Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ - читать онлайн

Волосы липнут к шее, источаемый кровяной сок от кишок неизведанного животного сделал мою одежду и кожу невероятно липкой, а я и думать забыл, насколько это важный фактор в мире физическом. Керамику ванны слабо украшает жуткий налёт, оставшийся от не так давно стёкших сюда капель, из-за проведённого убийственного обряда. Это не человечье, нет. Сбрасывая с себя отвратные органы, я заметил, что в каше из мяса покоится жалкое свиное рыльце. Столько грязи от одного маленького существа. Расправа над животным – не это ли уже начало каких-то новых испытаний? И чует моё сердце, приятными ответы Ориона не будут, если он вообще посчитает честью ответить.

Из-за этой странной манипуляции с моим телом, между нами появилась некая связь. Я чувствую его состояние, каким тот оставлял меня здесь: подавленным. Ощущаю, где он, возможно, может находиться. Меня тянет в определённую сторону, даже есть риск, что сорвусь вот так легко: убежать отсюда и идти, куда ноги унесут, где все мои ответы. Но я не стану, слишком просто. И так повёлся, каждому тут верю, и каждый выставляет из меня дурака. Майк столько от меня скрывал, а не скрывает ли он большее? Орион столько мне обещал, но не выполняет обещанного. Шин… у неё вообще другая жизнь! Она вообще не та девушка, которую я всё это время знал. А возможно, что и вина тут только у того, кого найти сейчас стоит золотой монетки. На то я и сын своего отца, он, Айдан, учил меня не обманываться в людях. Поступать с ними начистоту, даже если те двуличны и не питают ко мне особой любви и милосердия. Кто же тогда будет хранить истину, кто будет оставлять ситуацию в виде начальном?

Всё, что я знаю, это три правды. Первая: Орион обещал помочь мне при любой опасной ситуации, он сделался моим хранителем. Вторая: по происшествию нескольких преображений, во мне был замечен потенциал, мне был обещан ход в иные грани реальности. Третья: в мире физическом я и мои близкие подвержены опасности из-за подобного. Иными словами, я открываю для себя то, что не заслужил. Я не упражнялся в медитациях, не изучал нужную литературу, не путешествовал, познавая культуры других стран, более всего приближенных к данной тематике. Признаться, и мыслей моих не было, что в один день произойдёт такая смена собственных приоритетов. Все мои желания, все стремления… В один миг, всё позабылось. Обменивая свой потенциал на это, во мне исчезла искра создавать технологии и проектировать что-либо. Теперь все эти материальные ценности кажутся для меня лишним и пустым хламом, только забивающим мою голову, отклоняя от истинных знаний и побед. Воссоздавая иллюзии на основе чужих разработок, мой успех моральным образом в гору не пойдёт. Обманом смогу, но какой толк без интереса, без страсти к воссозданию неизведанного?

Шум воды всё бил по перепонкам. Руки, шея, лицо – освежил и очистил я все, что нужно было, а в махровое полотенце погружал щёки с неизведанной ранее радостью. Быть живым, в своём обличии, наслаждаться изгибами своего собственного тела, своим дыханием. Даже то, как слабо побаливали мышцы на стыке шеи и спины – я наслаждался с первобытным возгласом внутри себя самого. Да, кричать хотелось. Громко-громко, чтобы по кафелю прошла звуковая волна, чтобы на кухне затрещали бокалы с соответствующим для них звуком. Я знаю, что в любую минуту останусь вне свободы выбора: где мне быть, с кем говорить, что делать. В висках крутит, глаза сдавливает, отчего, от этих смешанных чувств, они наполняются не слезами, но влагой. Я так счастлив, быть дома чудесно… Притвориться, что ничего не будет, если подожду здесь ещё чуток, не разбирая, какого же лешего всё-таки происходит с моей жизнью, с судьбами остальных.

Достаточно было, похоже, в себя я уже пришёл (если это не прозвучит слишком усердной игрой слов). Размышляю по делу, но сперва, пойду лучше переодеться во что-то чистое и… менее пропитанное жертвенным соком. Кровь, пот и слёзы – адская смесь. Так пахнет погибель, в этом я был уверен.

