже, не мог…

Но куда же она делась? Ведь пришвартована была. Или… Ну конечно! Ведь это он должен был пришвартовать лодку. А Руся провозился с застёжкой, а потом… потом побежал на крик…

Русю передёрнуло. Сколько времени действует яд? Час, два? А может, меньше? Макар, ну где же ты?

Ладно, лодку течением унесло. Но человек-то куда подевался? Не мог же он сквозь землю провалиться… Или…

И тут Русю осенило. Он поднял голову. В широко раскрытых карих глазах на мгновение застыл ужас…

* * *

Пашка, ничего не подозревая, добродушно окликнул Руслана:

– Пойдём, Раевский! Может, к завтраку успеем… Где твои кроссовки-то?

– В лодке остались, – глухо ответил Руся.

– А-а… Ну, найдутся. И Макар твой найдётся! «Кто ищет – тот найдёт». Это ведь вашей команды девиз?

Руся сглотнул ком в горле и молча кивнул.

Он решительно поднялся. Надо было спешить. Без взрослых тут, видно, не разобраться.

Рецепт Фенимора

Собственно, по-настоящему помочь мог только один человек. Звали его Георгий Александрович. И до него нужно было сначала дозвониться.

Телефона под рукой не было. В лагере телефоны были только у инструкторов. Таковы здешние правила. У ребят мобильники забрали в самом начале смены и оставили в камере хранения в Бажуково: «Отдадим перед отъездом». На кой чёрт он мне послезавтра!

Руся скрипнул зубами. Конечно, Седрик разрешит ему позвонить, хотя…

Мастер Седрик и мастер Тан – так все звали инструкторов-игротехов. Наверное, у них были какие-то имена вне игры, но Руся об этом даже не задумывался. Они были молодые, весёлые, с ними было интересно, им можно было доверять. Но можно ли им доверить Русину догадку об исчезновении Макара?.. Лучше ничего не объяснять, а просто попросить телефон.

В любом случае позвонить нужно было как можно скорее.

* * *

Руся прибавил шагу.

Пыхтевший в ухо Пашка поначалу не отставал. Он тоже спешил, намереваясь во что бы то ни стало успеть к первому завтраку. Однако выносливостью Руськин конвоир не отличался.

Через десять минут энергичной ходьбы Пашка, вконец запыхавшись, схватился за правый бок и жалобно застонал:

– Постой, Раевский! Отдохнём немного.

– Давай до лагеря дойдём поскорей. Мне нужно позвонить. Срочно! – отрывисто бросил Руслан через плечо, не сбавляя шаг.

– Тогда тебе в Бажуково надо, – задыхаясь, возразил Пашка. – Мастер Тан свой телефон вчера в реке искупал, а у Седрика мобильник тут вообще не ловит. Всё равно лучше из деревни звонить.

Руся споткнулся. Его будто холодной водой окатило. Он повернулся и молча уставился на Пашку своими огромными карими глазами, неловко прижимая к груди связанные руки.

Спешить в лагерь не имело смысла.

А до Бажуково… Туда ещё часа полтора ходу!

* * *

Мальчики присели передохнуть у огромного позеленевшего валуна, выступавшего из склона у самого края тропинки.

Руслан боком прислонился к влажному замшелому камню, горестно вздохнул. На него как-то враз навалились усталость и тупое безразличие. Измученный Руся прикрыл веки и замер. В руку впивались какие-то колючки, но шевелиться не хотелось.

Да что же там такое! Он завозился, вывернул локоть и скосил глаза. Так и знал – хвойные иголки, они тут повсюду, даже в лагерном супе и компоте.

Действительно, к голому локтю прилипла пара жёлтых хвоинок. Руся выпрямился. Сдвоенные! Значит, близнецы. Как Руся с Лушкой.

