– Ничего себе, – сказал Линус Бейкер, утирая вспотевший лоб. – Весьма необычно.
Еще как необычно! Он восхищенно следил за тем, как одиннадцатилетняя девочка по имени Дейзи взглядом подняла в воздух деревянные кубики.
И теперь кубики медленно кружили над ее головой.
Дейзи сосредоточенно хмурилась, прикусив кончик языка. Полетав с минуту, кубики плавно опустились на пол.
– Понятно, – сказал Линус, записывая наблюдения в свой блокнот.
Они находились в кабинете директрисы – опрятной комнате с бурым ковром и старой казенной мебелью. На стенах висели уродливые портреты лемуров в различных позах. Директриса с гордостью показала их Линусу, объяснив, что рисование – ее страсть и что, если бы ее не назначили директором сиротского приюта, она стала бы дрессировщиков лемуров и выступала бы с ними в цирке. Или открыла бы художественную галерею, чтобы ее работы мог увидеть весь мир.
Линус подумал, что миру будет лучше, если портреты лемуров никогда не покинут пределов этого кабинета, но промолчал. Он здесь не для того, чтобы критиковать любительскую мазню.
– А как часто ты… заставляешь предметы летать?
Директриса, полная дама с прической, похожей на одуванчик, быстро шагнула вперед.
– Совсем не часто. – Она сплела пальцы, отвела глаза. – Может, раз или два… в год?
Линус кашлянул.
– В месяц, – поправила себя директриса. – Не знаю, почему я сказала «год». Оговорилась. Да, пару раз в месяц. Знаете, как оно… Чем старше ребенок становится, тем больше… делает всякое.
– Это верно? – обратился Линус к Дейзи.
– О да! – ответила та. – Раз или два в месяц, не больше.
Она невинно улыбалась, и Линус подумал, что девочку научили ответам перед его прибытием.
– Ну да, – буркнул он и вновь стал что-то записывать.
Линус всегда проводил очень тщательные инспекции, а визит конкретно в этот сиротский приют принес ему массу впечатлений. Нужно записать все детали, чтобы завершить итоговый отчет уже по возвращении в контору.
Директриса заботливо поправила непослушные черные локоны Дейзи, закрепила их пластмассовыми заколками-бабочками. Девочка не отрывала взгляда от кубиков, словно мечтала поднять их в воздух еще разок. Ее густые брови подрагивали.
– Ты полностью управляешь своим даром? – спросил Линус.
Дейзи ответить не успела, за нее это сделала директриса:
– Конечно! Мы никогда не позволяем ей…
Линус остановил ее жестом:
– Простите, мадам, я предпочел бы услышать ответ Дейзи. Не сомневаюсь, вы желаете ей добра, но дети имеют склонность быть более… откровенными.
Директриса снова хотела заговорить, однако Линус приподнял бровь. Она вздохнула и, кивнув, сделала шаг назад.
Дописав последнее предложение, Линус надел колпачок на ручку и убрал ее вместе с блокнотом в портфель. Затем встал с кресла и присел перед Дейзи – колени при этом протестующе хрустнули.
Покусывая нижнюю губу, девочка уставилась на него широко распахнутыми глазами.
– Дейзи, ты полностью управляешь своим даром?
Помедлив, она кивнула.
– Вроде бы… С тех пор как я здесь, я никого не поранила. – Уголки ее губ опустились. – То есть до Маркуса. Мне не нравится причинять людям боль.
– Я и не говорю, что тебе это нравится. Но люди не всегда могут контролировать… свой дар. И это не их вина.
Дейзи посмотрела на него с сомнением:
– А чья?
Линус моргнул:
– Полагаю, влияют разные факторы. Современные исследования показывают, что такие состояния, как у тебя, могут быть вызваны сильными эмоциями. Грусть. Злость. Даже счастье. Может, ты была очень-очень счастлива, когда нечаянно метнула стул в своего друга Маркуса?
Именно поэтому его сюда и направили. Маркус попал в больницу с переломом хвоста; доктор, как и положено, сообщил об этом в Департамент по делам магической молодежи. Сообщение повлекло за собой расследование, и Линуса командировали в сиротский приют.
– Да, – кивнула Дейзи. – Точно. Я была очень счастлива, что Маркус украл мои цветные карандаши, и поэтому случайно кинула в него стул.
– Понятно, – сказал Линус. – Ты извинилась?
Она опустила взгляд на свои кубики и переступила с ноги на ногу.
– Да. А он сказал, что не обижается. Даже наточил мне карандаши перед тем, как вернуть.
– Как любезно с его стороны, – сказал Линус, подавив порыв погладить девочку по плечику. – Я знаю, ты не хотела его поранить. Но в будущем, прежде чем позволить эмоциям одержать над тобой верх, остановись и подумай, хорошо?
Она энергично кивнула:
– Да! В следующий раз обещаю остановиться и подумать перед тем, как кидать в кого-нибудь стул.
Линус вздохнул:
– Я не совсем это…
Где-то в глубине старого особняка прозвенел колокольчик.
– Печеньки! – радостно выдохнула Дейзи и бросилась к двери.
– Только одно! – крикнула директриса ей вслед. – Не испорти себе аппетит перед ужином!
– Не испорчу! – отозвалась Дейзи уже из-за двери.
Линус прислушался к топоту, быстро удаляющемуся в сторону кухни.
– Испортит, как всегда, – пробормотала директриса, опускаясь в кресло за своим столом.
– Думаю, она заслужила угощение, – сказал Линус.
Директриса потерла лицо рукой:
– Что ж. Вы опросили детей. Осмотрели школу. Убедились, что с Маркусом все в порядке. И, хотя произошел… инцидент со стулом, Дейзи, конечно, не нарочно.