Обернувшись к двери, я останавливаюсь принять запрос на входящий звонок. На ухе оставался прибор, созданный со времён школьного проекта. Та самая работа над поисковым помощником, над голограммами живых людей. Появилась мама. Я слегка улыбнулся, но также быстро опешил, вспоминая о недоработке данной функции: на этой стадии разработки просто невозможно, чтобы она вот так являлась ко мне чёткой голографической картинкой. Она говорила, что рада видеть меня, что хочет услышать мой голос, что волнуется и очень скучает по мне. Я понял, что это был обман. Видеозапись, так нелепо подсунутая мне в виде звонка. Отозвав вызов, удивление лишь увеличилось. Кивики, как безликий помощник без голоса, но с навигацией в любом деле и вопросе, не представал передо мной в форме альфа-версии, а был завершённой моделью моего хранителя в полный рост. Горделиво вздёрнутый подбородок, невесомые черты лица, в особенности простота надбровной дуги вызывала спокойствие по отношению к самоуверенной и дерзкой улыбке. Он был особенно красив, да и шарм из-за перьев у него точно возникал. Я не испытывал ничего сейчас, кроме шока и даже страха, отчасти. Так легко и просто, будучи мной, Орион смог разобраться и завершить всё то, что я бросил перед путешествиями.

“Включён режим автоматического оповещения. У Вас одно новое голосовое сообщение, – проекция будто была спрограммирована на последующие жестикуляции, то, как всё это сопровождалось звуком, просто не могло оставить равнодушным. – Доброго дня тебе, Йован. Скорее всего, ты был в опасности, раз сейчас слушаешь это. Или, быть может, мне стало очень дурно там, в капсуле искусственной жизнедеятельности. Может я даже не в этом мире больше или же просто очнулся от своего бесконечного сна путешественника. Я хочу сказать, я в восхищении. Ты такой способный ученик, почти превзошёл меня, едва успев начать. Так что ты можешь посетить Предел, время твоё пришло. Хотел бы сказать, до скорейшей встречи, но…”, – запись оборвалась, сделано это было специально. Как будто ничего не поменялось на самом деле, ведь наставник был неотличим от голограммы. Так же, как яркое воспоминание, которое стоит за моей спиной, мешая ступить дальше этим своим обеспокоенным голосом. Выражение лица безразлично, но умиротворённо, несмотря ни на что. Пальцы, холодные руки, отвратительнейший запах страха и пролитой крови живого существа. Мне так дурно, когда слышу своё имя с его уст. Я боюсь его, даже астрального. Кажется, скоро мне придётся испытывать одну лишь ненависть. И эти тонкие пальцы, пробежав по плечу, как по клавишам пианино: оборачивают меня, я даже чувствую, как энергия уходит из тела. На что только не идёт, чтобы хоть миг ощущать себя в контакте с миром физическим. Отдёргиваю руку, даже скалить зубы пытаюсь, но по ошибке тут же понимаю, что они у меня слабо стучат друг о друга. Невыносимо, какой же он сейчас страшный! Призрачный образ его… Эта тонкая кожа на лице просвечивает то вещество иссиня-серого оттенка, что и держит его между мирами. Где-то там, в капсуле. Где-то… просто где-то. Даже капилляры глазных яблок видны и окрашены тем же веществом. В нём вообще осталось хоть немного чистой крови?

– К чему все эти вступления? Просто расслабь дыхание, можешь присесть, можешь ходить по комнате. У меня не так много времени осталось, ну… – Он отходит на шаг назад, чтобы загнуться в коленях и испугать меня внезапно потёкшим призрачным веществом прямо изо рта. Он не кашлял, оно просто бесконтрольно текло с губ, просачивалось меж зубов при разговоре. Я видел кошмар наяву. – На это невозможно смотреть, верно? Не нравится, высокочестивый? Насколько ж разборчивый ты попался. Отвращаю тебя? Да как смеешь? Ава Мария, моё тело умирает. Там, в неизвестности. Я чувствую, что твои друзья знают где, но мне никто не расскажет, никто. Они боятся меня. Другие лишь делают вид, что чтят, пусть память и возвращается ко мне слишком медленно, но ненавистью объяты сердца каждого из них. И моя миссия вспомнить, почему, – Орион улыбался во все зубы, каждый из которых очертила эта зловещая картина, мне опять хотелось опустошить желудок и смотреть в сторону. Но я терпел это зрелище, поскольку должен знать, что происходит. Не сказал бы, что проснулась жалость во мне, но что-то подобное ей заглушило всё остальное, отчего речь Майка просто выпала прочь из головы.