Была бы она рядом! Вдвоём бы они что-нибудь придумали… Близнецам всегда легче вместе. А они с Лушей настоящие близнецы – так похожи, что родная бабушка их путает. И ворчит, что Лушке юбки носить надо, а не штаны.

И зачем только Лукерья поехала в эту свою Зюкайку!

Первый раз нынешним летом ребята разлучились по собственной воле. Руська отправился на Оленьи ручьи, воевать с «оленями», а Лушка – в Зюкайку, дружить с лошадьми. Говорил же ей: поехали вместе…

Руся крепко наморщил лоб. Было ясно, что выкручиваться придётся самому.

* * *

Пашка вытер подолом футболки вспотевшее, покрывшееся красными пятнами лицо. Потом шумно выдохнул и сочувственно взглянул на Русю. На правах победителя, а может, и просто потому, что Руська всегда хорошо к нему относился, конвоир счёл своим долгом подбодрить пленника.

– Дедушку моего однажды змея укусила, – доверительно сообщил он, видимо полагая, что Русю эта история может как-то заинтересовать.

Руся молчал, опустив голову, но Пашку это не смутило.

– Дед по болотине шёл босой – обувь мочить не хотел, и – р-раз! Только на сухую тропинку ступил – прямо на неё попал. А гадюка хвать его за пятку!

– И что? – сипло отозвался Руся. – Выжил?

– А то! До жилья далеко было, так он себе полпятки ножом отхватил и землёй приложил. Он мне сам рассказывал.

– Полпятки?.. А зачем?

– Он говорит, что у этого, у Феримона, что ли… А, точно, у Фенимора Купера про это написано.

– А ты читал?

– Чего?

– Ну, этого, Фенимора?

– Да нет, – улыбнулся Пашка виновато, – хотя у дедушки его книжек много. Они про индейцев все. Вот кино бы я посмотрел…

Индейцы Русю не очень волновали, по крайней мере теперь. Ему хотелось сосредоточиться на мыслях об исчезновении Макара, но Пашка не унимался.

– Потом, в больнице, дедушку, правда, поругали. Ну, за то, что землю приложил. Инфекция и всё такое. А про отрезанную пятку, наоборот, похвалили. Так и выжил.

– Да, ничего себе способ…

– Есть и получше. Он мне потом рассказывал, что надо просто быстро высосать кровь из ранки вместе с ядом, выплюнуть и прополоскать рот. И всё!

Руся оживился.

– И что же не высосал? – быстро спросил он.

– Да как он себе пятку-то в рот засунет! Вот если б он не один там оказался, другое дело.

– А-а… – упавшим голосом отозвался Руслан и снова ссутулился.

* * *

Пашка хлопнул себя по лбу, будто вспомнил что-то. Достал из кармана штанов зелёный шарик-бакуган, потом специальную карточку с металлической пластинкой внутри и с размаху поставил на неё игрушку. Бакуган раскрылся. Пашка довольно хмыкнул и поглядел на своего пленника, ожидая реакции.

Руська сидел молча, уставившись на свои босые ноги. Бакуганом он явно не интересовался.

– Не горюй, – тихо сказал Пашка.

Руська закусил губу и отвернулся.

Пашка повертел шарик в руках и запихнул его обратно в карман.

– Наверно, ваша змея не ядовитая была. Вот Макарка и убежал, – добродушно предположил он.

Руся молчал.

– Ты сам-то её видел? – продолжал допытываться Пашка.

– Что ты думаешь, она стала меня дожидаться?! – со слезами в голосе воскликнул Руслан. В отчаянии он опять стукнул себя связанными руками по лбу. – Если б я только знал! Надо было сделать, как ты говоришь…

– Вот и не надо!

– ?..

– Если она вправду ядовитая, то тебе нельзя было, – терпеливо пояснил Пашка.

– Это ещё почему?

– А у тебя губа разбита. Яд бы тебе в кровь попал. Не, тебе нельзя, факт. Ты бы сам пострадал. Ну, того… Коньки бы отбросил.

