В другом месте
Несколько дней подряд я терпела атаки болезни, поэтому обрадовалась, поняв, что наконец-то в состоянии пойти в агентство. Я более-менее восстановилась, а дорога не требовала особых усилий, поскольку наш офис располагался двумя этажами ниже моей квартиры. Всякий раз, когда я была хотя бы немного в форме, я отправлялась туда, чтобы провести там час или два. Я нуждалась в этом. Пассивность пугала меня. Просто приводила в ужас, надо признать. Я хваталась за соломинку нормальности. Пока у меня остается хотя бы искра энергии, я буду пользоваться ею.
К тому же я любила наше агентство путешествий, ту атмосферу, которую мы создавали с самых первых дней и которая не улетучилась, несмотря на все перемены и появление новых лиц. Очень долго агентство составляло мою повседневную жизнь, нашу повседневную жизнь. Все началось, честно говоря, со встречи с Васко. Изначально агентство было его идеей, а меня он привлек уже к ее реализации. Общее дело сцементировало нашу связь, наполнило новым смыслом нашу историю. Мы были обязаны ему безупречной дружбой, сумевшей пережить развод. Мы с Васко исколесили все континенты, держась за руки, наслаждаясь радостью открытий, вкалывая в поте лица, переживая трудности и добиваясь побед в поисках редко посещаемых туристических направлений. Мы завоевали право гордиться своим успехом. Мы не только много работали, но и веселились как безумные. Энтузиазм, который Васко проявлял во всем, открыл для меня доселе неведомый мир. Я научилась ценить взаимодействие с коллегами и получать удовольствие от встреч с разными людьми. И я окончательно похоронила ту женщину, какой была до этого.
Мы были командой, идеальными партнерами, дополняющими друг друга, понимающими друг друга с одного взгляда, но при этом оставались кем угодно, только не влюбленными. Васко был женат скорее на турагентстве, чем на мне, но это меня совсем не напрягало, и я не расстраивалась из-за нехватки любви, поскольку не была склонна к взрывам эмоций. И вот в один прекрасный день, когда Лизе было семь лет, мы наконец-то осознали, что между нами больше нет желания, страсти, чувственности, нас больше не тянет друг к другу неудержимо. Поэтому мы перестали изображать семейную пару, но позволили расцвести нашей неразрывной дружбе, полностью лишенной сексуальной подоплеки. Дочерью мы были обязаны лишь вполне естественному пылу начального периода. Но пыл этот быстро угас. А в остальном мы были неразлучны и совершенно не способны оставаться вдали друг от друга или даже на секунду заподозрить, что один из нас двоих может уйти из агентства.
Мы продолжили работу, наш бизнес развивался. Агентство было нашим вторым домом, мы отдавали ему все силы, всю энергию. Оно было самым важным после Лизы. До последнего времени его будущее представлялось нам вопросом жизни или смерти. И сейчас я была в этом убеждена, вопреки своему состоянию. Но приходя туда, я отдавала себе отчет в том, что теперь я всего лишь статистка. Да, так сложилось, но я испытывала удовлетворение от того, что вместе с Васко создала такую симпатичную компанию, от улыбок коллег и от общения с нашими партнерами в разных концах света.
Когда я переступила порог, у меня закружилась голова, но, к счастью, это осталось незамеченным, как, впрочем, и само мое появление. Не стоит провоцировать панику в войсках. Прислонясь к стенке в прихожей, я наблюдала за кипучей деятельностью в конторе. Коллеги расхаживали по офису, вели переговоры, прижав плечом к уху телефоны, с большими папками-планшетами в руках. Здесь были Васко, вся наша команда, а также новая сотрудница, приглашенная мне на замену. Они готовились к утверждению каталога на следующий год. Каталога, результатов работы по которому я уже не увижу. Почему я не подумала об этом раньше? Наверное, потому, что у меня были другие заботы… А ведь я усердно трудилась над ним. Я вспомнила, как всего несколько месяцев назад вместе с дизайнером готовила первый вариант макета, писала тексты о наших новых турах в края, которые отыскал и посетил Васко. Я не узнаю, завоюют ли недавние находки тот успех, на который мы рассчитывали. Не услышу, как Васко завопит от радости, когда удастся выйти на новые рынки или же когда очередная гостиница заполнится на сто процентов. К этому моменту меня уже не будет.
Со мной такое случалось редко, однако сейчас меня накрыл внешне никак не проявившийся, но яростный прилив злости. Хотелось бы найти силы, чтобы с размаху шарахнуть, неважно по чему. Мне бы подошло что угодно. Но сделать это не получится.
Все кончено.
Смерть – мерзкая штука.
Я двигалась по офису, и никто не обращал на меня внимания. Я уже ушла. Они отвыкли от моего существования, у них имелось собственное. Они продолжали жить. Я исчезала. Я их видела. Они меня – больше нет. Зачем интересоваться моим мнением по тому или иному поводу? В отличие от них, у меня нет будущего.