Взяв своё полотенце, был готов им пожертвовать, чтобы только помочь хранителю привести себя в порядок. Встаю на носочки, тянусь к его лицу, но не получается. Это не его душа такая, не образ. Он просто пытается увидеть, где же находится. Вот и показывает мне… какой на самом деле в нашем, физическом мире. Похоже, что отторжение препарата пошло. Телу явно достаточно этой химической смеси из непонятно чего.

Полотенце так и проходит сквозь, вызывая дикую насмешку надо мной у лица напротив. Она так дерзка была, что заставила ступить назад в банальном испуге:

– А ты думаешь, я бы сам не справился, даже будь то на моём контроле? Как грубо с твоей стороны кидать мне подачки, а ведь ещё пару минут назад ты рад бы был такому повороту событий, не правда ли?

– Я всего лишь хотел помочь.

– Помочь призраку, Йован? – исчезает прямо перед глазами, тут же появляясь со спины, а в ухо этот шёпот. – Да я бы лишил сейчас кого угодно жизни, чтобы хоть на секунду сделать вдох. Но не бойся, рыжее пёрышко, я ничего не сотворю с тобой. Ты ведь теперь и так согласен выполнять что угодно, потому что времени больше не осталось. Не в состоянии объяснить, я… Не помню, как происходящее может быть моей заслугой. Попытайся узнать, причём тут этот, malbona sango1, Райан и что меня связывает с семьёй Джеральд.

– Серьёзно, я тебе мальчик на побегушках? Твоя память, а дело моё? Ты хоть защищать меня пообещал бы! Этот Райан настоящий монстр нечеловеческого происхождения! Хоть видел, видел, какие зелья он там у себя хранит? А какой у него домашний медведь, а? Представить боюсь, если он уже знает про… – Убедиться, что я давно как ругаюсь в стенку, пришлось не сразу. Вот уж странная привычка – ёрзать кругами по комнате во время разговора. Стало тихо и только теперь пришлось услышать, как, в смешанных чувствах, рваными мольбами, в груди бьётся обеспокоенное, непокладистое сердце.

Жёлтая плитка с рисунком мелких белых цветов, гигантский чёрный холодильник, больше напоминавший мне туристическую будку для круиза по космосу, а также прямоугольный чёрный стол с жёлтой скатертью и закруглёнными углами. Мама читала яркую книгу, от которой пахло старой замшей и кремом для прогревания спины. Похоже, дома была бабушка, иначе, откуда в доме такое древнее издание? Бумажные книги я видел… раз пять за жизнь? Теперь это что-то вроде антиквариата, скажем, не то, что нужно читать без перчаток – жёлтые страницы выглядят, будто вот-вот рассыплются в руках читающего. Мама носит линзы, отчего в подобные моменты эти штуки (с научным названием не знаком) проецируют слабое голографическое поле цвета её радужки – серо-голубого. До сих пор не понимаю, каким образом работает этот процесс. И весь толк в том, что считывание информации с одной страницы происходит в три раза быстрей обычного чтения. На экзаменах, правда, за такое можно и схлопотать: не всем по состоянию позволить себе что-то подобное, а условия ставят равные. В любое другое время примочки никто не запрещал. Но тут мама поднимает на меня свой взгляд, будто прочитав что-то нехорошее в выражении лица, да и в одежде, в целом:

– Где бы ты ни достал эту “Психологию взаимоотношений”, признаюсь, давненько я не уделяла внимание чему-то, откровенно, познавательному. Не могу оторваться.

– Я, честное слово, спешу.

Мама не была против, но одарила меня этим обеспокоенным взглядом родителя, которого не посвящает ребёнок в проблему или просто в ситуацию. При всей своей любви, я не хочу, чтобы за меня кто-то переживал. Она будет только и делать, что волноваться всё это время. По логике понятно, как это нелегко: отпускать в неизвестность своего единственного ребёнка. Не будь я так обеспокоен этим и сам, давно бы спросил о главном. Почему папа отказался от наследства своих родителей? Почему мы носим чужую фамилию? Чем всегда так недоволен отец, когда дядя Аарон поблизости? И нужно ли мне, в самом деле, знать все эти фамильные секреты?