«Нырок» по собственному желанию

Они снова поплелись по тропинке. Хорошо утоптанная, местами подсыпанная гравием тропа вывела их на высокий, поросший лесом склон и теперь тянулась вдоль обрыва.

Солнце уже поднялось над лесом, когда они наконец добрались до переправы. Далеко внизу сверкала Серьга. Витые стальные тросы удерживали висячий мост над широкой пропастью. С этой стороны конец моста упирался прямо в высокий берег. На другом берегу, пологом и низком, опорой служила многометровая вышка с отвесной лестницей.

Карабкаясь вверх или вниз по её узким железным ступеням, Руся всякий раз испытывал лёгкую тошноту. Наверху, на самом мосту, тоже захватывало дух. Мост был как живой: он реагировал на каждое движение, вздрагивая и покачиваясь под ногами. Табличка для экскурсантов строго предупреждала, что движение в группах возможно только при соблюдении дистанции в несколько метров, иначе мост сильно раскачивался.

Привычно скользнув по плакату взглядом, мальчики ступили на редкие шаткие дощечки. Русе отчаянно захотелось схватиться за стальной трос, служивший одновременно перилами. Идти по качающемуся мосту со связанными руками было неудобно, опасно да и просто страшно.

– Может, развяжешь?

Пашка потряс головой:

– И не проси. Сбежишь, что я ребятам скажу? Пойдём потихоньку, я тебя за руку возьму.

Руся поморщился, но возражать не стал. Мелкими шажками они доскреблись почти до середины реки и остановились передохнуть. Пашка отпустил Руськину руку и принялся вытирать о штаны вспотевшую ладонь.

Руся бросил взгляд под ноги. Сквозь широченные щели между досками была видна стремительно текущая вода. Голова закружилась. Руся поспешно отвёл глаза и замер, пытаясь справиться с подкатившей тошнотой. Судорожно сглотнув, он вспомнил, как ему приснилось однажды, что он прыгает в бассейн с пятиметровой вышки.

* * *

Без малого год прошёл с того дня. Точнее, ночи. Да, попали они тогда с сестрой в историю! Приснившийся Русе прыжок с вышки завершился, мягко говоря, неожиданно для них обоих: нырнули в прошлое, прямиком в Москву 1812 года[4].

В сущности, им повезло: очутились в разных местах, но в конце концов нашли друг друга и вернулись домой. Всего через каких-то два месяца… Ровно столько они и провели в прошлом.

Ещё год назад Руся ни за что бы не поверил, что ныряльщики во времени реально существуют! Однако это так, и Георгий Александрович, на помощь которого так рассчитывал Руслан, один из них. Он – хронодайвер.

Взрослые хронодайверы умеют «закладывать петли»: они мастера всплывать в настоящем в нужный момент. А у детей так не выходит. Дети – они «нырки», их погружения в прошлое неожиданны и случайны. А возвращения… Ну, это как повезёт. В общем, обратно не все возвращаются.

Луше с Русей повезло вернуться. Георгий Александрович хвалил их потом, говорил, что их возвращение – награда за отвагу и преданность. Да, чего там…

Но всё равно хорошо, что Руся встретился с ним там, в прошлом! И что Георгий Александрович сразу понял, что они – «нырки», и разыскал их потом, после возвращения в настоящее, и многое объяснил. И наверное, в будущем много чему их научит.

А теперь, выходит, Макар – тоже «нырок» и наверняка погибнет там, в прошлом, если… Если только он, Руслан, его не выручит.

Где его искать? Руслан Раевский полагал, что знает ответ на этот вопрос. Он больше не сомневался: нужно немедленно нырять в прошлое, вслед за Макаром.

Догнать? Ну конечно! Вот только как?

* * *

Крепко задумавшийся Руся очнулся от Пашкиного подвывания.

– Вот чёрт! Карточку потерял! – скулил Пашка и нервно шарил по карманам. – Главное, она не моя! Это Петькин бакуган!

