– Мари… – Аннет тихо окликнула вторую горничную. – Месье Жан не просыпался?
– Проснулся около получаса назад, – таким же тоном ответила та. – Жером убеждает его в необходимости успокоиться и побриться… Я заглядывала в спальню, мадам спит…
Аннет кивнула:
– Я тоже заглянула. Как ты думаешь, а что, если память не вернется к ней?
Мари шевельнула бровями:
– Ты спрашиваешь, хорошо это или плохо?
– Вот представь: она же ничего не помнит. Совсем ничего… Это значит, что…
– Тихо! Месье!
Наверху лестницы показался хозяин дома. Проигнорировав приветствия горничных, он лишь спросил:
– Жанна не просыпалась?
– Я пойду ещё раз посмотрю! – сказала Аннет, и быстрее, чем кто-либо успел её остановить, убежала наверх. Назад она вернулась ещё стремительнее.
– Месье! Мадам Жанна проснулась! Вас просит…
Все присутствующие обменялись пристальными взглядами, в которых сквозило напряжение.
Солнце пыталось пробраться сквозь занавески, обнимая этажерку с цветочными горшками. мебель, подобранная в синих тонах, при дневном свете уже не казалась зловещей. Жанна Обедьен полулежала на подушках и рассматривала потолок, когда вошел муж. Они несколько секунд внимательно смотрели друг на друга, потом он присел на край постели и позволил себе коснуться губами лба супруги.
– Как ты себя чувствуешь? – нежно спросил Жан.
– Хорошо, но… Ничего не помню. Что делать? – тон её был трогательно-жалобным.
– Для меня это не имеет никакого значения. Все хорошо. Ты в безопасности. Я люблю тебя и сейчас самое главное, что ты цела и невредима. А память… Она вернется, – он взял её ладони в свои. – Главное – не волнуйся…
Жанна улыбнулась:
– Я уже начала собирать сведения о себе. Меня зовут Жанна Обедьен, я замужем. Живу в Сен-Жермене. Правда, этого мало, но уже что-то… А давно я замужем?
Он вдруг легко улыбнулся с тенью облегчения:
– Это очень важно сейчас? Почти восемь месяцев.
– Ааа…. —протянула она. – Хорошо…
– А что такое?
– Я подумала, – Жанна нервно хихикнула. – Вдруг у нас есть дети…
Жан чуть смутился:
– Нет пока…
Она задумалась:
– А… – на её лбу появилась легкая морщинка.
– Спрашивай-спрашивай, – молодой человек поцеловал её руки. – Не бойся, я буду тебе помогать восстановить мир вокруг себя!
– Я вдруг подумала про маму. Моя мать наверняка все обо мне знает. У меня есть родители?
Жан помрачнел и покачал головой.
– Нет. И у меня уже тоже…
На удивление, молодая женщина не расстроилась, а даже слегка улыбнулась:
– Ой, и мы росли в одном приюте?
– Нет. И тебя и меня участь приюта и исправительных домов миновала. Да, и моей матери не стало всего шесть лет назад…
Он замолчал. Повисла пауза. За окном утренний легкий ветер шуршал ветками деревьев, играя какую-то свою мелодию. Где-то далеко пронзительно заржала лошадь.
Жанна села удобнее и смутилась:
– Наверное, зря я все это спросила, просто я ничего не помню, и чтобы собрать картину…
– Нет-нет, любимая! – отчаянно перебил её Жан. прижимая к себе её руки. – Ты ни в чем не виновата, даже не думай об этом! Тебе можно и нужно задавать вопросы. Я знаю не очень многое, касаемо тебя. Нет, мы не росли вместе, просто тем, что есть сейчас, мы обязаны одной женщине, графине д'Оливи. Она воспитывала тебя, и помогала мне и матери после смерти отца.
– Ты его помнишь?
– Отца? Да, конечно, – Жан встал и заходил по комнате, рассказывая. – Мне было почти девять. Отчетливо помню этот звук выстрела в кабинете, – он сделал паузу. – Отец вернулся домой под утро, проигравшись в прах. Совсем, даже мамино кольцо было проиграно под расписку. Вернулся, заперся в кабинете и застрелился… Стечение обстоятельств! Граф де Барвиль – первый муж графини д'Оливи – вовсе не собирался пользоваться выигранным. Он потом все годы, пока был жив, вспоминал это недоразумение, просил прощения у меня и матери. Собирался буквально на следующий день дать отцу отыграться полностью, но уже было поздно. Сама графиня Луиза и после того, как снова вышла замуж, всегда поддерживала нас и помогала. Мать не хотела принимать никаких подаяний, поэтому она устроила её швеей. Позднее они даже стали приятельницами, – он сделал паузу и прибавил. – Несколько лет моего обучения, включая учёбу в Англии, были устроены графиней Луизой д'Оливи.
– Как интересно! – прошептала Жанна, глядя на мужа округлившимися глазами. – И эта женщина воспитывала меня? А она сейчас в городе?
– Эм… – он слегка прикусил губу. – Нет… Графини сейчас нет в Париже. В отъезде.
– Жаль, – Жанна снова откинулась на подушки. – Наверняка, она много знает обо мне….
Жан снова сел на край кровати:
– Пока её нет, все, что знаю, могу рассказать тебе я…
Молодая женщина несколько секунд молчала видимо, обдумывая его слова, потом спросила:
– Ты сказал, что графини нет в Париже. Значит, я тоже жила в Париже…?
– Да. Это я после учебы обосновался в Сен-Жермене и после нашей свадьбы был куплен этот дом.
– А что сказал доктор? Я могу вставать?
– Жанна, дорогая, ты уверена…? – дернулся Жан.
– Но у меня ничего не болит, – пожала плечами та. – Я просто ничего не помню, но чувствую себя хорошо. Я бы хотела встать. Хотя бы осмотреть этот дом… дом, где я живу… – она пару раз моргнула, не сводя глаз с мужа.
Жан встал:
– Хорошо. Сейчас скажу, тебе помогут одеться. Посмотришь дом, но только со мной, чтобы я мог тебя удержать, если тебе станет дурно.
В ответ ему был послушный кивок. На лице Жанны вдруг возникло детское выражение.
Молодой человек вышел из спальни. В коридоре стояли Аннет и Мари и внимательно следили за каждым его шагом по мере приближения.
– Месье… – ахнула первая. – Вы….В розовых и белых пятнах… Что там?
– Ничего, – он мотнул головой. – Помогите Жанне встать и одеться. Хочет посмотреть дом. Только ради Бога – следите, чтобы не упала снова! Я не переживу ещё и этого… Ах, и да! Графини д'Оливи нет в Париже…
Мари взглянул на него с легким укором:
– Месье!
– Нет… – Жан устало помотал головой. – Оставьте мне хотя бы то, что есть…