Я иду молча по лестничной площадке, спускаюсь на улицу, не поднимая глаза вверх. Всматриваясь вглубь и вдаль, неизвестную, несуществующую, по мембранам проходит волна оглушающей тишины, прервавшейся в то время, когда пальцы ослабевают, а внутри отдаётся страхом и скрежетанием зубов. Как сильный сквозняк способен перелистнуть страницы книги наперёд, так и моя жизнь оказалась слишком далеко от той страницы, где остановился мой разум.

Я готов. У нашего дома остановилась грузовая фура. Внутри, закуривая сигарету, отдыхал натруженный долгими перевозками водитель. Ремень безопасности был снят с плеча, а левую руку слабо пригревало ленивое солнце нашей непостоянной весны. Я остановился и смотрел на него, прямо перед спущенным окном, через которое на чистую дорогу мужчина стряхивает старомодный и вредный здоровью пепел сигареты. Когда в последнее время я их видел? Наверное, вот их как раз второй раз за жизнь. Общество перешло все рамки и границы. Настала эпоха голографических примочек, что даже вредные привычки стороной не обошло. У этого человека, возрастом старше сорока, возможно не хватало денег на новейшие устройства, не вредящие здоровью. Медленно, но верно, а любовь к завершению своей жизни отнять нельзя.

Подхожу ещё ближе, поворачивается в мою сторону, спрашивая, к чему это я такой любопытный, но здоровается со мной, делая вид, что заинтересован в разговоре. У меня на это времени больше нет. Смотрю через стёкла его солнцезащитных очков, пытаюсь сделать невероятное. На меня начинают падать скверные слова с элементами смеха и издёвки, мол, сумасшедший. Да, если я уверен в том, что это сработает, пожалуй, стоит с ним согласиться. Глаза, как известно – зеркало человеческой души. И я хочу это зеркало обернуть в ответ, создав коридор между нами. Как только сделать подобное без химии веществ Ориона? И тут меня озаряет. Каждый раз, когда я очухивался в новом теле, каждый раз было это ощущение. Доверие. Люди доверяли свои физические оболочки, не спрашивая, кто я. А я не боялся узнать, кто такой и чем полна жизнь в данном теле – надо было просто поддаться течению, как рыба, существо, что мыслит на очень низком, инстинктивном уровне. В ушах зазвенело, а я закрыл глаза и уже знал, что увижу перед собой, когда их открою. Вместо того чтобы посмотреть опять перед собой, внутри всё сжалось, на грудную клетку пришлось большое невидимое давление, и я больше не мог нормально дышать. С ощущением, будто кусок невидимой оболочки вырывают, но не с физической болью, я почувствовал полную опустошённость в районе спины, словно хребет был вырван сильным и резким движением. Глаза открываю, но вокруг только яркий свет. Искры красного и синего превращаются в туманные блики, ноги не ощущаются вообще, да и нужны ли ноги, когда ты что-то, совершенно отдельное, иное и не поддающееся описанию с физического плана понимания мира? Вот он и есть я, а все проблемы, обременяемые моё сознание – они просто ничтожны в сравнении.

Долго это не продляется, поняв, что до избавления мне ещё далеко, возникает чёткое ощущение рук, крепко схвативших что-то, ноги расслаблены, но шея натружена. Ужасно болит, казалось, вставленный как в пазы назад позвоночник. Грузное тело, неприятное, неудобное сидение, но вполне себе терпимое покрытие руля. И я понимаю, что только что сделал это невозможное. Видеть пальцы такими большими, когда ощущаешь свою душу крохотным сгустком энергии, без этих премудростей – людская жизнь, получается, в самом деле, состояние, когда ты оживляешь телесный сосуд. Пальцы были похожи на сардельки, от них струился запах сытного ланча, а внутри, в желудке, ощущалась недавно выпитая газировка. Угх… не так и противно, как могло бы быть, но это всё-таки чужое тело.