Потерялась карточка-ключ, без которой игрушка не раскрывалась.

– Может, на последнем привале обронил?

– Точно! – Пашка потоптался на месте. – Давай вернёмся?

– Ты же на завтрак хотел успеть!

– Какой завтрак? Мне Петька голову оторвёт!

Руся сверкнул глазами. Решение пришло мгновенно.

– Иди один, – поспешно сказал он Пашке. – Так быстрее будет.

– А ты? – растерялся тот.

– Я прямо на мосту тебя подожду. Да не бойся, не сбегу. Мне даже через мост без тебя не перейти, связанному-то. Ну, вниз-то по лестнице точно не спуститься. Охота была шею свернуть…

– Чего, так и будешь тут стоять?

– Ага. Могу и присесть. Ну-ка, дай руку.

С Пашкиной помощью Руся уселся, свесив ноги.

– А если народ пойдёт, ты ж мешать будешь?

– Да ладно, кто в такую рань-то пойдёт?

– Точно. Я мигом! – Поймав скептический взгляд Руси, Пашка слегка смутился. – Ну, постараюсь.

Он потопал обратно, и под тяжёлым Пашкиным шагом задрожал, заколыхался туда-сюда висячий мост.

* * *

Обмелевшая от жары Серьга громко шумела на перекатах, сверкала золотыми бликами. В голове у Руси тоже рябило, мысли набегали друг на друга и сталкивались.

Надо было действовать. Руся ясно понимал, что всё решают минуты.

Как догнать Макара? Ну конечно – сигануть с моста. Он высоченный. Страшно – значит, наверняка получится. Других способов целенаправленно провалиться в прошлое Руся пока не знал.

Внезапно его одолели сомнения: «Догоню, и что?»

Руся вспомнил предостережение Пашки и машинально облизал губы, проверяя, треснула или нет запёкшаяся ранка. Кажется, треснула…

Но если не догнать, Макар наверняка погибнет. Даже не успеет понять, где он очутился. Как ты будешь жить дальше, зная, что мог спасти друга и не сделал этого?

Во рту стоял солоноватый привкус крови. Руся злобно сплюнул в воду. «Плевать! Плевать я хотел на эти дурацкие треснутые губы! И потом, мы ведь сразу вернёмся. Когда делаешь что-то важное, сразу возвращаешься, ведь так? А дальше… Есть ведь какие-то сыворотки, мы же в двадцать первом веке живём».

Издали вдруг послышались голоса. Беззаботный смех, весёлые выкрики. Экскурсия, что ли? В такую рань! Сюда идут, к мосту.

Тянуть было больше некуда.

Сидевший на мосту мальчик прижал к груди связанные руки, нагнулся под перила и, не издав ни звука, «бомбой» свалился вниз, в сверкающую бликами быструю воду.

Спустя минуту на высоком речном берегу уже сгрудились туристы, с любопытством разглядывая пустой, всё ещё раскачивающийся мост…

Всё не так

Он даже не потрудился как следует сгруппироваться – настолько был уверен, что не успеет долететь до воды. Но всё пошло не так.

Конечно, Руся не рассчитывал, что, прыгнув, плюхнется в Серьгу. Это ж самоубийство чистой воды – нырять с высоченного моста со связанными руками. Он по наивности своей полагал, что этим прыжком так себя напугает, что со страху сразу сиганёт в прошлое, не долетев до остро сверкающих, слепящих глаза водных бликов. Не тут-то было! Не сработало.

Короткий всплеск – и Руся камнем ушёл под воду.

В глубине движение замедлилось. Навалилось, обступило со всех сторон зеленоватое безмолвие. Руся, вдруг растерявшись, поддался реке. Она обняла его тщедушное тело и властно потащила за собой. Руся не сопротивлялся. Он словно оцепенел на несколько мгновений в ожидании чуда.