Я разрывалась между противоречивыми желаниями. Больше всего я хотела, чтобы остальные сумели жить без меня, и в то же время меня не устраивало, что они дожидаются моего ухода, чтобы продолжить свой путь. Это было слишком больно. Я стала прозрачной, невидимой, а это неестественно и несправедливо. Разум бунтует, хочется заорать: “Я здесь, не забывайте меня! Еще не сейчас! Не так сразу!”
Но я не имела права. Не собиралась навязывать им мысли о том, что они продолжают жить и потому виноваты передо мной.
Никто не должен мучиться виной за то, что живет. Человек обязан получать удовольствие от жизни, наслаждаться ею.
Снова и снова.
Меня постепенно окутывала черная пелена. Я превратилась в тень.
Мне никогда не приходило в голову, что тень может страдать. Выходит, я ошибалась.
Я сидела за своим столом, дверь в мой кабинет была открыта, я наблюдала за тем, как сотрудники нашего агентства живут, работают, подшучивают друг над другом, радуются результатам. Без меня. Для меня больше не осталось места.
Этот вывод упрощал мою задачу, как и задачу Васко. Я лишь опережала его на шаг. Я не планировала устраивать отвальную. Я не переходила на другую работу, а умирала. Пакуют ли в таких случаях вещи? Возвращают ли ключи? Способна ли я, впрочем, на это? Понятия не имею. Должна ли я после своего ухода оставить эгоистичный след? Чтобы напомнить им всем, что это я вместе с Васко создала агентство. Что он не в одиночестве ввязался в эту фантастическую и увлекательную авантюру, занявшую значительную часть моей жизни. Или я должна полностью самоустраниться и стереть мельчайшие следы своего присутствия?
Я всегда любила уходя оставлять за собой порядок. Поэтому я занялась разбором вещей, насколько это было в моих силах. Других дел у меня не было. Мне больше ничего не поручали, потому что было неизвестно, доведу ли я что-либо до конца. Страницы досье, к которым я не прикасалась в последние недели и которыми давно занялись другие, полетели одна за другой в корзину для бумаг. Самые важные и конфиденциальные материалы в конверте с надписью “Васко” отправились на стеллаж. Когда придет время, он сообразит, что с ними делать. Я не поддалась искушению заглянуть в них – не хотелось рисковать, вдруг я углублюсь в содержание или начну перебирать чудесные воспоминания, которые ослабят мою решимость покончить со всем раз и навсегда.
Самая символичная часть уборки: снять со стен фотографии. На них – наши путешествия и партнеры на местах. Я с ними. Я с Васко. В форме. Живая. Пусть делают с этими фото, что хотят. Меня это больше не касается. По крайней мере, они больше не будут натыкаться на мое лицо, заходя в эту комнату. Я превратилась в режиссера своего исчезновения. Стирала себя из их воспоминаний. Мое тело среагировало на это по-своему. Навалились боль и тошнота, с которыми я не могла справиться. Организм противился моему намерению. Но ему не победить. Не сейчас. Еще не сейчас.
– Что ты делаешь, Мадлен? – спросил Васко. Я не заметила, как он оказался рядом.
Зажмурившись, я глубоко вдыхала и выдыхала, чтобы прийти в себя. Только бы он не догадался, как мне плохо.
– Освобождаю кабинет, – с вызовом ответила я.
Он удивленно и недовольно нахмурился.
– С какой стати?
Я отрешенно ухмыльнулась.
– Я ухожу.
– Нет! – выкрикнул он.
Мне вдруг стало жарко, накатило изнеможение.
Я рухнула в кресло.
– Нельзя так долго держать в кладовке твою новую компаньонку, – устало объяснила я.
– Нашу новую компаньонку!
– Васко, прекрати, пожалуйста. Она твоя компаньонка, а не моя.
Его лицо исказилось.
– Никаких “пожалуйста”! Ты не уйдешь! Я не позволю тебе! Это твой кабинет. Никто, кроме тебя, никогда не займет его.
Он схватил мои аккуратные стопки документов и раскидал их по столу. Вскрыл адресованный ему конверт. Листки разлетелись по кабинету. Включил мой компьютер. Порылся в корзине, вытащил и распрямил бумаги, смятые в комки несколько минут назад. Я позволила ему сорваться, никак не реагируя. Он вправе избавиться от груза, давившего на его плечи. Моя заместительница – отличная специалистка, но на меня не похожа. Ему придется научиться работать по-другому. Но пока я здесь, и он, как привык это делать, с увлечением рассказывал мне обо всем, что происходит в агентстве, и интересовался моим мнением. Васко терял свои профессиональные ориентиры, а ведь он привык все контролировать, полагаясь при этом на то, что я всегда буду рядом. Как тут не вспомнить и о самой большой ответственности, которую ему предстояло нести. Я имею в виду нашу дочь. Как же ему, наверное, страшно очутиться один на один с ней и делать все, чтобы помочь ей справиться с моим уходом. Звучит ужасно, но мое положение комфортнее, чем его. Скоро у меня не останется никаких забот. И напротив, мужчина, которого я люблю, согнется под их тяжестью. Я даже представить себе не могла ураган, который обрушится на него.