Когда я начал уже шевелить глазами и головой, как своими до этого, понял, про что забыл. До этого случая я не придавал значения, куда исчезает владелец тела, но сейчас, когда Орион больше не хочет быть ответственным за происходящее, куда исчез другой? Выскакиваю моментально, хватаю на руки, как бы так сказать, своё собственное тело, слава богу, не повалившееся кубарем на асфальт после моего нестандартного переселения. Странно ощущать себя артефактом, живым примером способностей духа. Пальцы дрожат переносить такой ценный груз… А в то время этот живой, но опустошённый сосуд расстилается по грубым рукам, словно мягкий пластилин, отчего, не боясь и секунды выглядеть глупо или неподобающе, я заношу тело в кабину, удобно устроив на сидении рядом. Пристёгиваю ремни безопасности, глубоко вдыхаю, начав тут же откашливаться с отвратительного ощущения табака во рту. Да уж, то ещё дыхание у этого мистера. Разминаю плечи, кисти – всё, чтобы только прийти в спокойное состояние духа. Свернув журнал-голограмму, я нехотя и с опаской тычу им в рыжие завитки волос, слегка хлопаю по щеке, даже по голове прохожу кратким ударом, лишь бы убедиться, что душа мужчины также осталась в его теле, просто подверглась летаргическому забвению. Как же неприятно самому себе причинять подобный дискомфорт. Уж нет же во мне охоты заниматься самоувечьями. Я не мог сконцентрироваться, как только пришла полная ясность ситуации и происходящего вокруг, стали дрожать руки, колени, всё это большое и мужественное тело исходило в напряжении. Только вот… Хоть на миг, хоть на секунду, но в голову даже не приходила эта страшнейшая идея, что когда-нибудь придётся разделять компанию с тем, кого привык считать за себя самого. Имею в виду, моё слабое тело, висящее на этих ремнях безопасности неживой куклой. Насколько же сейчас страшно смотреть по правую от себя сторону, признавая все эти факты. Катастрофически пугаюсь, что не смогу вернуться назад или, что хуже, умру, загубив чужую жизнь. И не важно, сколько мне лет, молод я для такого или стар. Я просто измождён одной мыслью, что придётся сесть за руль и нести ответственность всё снова и снова, за всех, кто встретится на дороге. В обычной жизни точно так же, но я в это время выпускник, а не водитель грузовой машины. Так, Йован, нужно собраться. Не делай резких движений, держи руль как можно осторожней. Тут же автоматика, ну пожалуйста, пускай будет она… В такой момент в мыслях только и располагают к себе фразы, вроде: “Да как же так, что летающие машины до сих пор такие дорогие?”.

Я мог просто попросить, не нужно было забирать чужую энергию. Не обязательно вампирствовать, чтобы добиваться желаемого. Мне кажется, что я поступаю как самый настоящий трус. И нет тут оправдания, что миссия на меня упала невообразимого характера, я просто не могу повернуть этот ключ, завести машину и нажать на педаль. Нет, не так. Я не могу сделать это просто так. Мы все равноправны, даже Орион спросил разрешения перед тем, как обменяться состояниями. А что происходит сейчас? Я так не могу.

Наполнив собственное сердце жизнью вновь, безумный взгляд водителя встречается с моими медленно открывавшимися глазами. Его лицо вытягивается в страхе.

– Ха-ха, как Вам мой фокус, мистер? – к слову, фокус мой оказался настолько потрясающим, что на дорогу меня просто выпихали с криком “изыди, дьявольщина”. Меня это не оставило стоять равнодушным, высказывания так и посыпались вслед. – Мистер, да как Вам не стыдно, Вы бы знали, чего это стоило! Не смейте уезжать без меня! – но… а что я могу? Ведь все фразы и старания оказались пустыми, меня никто не собирался подвозить. Майку всё хуже, Шин как была потеряна из моего сознания, так и осталась, а тот, кто стоял на моей страже, отказался быть рядом. Верней… Мы к этому добрались. Я просто буквально не знаю, что мне дальше делать.

Тот самый момент, когда ты не можешь доверять никому свои мысли. Ты надеешься, что твои близкие окажут понимание, но всё летит кувырком, без разбора даже того, как вообще приземлиться на твёрдую землю. В мыслях, я уже преодолевал заснеженную дорогу меж тенистых елей, со смехом, спотыкался о выступающие корни на склоне, по которому забирался выше, к нужной мне цели. Галлюцинацией, дикий зверь совсем неподалёку копошился в кустах, а я щурил глаза от белоснежных вершин, открывавшихся полю зрения вдали. Как бы глупо ни прозвучало… пойду вытащу карманных на такси. В любом случае, я оставил дома куртку с шапкой, надо быть готовым ко всему.

Проходя ко входу, в переулок вдруг зазывает чей-то слабый голос. Поворачиваюсь и тут же доверительно иду навстречу, в тень массивного дерева, к серым стенам домов.