Вот-вот это случится. Ну когда же?

Река увлекала его всё дальше. В ушах зазвенело: «Русалки поют». Кто-то из старших говорил – когда тонешь, русалки поют.

Повинуясь инстинкту, Руся оттолкнулся от скользкого каменистого дна, взмутив тучу ила. По-лягушачьи дёргая ногами, попытался всплыть. Со связанными руками это не очень-то получалось. Казалось, прошла целая вечность, а он по-прежнему оставался внизу.

Изнемогая от тщетных усилий, он чувствовал, как каменеет тело, туманится разум и слабеет в нём сама воля к жизни. Русалочий звон в ушах становился всё громче, всё призывнее, всё неотступнее.

Вдруг сквозь эту звенящую муть лучом пробилась, вспыхнула мысль: «Если не всплыву, я и Макар – оба погибнем…»

Нет! Руся напряг сведённые безмерной усталостью мышцы и весь вытянулся вверх, к тусклому зеленоватому солнцу, просвечивающему сквозь тинистую речную глубь.

Рывок! Ещё один! Он вынырнул на поверхность.

Солнце слепило. Высовывая голову из воды, Руся жадно хватал ртом терпкий воздух Оленьих ручьёв, пропитанный запахами речного ила, сосен и заповедного реликтового многотравья. Тёмной стеной высился справа скалистый берег. Сосны упирались верхушками куда-то в стратосферу.

Руся оглянулся. Хлебнул воды, закашлялся. «Вон он, мост. Как далеко меня снесло течением. И я по-прежнему в двадцать первом веке». Увы, но это он смог определить с безошибочной точностью.

Однако течение здесь и в самом деле было сильным.

Руся набрал в грудь воздуха, вытянул вперёд связанные руки, опустил голову под воду и старательно заработал ногами: надо было ещё доплыть до берега.

* * *

До берега Русе доплыть не удавалось. Его всё время сносило в сторону, тащило всё дальше и дальше по течению. Обессилевшего пловца тянуло туда, где над водой торчали зацепившиеся за речной порог коряги. Он попытался ухватиться за одну – чёрную, блестящую, скользкую. Его перевернуло, поволокло, ударило о камни. Вот, собственно, и всё. Больше уже ничего не могло случиться с ним в этот звонкий, долгий июльский день двадцать первого века…

Полный провал

Луша вздрогнула и проснулась. Резко откинула верх спальника – так, что молния затрещала, – и села, часто дыша и встревоженно озираясь.

В палатке было тихо. Сквозь капроновый оранжевый полог просвечивало утреннее солнце. Наверху, в пространстве между палаткой и тентом, вились мошки и прочие кровососущие. Тонконогие бледные комары вяло перебирали конечностями, не в силах добраться до розовощёких барышень, безмятежно сопящих под покровом противомоскитной сетки.

Луша провела рукой по глазам. Всё вроде в порядке, просто сон страшный приснился.

Ровное дыхание девчонок сливалось с печальным голодным зудением москитов. Комары в этих местах были какими-то полупрозрачными, почти бестелесными, и ребята этой смены в шутку прозвали их «бледнолицыми». Впрочем, «бледнолицые» кровь пили исправно. Застенчиво подлетали, виновато присаживались, потом отлетали стыдливо – с отяжелевшими, налитыми красным брюшками. Ну, если, конечно, их вовремя не прихлопнуть.

Интересно, там, где Руська, комары в этом году такие же? Или это от местности зависит? Если так, Русе с Макаром не повезло – в прошлом году на Ручьях звери были, а не комары. Огромные, мясистые. Никакие мазалки и брызгалки от них не спасали. Руська называл их «микроаэровампиры, истребители туристов».

Воспоминание о брате не успокоило, напротив. Луша тряхнула головой, снова провела рукой по глазам, будто силясь вспомнить что-то. Откинула с влажного лба спутанную русую чёлку. Вздохнула тяжело.