Конечно, не нарочно. Маркус не держал зла на Дейзи и, кажется, был доволен гипсом на своем хвосте – даже попросил Линуса оставить на нем автограф. Линус отказал: это против правил. Маркус расстроился, однако совсем ненадолго. Линус, как всегда, подивился тому, какие дети все-таки стойкие.
– Да.
– Вы, наверное, не скажете мне, что намерены написать в своем отчете…
– Разумеется, нет. Вы же знаете, что получите копию, как только я его подам. Содержание станет вам известно тогда, и ни мгновением раньше.
– Да-да! – поспешно вставила директриса. – Я и не предполагала…
– Рад, что вы понимаете. Департамент, конечно, тоже благодарен вам за понимание. – Линус занялся портфелем, перекладывая содержимое, пока не удовлетворился наведенным порядком. Потом закрыл портфель и защелкнул замки. – Если у вас нет вопросов, я прощаюсь и предлагаю…
– Дети вас любят.
– Я их тоже люблю, – кивнул он. – Я не стал бы работать с ними, если бы не любил.
– Они не общаются с другими… – Она кашлянула. – С другими инспекторами.
Линус тоскливо покосился на дверь. Теперь так просто не уйдешь. Сжимая перед собой портфель, словно щит, он развернулся обратно.
Директриса встала со своего кресла и обошла стол. Он отступил на шаг, в основном по привычке. Она не стала подходить ближе, просто присела на край своего стола.
– К нам приезжали… другие… – сказала она.
– Правда? Это, конечно, неудивительно, однако…
– Они не понимают детей. Не видят их такими, какие они есть, видят только то, на что они способны.
– Детям нужно понимание. Какие у них шансы попасть в приемные семьи, если все будут вести себя с ними подозрительно и боязливо?
Директриса фыркнула:
– В приемные семьи!
– Я что-то не так сказал?
Она покачала головой:
– Нет, простите. Вы оригинальны. Ваш оптимизм заразителен.
– Да, я солнечный лучик, – мрачно произнес Линус. – Ну, если ничем больше не могу…
– Как вам удается? – спросила она. И побелела, как будто испугалась собственных слов.
– Что вы имеете в виду?
– Работать на Департамент.
Капля пота скользнула по его шее до ворота рубашки. В кабинете было жарковато. Впервые за очень долгое время перспектива выйти на улицу под дождь показалась привлекательной.
– А что не так с Департаментом?
Директриса колебалась.
– Я не хочу вас обидеть…
– Надеюсь, что нет.
– Просто… – Она отступила от стола, держа руки скрещенными. – Вы не задавались вопросами?
– Никогда, – быстро сказал Линус. – Какими?
– Что произойдет с таким местом, как наше, после того, как вы подадите отчет? Что будет с детьми?
– Надеюсь, что дети продолжат жить счастливой детской жизнью, пока не станут счастливыми взрослыми.
– Которых государство продолжает контролировать из-за того, кто они есть.
Линус почувствовал себя загнанным в угол. Он не был подготовлен к таким разговорам.
– Я не работаю в Департаменте по делам магических взрослых. Если у вас есть какие-либо опасения по поводу судьбы взрослых, я предлагаю вам обсудить этот вопрос с ними. А меня волнует только благополучие детей, и ничего больше.
Директриса грустно улыбнулась:
– Они не остаются детьми навсегда, мистер Бейкер. Рано или поздно они взрослеют.
– И взрослеют они с помощью воспитателей вроде вас, если, конечно, их не усыновят и не заберут из приюта. – Линус сделал шажок к двери. – Теперь, если вы меня извините, я хотел бы успеть на автобус. Спасибо за гостеприимство. Как только отчет будет подан, вам вышлют копию. Дайте нам знать, если возникнут вопросы.
– Вообще-то у меня уже есть вопрос…
– Отправьте его нам в письменной форме, – предложил Линус с порога. – Будем рады ответить.
Он закрыл дверь и с облегчением выдохнул, услышав, как щелкнул замок.
– Ну вот, старина, – вслух сказал он себе, – теперь она пришлет тебе сотню вопросов.
– Я вас слышу, – сказала директриса через дверь.
Линус отпрянул и быстро зашагал по коридору.
Он подходил к парадной двери, когда из кухни донесся заливистый хохот. И хотя это было против правил, Линус на цыпочках направился на звук. Стены коридора украшали такие же плакаты, какие висели во всех санкционированных Департаментом приютах: улыбающиеся дети под призывами вроде: «Мы счастливы, когда слушаемся воспитателей», «Тихий ребенок – здоровый ребенок» или «Кому нужна магия, если есть воображение?».
Он приоткрыл дверь и заглянул в кухню.
За большим деревянным столом сидели дети.
Мальчик, руки которого поросли голубыми перьями.
Девочка, которая хохотала, как ведьма, – впрочем, именно такое определение ей и было дано в досье.
Девочка постарше, которая умела петь так соблазнительно, что корабли мчались к берегу и разбивались о скалы. Линус испугался, прочитав об этом в ее папке.
Шелки[1], мальчик с меховой шкуркой, покрывающей плечи.
И конечно, Дейзи и Маркус. Дейзи, набив рот печеньем, что-то говорила, указывая на хвост товарища. Маркус, рыжий и веснушчатый, весело ей улыбнулся и спросил, не нарисует ли она что-нибудь на его гипсе своими цветными карандашами. Дейзи с готовностью согласилась.
– Цветок, – предложила она. – Или жука с острыми зубами и жалом.
– О! – выдохнул Маркус. – Жука! Давай жука!
Линус, довольный увиденным, прикрыл дверь. И вздохнул: опять забыл зонтик!
– Надо же, именно сегодня…
Он вышел под дождь, чтобы начать долгий путь домой.