– Извините, вы случайно не Йован Кугуар? – ко мне подкрадывается девочка лет десяти, ростом чуть ниже уровня моих плеч, а лицо белоснежное, даже сказал бы, больное на вид, будто она сидит взаперти и никогда не выходит на солнечный свет. Волосы не видно за капюшоном чёрной кофты, они спрятаны надёжно, одно лишь лицо с острым носом маленькой формы приветственно открыто такому незнакомцу, как я. Киваю в ответ, наивно спрашивая, как к ней обратиться по имени, и почему она знает меня. Девочка тут же снимает капюшон, переняв весь испуг и всё внимание на то странное, что я не заметил прежде. Прямые, очень длинные волосы тут же рвут слабую резинку, коей они оставались завязаны. Из-под них лезут четыре длинных суженных отростка, и всё этого восхитительного, серебряного оттенка, как дельфинья кожа. Два ближних, походя на щупальца, с силой хватают меня за горло и упирают в стену дома, отрывая ноги от асфальта. Не могу кричать, не могу спросить даже, только прохрипеть жалкое “не надо”, а она и так ничего со мной делать не может и не хочет, просто заткнуть, чтобы не кричал. В переулке нас совсем не видно, тут темно и сыро, дело близится к вечеру, а людей на улице, чтобы поймать и отследить – никого толком нет, это ведь спальный район. Время убийственно замедляется, я пытаюсь пошевелить руками, но я их не чувствую, нет никакого ощущения надвигающейся смерти, нет ощущения шока, только дикий животный страх, она мне не смотрит в глаза, но глаза её наполнены чем-то нечеловеческим. Глазные яблоки серые, а радужки ярко-красного цвета.

Я понимаю, что это невозможно, но замечаю что-то знакомое во всех чертах этого… некто. Громкий звук, что проронил я от страха и сжатия горла, будто выдавил из меня душу, отчего сейчас эти пять секунд запомнятся ещё на долгое, долгое время. Если я, конечно, останусь жив.

***

Кто-то громко причитал над моим телом. Вокруг был топот, хлопки в какой-то плоский предмет. Кто-то прыгал вокруг меня, пока нос вдыхал странный сухой воздух, разбавленный резкими, пробуждающими аромомасленными нотками. Причитания были горловыми, какие обычно используют при молитвах, но совсем не того характера, скорей, это было колдовство. В ушах будто речные потоки бьют, когда на самом деле это человек, прыгающий над моим распластанным по полу телом, стучит палкой с намотанной серой тканью на конце о небольшой инструмент, одновременно похожий и на бубен со свисающими шариками, и на барабан, самим звучанием. У меня не было всё в порядке с историей музыкальных инструментов, так как я знал только понаслышке, но в голове крутилось что-то про тамбурин. Наверное, ритуальная вещица. Голос был восхитительный, лишь немного женственный местами из-за слабого звучания. Я очнулся окончательно, когда в нос попал пепел неизвестного происхождения. Пение не прекращалось, танец с подпрыгиваниями и притоптываниями – тоже. Только громче стал, только ожесточился. В итоге, когда я перевернулся на спину, чтобы поприветствовать непонимающим взглядом того, кто это всё проделывает, на меня посыпалось ещё больше пепла, смешанного как из двух разных зол. Меня будто водой облили: почему-то эти действия заставили меня ощутить, будто я плыву куда-то вдаль по спокойному течению… Что это было?

Завершая свой ритуал, шаман сел передо мной на колени, склонил голову, победно ударив в этакий бубен, да в окончание своей песни, таким яростным, словно прочищающим уши звуком “пхат”, прогремел на всё помещение. Я подпёр локтями пол, уже не обращая внимания столько на пыльную одежду, сколько на самого человека. Райан был, словно ветер: бушевал вокруг меня и вдруг резко успокоился. На нём не было одеяний, свойственных тому, как он только что колдовал, а просто какие-то невзрачные серые штаны, мешковато свисающие, вправленные в носки. А на теле мягко сидел тёмно-зелёный пуловер. В глазах заметны полопавшиеся голубоватые капилляры, а сам взгляд больше сосредоточенный, чем приветственный. Но, вдруг блаженно улыбнувшись, мне была протянута рука помощи, чтобы дать возможность привыкнуть снова стоять на ногах и ощущать себя живым.