В палатке было жарко и душно – надышали за ночь.

Луша тихонько расстегнула молнию у входа и высунулась наружу. Прохлада! Привычным жестом обеих рук поправила коротко остриженные волосы, заведя прядки за розовые уши, и подставила разгорячённое лицо лёгкому утреннему ветерку.

Чувство какой-то смутной тревоги по-прежнему не оставляло. Может… может, с Руськой что-нибудь? Может, заболел…

Щёки горели. Неплохо бы умыться.

Она нехотя нырнула обратно в жаркое нутро палатки. Торопливо отыскала в углу, в ворохе вещей, свои смятые бриджи. Легонько встряхнула, чтобы расправить складки. Бриджи звякнули всеми пятью карманами, набитыми всякой всячиной.

Одевшись, Луша поскорее вылезла на свежий воздух. Заботливо откинула капроновый полог. Сетчатую дверцу, напротив, плотно застегнула – чтобы и ветерок продувал, и комары не залетали.

Сунув стройные босые ноги в шлёпанцы, забросила на плечо полотенце и пошаркала по смятой траве. Во всех палатках, даже в инструкторской, ещё спали. Воды в котле не было. Вздохнув, Луша взяла котелок за проволочную ручку и, аккуратно отведя локоть в сторону, чтобы не испачкать бриджи сажей, стала не спеша спускаться к реке.

* * *

Бренча котелком, Луша скользила вниз по тропинке, круто уходящей вниз, свободной рукой хватаясь за ветки и ругая себя за рассеянность. В самом деле, как же она в шлёпках полезет обратно, да ещё с полным котелком? Возвращаться за кроссовками не хотелось.

На середине пути тропка раздваивалась. Луша решительно двинулась по той, по которой ещё ни разу не ходила, – всё равно известно, что обе ведут к воде. Вдруг незнакомая окажется более удобной и пологой? Тропа уверенно побежала вниз, потом незаметно стала забирать в сторону и вскоре двинулась вдоль высокого берегового обрыва. Если она и вела к воде, то спускалась к ней где-то поодаль.

На ходу срывая цветущие метёлочки, Луша машинально разминала их рукой, пачкая зелёным соком травы загорелые тонкие пальцы.

Ого! Округлив глаза, девочка тихонько присвистнула. В земле была свежая дыра: в нескольких шагах впереди тропинка обрывалась на краю глубокой ямы. За нешироким провалом тропа как ни в чём не бывало весело бежала дальше.

* * *

Луша знала, что «здесь карсты» – такие пустоты под землёй, из которых получаются пещеры. В этих краях земля иногда проваливается – прямо вместе с деревьями и даже домами. Страшно подумать! Им рассказывал об этом инструктор: что-то там про подземные воды, а главное, про то, что на самый край обрывов становиться нельзя: может обвалиться.

Так что она вовсе и не собиралась прыгать, скакать на краю или что-нибудь в этом роде. Несмотря на вечное ворчание бабушки, что она, мол, вылитый Руся, только в юбке, да и юбки-то только в школу носит, Лукерья была вполне благоразумной девочкой. Она, честное слово, и не думала перепрыгивать эту яму – вот если б ещё в кроссовках и без котелка… Словом, Луша готова была повернуть обратно. Но тут случилось странное.

В грудь толкнуло, забилось часто-часто: Луше показалось, что кто-то зовёт её оттуда, из темноты. Руся? Не мог же он здесь оказаться! Озадаченная девочка робко шагнула вперёд и наклонилась.

Земля под ногами неожиданно поползла.

Луша вскрикнула и, не успев отпрянуть назад, ухнула вниз, выпустив из рук пустой алюминиевый котелок.

В трюме «работорговца»

Кто-то крепко держал её за волосы. Луша со стоном втянула в себя смрадный тяжёлый воздух и очнулась. Часто дыша, открыла мутные глаза и сперва ничего не разобрала в полумраке.