Когда Васко обнаружил стопку фотографий в рамках, это стало последней каплей: он с трудом справлялся с нервами, развешивая фото на прежние места, торопясь вернуть все в нормальное состояние. Одна рамка сорвалась и упала, стекло разбилось. Мы долго-долго не могли оторвать глаз от того, что осталось от снимка, на котором мы были вдвоем на заре создания нашего агентства.
– Черт! – взорвался Васко.
Он подавил рыдание и с размаху ударил кулаком по стене.
– Зачем ты это делаешь, Мадлен? У тебя еще есть время… Прошу тебя…
Его напряженный голос подтвердил мою догадку. Он был на пределе. Я собрала последние силы и встала. Холодный пот покатился по спине, выступил на лбу. Я положила ладонь ему на плечо и заставила посмотреть на меня. Посопротивлявшись несколько секунд, Васко сдался.
Мы оба были одинаково растеряны.
Никого не учат, как правильно умирать. Мне не достанет извращенности, чтобы добавить “к сожалению”. Но в моменты, подобные этому, учебник был бы не лишним. Неужели я все делала шиворот-навыворот? Считала, что окажу Васко услугу, позаботившись о том, что будет после меня, а в результате только нанесла ему удар. А ведь я была уверена в своей правоте, хотя, конечно, в моих действиях присутствовала и доля эгоизма.
– Смешно дожидаться конца, чтобы уйти, – мягко сказала я.
– Ты еще здесь. Почему ты хочешь лишить себя этого?
– От меня никакой пользы. И я не хочу, чтобы мне об этом напоминали всякий раз, как я сюда приду.
– Неправда! Ты нужна мне!
– Ошибаешься. Я для тебя обуза, я обуза для всех вас… В этом кабинете должна сидеть твоя новая компаньонка, а не я. Если она будет ждать, пока я… короче… ждать, чтобы перебраться сюда, она этого никогда не дождется. Знаю я тебя, ты способен превратить этот кабинет в мавзолей.
Он грустно засмеялся, не сумев ничего возразить против той правды, которую я только что выложила. Время бежало, и постепенно его лицо перестало выражать готовность заставить меня изменить решение.
– Обещаешь, что будешь приходить, когда захочешь? – в его голосе была мольба. – Позволь мне верить, что ты снова перешагнешь порог агентства.
– Даю слово.
Он прильнул к моему лбу долгим поцелуем. Я боролась со слезами. Только что я дала обещание, не имеющее никакой ценности. Перед смертью можно пообещать что угодно, хоть луну с неба и златые горы, это ни к чему не обязывает. Можно поиздеваться над собой, растоптать свои клятвы, но с последствиями дело иметь не придется. Мне это было известно. Как и Васко. Но он потом вспомнит, что я хотела вернуться.
– Мне осталось только убрать бардак, который я устроил.
– Иди работать, Васко, тебе надо закончить каталог, а здесь я сама все разберу.
Он поймал мою руку и крепко сжал.
– Они прекрасно справляются без меня. Позволь мне не уходить. Мы должны сделать это вместе.
Мы превратили уборку в рабочий процесс. Я предоставляла ему информацию по некоторым документам, он просил меня что-то объяснить. Мы обсудили его новые проекты, его поездки, более-менее запланированные с учетом “моей ситуации”. Я убеждала его взять с собой Лизу, он ответил, что подумает. Я не настаивала. Рассматривая фотографии, мы оба временами взрывались смехом. Накатывали воспоминания, и я принимала их – ради него, ради себя. Ради того, что мы пережили вместе.
Шаг за шагом мы восстанавливали нашу историю.
Это причиняло боль.
Это было приятно.
Васко унес в свой кабинет все, что счел нужным, остальное вернулось в мусорную корзину. Он развесил все фотографии из моего кабинета в коридорах агентства. Кивком пригласил меня выйти и оценить результат. Я изо всех сил пыталась справиться с эмоциями. И он тоже. Я почувствовала, как он сдавливает и мнет мою ладонь, и мне все стало ясно. И все-таки я не исчезну отсюда окончательно. Я осталась на стенах, улыбающаяся, сияющая, путешествующая. Они вспомнят, что моя профессиональная жизнь была богатой. В душе я посылала всем благодарности за то, что никто не подчеркивал значимость происходящего.
Вдруг ногам стало тяжело удерживать тело, меня все сильнее шатало, Васко крепче обнял меня, положив руку мне на спину.
– Проводишь меня домой? – прошептала я. – Хочу отдохнуть, пока Лиза не вернулась с занятий.
– Если ты готова, пойдем.
Я послала всей команде воздушный поцелуй, старательно улыбаясь, потом, не оборачиваясь, пошла к выходу. В последний раз.
Несколько минут спустя Васко помог мне лечь в постель, сунул телефон под подушку, на всякий случай… потом осторожно поцеловал.
– Я люблю тебя, Мадлен.
Я погладила его по щеке и ласково улыбнулась.
– Я тоже люблю тебя.
Он выпрямился и молча покинул мою квартиру, не оглянувшись. Он не увидел моих слез.
Только что завершилась глава моей жизни.