По лицу текла вода. Солёная…

Постепенно она поняла, что стоит на четвереньках. В лицо заглядывал кто-то – верно, тот, кто держал её за волосы. Он что-то говорил, всё повторял и повторял одно и то же, и белки его глаз, огромные, как две луны, светились в душной густой темноте.

Вдруг всё накренилось и низверглось куда-то вниз и Луша тоже.

Звякнуло, зазвенело железо. Снизу в живот и в грудь плеснула вода. Потом всё взмыло вверх.

Что за странные качели?..

Глаза постепенно привыкали к сумраку. Проявлялись смутные очертания человеческих фигур: голые блестящие торсы, запястья в кандалах. Луша с ужасом всматривалась в отрешённые, измождённые лица – с выпяченными губами, широкими носами и высокими, обтянутыми кожей скулами, похожие на африканские маски.

Старый негр, державший Лушу за волосы, отпустил руку и продолжал говорить, обращаясь к девочке на странном гортанном наречии. До Луши не доходил общий смысл сказанного, хотя отдельные слова были понятны. «„Процессор“ тормозит», – сказал бы Руся… Луша подняла голову выше, ещё раз внимательно огляделась. Руслана рядом не было.

Сосед всё тормошил девочку за плечо, словно пытался втолковать ей что-то важное.

Наконец до неё дошло:



– Нельзя ложиться и засыпать, если не хочешь захлебнуться.

Луша кивнула, выпрямилась и медленно выговорила в ответ несколько слов на чужом языке. Получилось, хоть и не без труда. В ответ сверкнула белозубая улыбка.

Луша хотела ещё что-нибудь сказать, но тут всё снова ухнуло вниз. Она поспешно отвернулась и молча прикрыла глаза, чувствуя мутную сосущую тяжесть внутри. Казалось, её вот-вот стошнит застрявшими внутри вязкими гортанными словами чужого наречия. Вежливее промолчать. Вниз – вверх, вниз – вверх. О господи!

«Я – в трюме. В душном, вонючем трюме дырявой посудины, гружённой „чёрным деревом“ – так, кажется, называли португальские торговцы невольниками свой живой товар.

Угораздило же попасть в какой-то дремучий век!.. Ничего себе провалилась! Впрочем, на дне карстовой пещеры тоже, наверное, не сахар… Может, и к лучшему?

Но какая гадость эта морская болезнь! Ой, мамочка! Ой, домой хочу!

Хотя от морской болезни и в двадцать первом веке не делают прививки…»

Луша крепко зажмурилась, пытаясь справиться с очередным приступом тошноты. В глазах мелькали разноцветные пятна. Ей вспомнилось нынешнее лето: вот они с братом у бабушки в деревне, сидят на траве под старой яблоней – Луша с калейдоскопом, а Русь-ка – с книжкой.

Книжка была приключенческая, про работорговцев и пиратов. Руся читал её запоем, а потом в красках пересказывал Луше леденящие душу истории про бедных негров и алчных торговцев невольниками.

Больше всего их обоих поразил рассказ о том, как штиль на много дней задержал судно с невольниками вдали от берега, в открытом море. «И тогда на корабле стали выдавать воду по кружке в день. Потом по полкружки, а потом… половину невольников просто сбросили в воду. Акулам на съедение».

Старая плавучая калоша снова провалилась между валами, и Луша вместе с ней. Так и тянулось это бесконечное вниз-вверх, туда-сюда…

«Ладно, рано отчаиваться, – в конце концов подумала девочка. – Раз уж я не свернула себе шею, сверзившись в карстовый провал, то и тут как-нибудь выкарабкаюсь. К тому же нас качает, и сильно качает… Значит, никакого штиля нет!

Луша искоса взглянула на соседа, сидевшего молча, бессильно опустив голову на грудь, и упрямо пробормотала:

– Эй! К акулам мне ещё рано!

Загрузка...