– Мне очень приятно, наконец, узнать тебя в лицо, Йован. Все мои мысли в последнее время, ну, не считая этих двух дней… Эм, были сосредоточены на этой встрече. Я представлял, как пожму вот так тебе руку, обниму, как брата, положив начало новой дружбе, прямо перед солнечным взглядом Шин, но… Я… – Райан отворачивается, чтобы я ни в коем случае не видел того чувства, что он пытался скрыть по отношению текущего хода дел. Говоря прямо, это была и злость, и горечь одновременно. – Я кое-что приготовил, нельзя начинать разговор, пока я не угощу гостя, как подобает традициям. – Не мог и вообразить, насколько мерзко же поступил с ребятами, решив повеселиться в этом доме, со способностями мага, кто бы он там ни был по делу жизни. По щекам было заметно, по пасмурности глаз тоже – Рэй наверняка оббежал не один раз все знакомые места в округе, лишь бы найти Шин. И, вероятнее всего, веки его не просыхали, даже в пробежке на ветру. Текущий ритуал с песнопениями Райан провёл прямо в доме, на полу узкой прихожей.

Оставив позади весь этот бардак, я отряхнулся и прошёл сесть на то самое место, где когда-то смеялась моя сестра, вдохновляясь нелепо-приготовленным напитком. Передо мной было приветственное какао, перепутать этот пробуждающий запах не было возможным. В любом случае, кто ещё может шутить с гостями, нежели не магический персонаж, кого застали врасплох необычной ситуацией? В голове была масса вопросов, но я молчал, обхватив локти руками от холода. Всё-таки зря меня вырвали из дома в одной футболке.

– Ох, какого ж чёрта я с тобой такой некультурный! Забыл, что вы, люди, теплолюбивые существа. Нелегко же приходится постоянно ходить в пуховиках да куртках, наверное. – Странно подсолив мне этими предложениями, Рэй поднялся по лестнице и принёс, видать из своего комода чёрный свитшот. Сам же глупо и неловко помог мне его надеть. А после чего сбегал за своим серым шарфом, формой напоминавшем длинный и пушистый французский батон. Обвязав всё это дело, мне начинало становиться лучше и, признаться, даже говорить не хотелось, а просто пить, несмотря на вкус, это горячее какао, да не думать, где я и почему. Это гостеприимство даже плохо влияло на моё состояние, но таков был я сейчас, не готовый отдать что-либо взамен. – Ты молодец, хорошо продержался. Если вспомнить, во что мы повязли, Йован, это не самое плохое знакомство в моей жизни, а-ха. Отвечая на вопросы… Тяжело объяснить очень, но я даже не знаю, кто тебя подбросил, извиняюсь, полудохлого, прямо к моим дверям, но… Хэй, может, это ты мне расскажешь, кто там на тебя напал? Я знаю людей, которые прямо сейчас с радостью разделят тебя и меня “на ужин”, но я не знаю кого-то… С такими способностями. Судя по моим предсказаниям, тебя не должно быть здесь, ты возвращался к нормальной жизни.

– Ты и не представляешь, как я рад, что это произошло. Но, если честно, Райан, ты только что сломал всю систему моих предположений. Не имею понятия, кто это был, однако, та штука, что вселилась в девчонку, едва не придушившая меня своими щупальцами, вряд ли предвещала что-то хорошее?.. – Только переварив слова парня, я вдруг осознаю глубоко сидящий во мне, новый, достаточно увесистый страх. Если в моей жизни внезапно оборвать текущее приключение, переключив на повседневность – как бы хорошо душе не было, а сознание останется неудовлетворённым и, быть может, окончательно сведёт меня с ума. Похоже, что я жадный до ощущений малый.

– Постой, ты сказал… щупальца? – стул отодвигается со скрипом, Рэй подскакивает на свои две, с блеском в глазах и воодушевлённым настроем. Мне казалось, этот парень сейчас разобьёт свою кружку об пол или начнёт пинать предметы от того буйства, что разгорелось внутри его зелёных, как изумрудный яд, глазёнках. – Охох, да всё ясно! Предела больше нет! Открылся сам Авалон, а я не мог проникнуть только туда, чтобы отыскать Шин. Да чтоб гора разломилась, мы можем ещё её вернуть! Она бы ни-икогда, никогда не выбралась оттуда, оттуда просто нет выхода, но теперь! Теперь! …теперь мне и охранять то нечего, за что бояться? – после крика души, он стал скалиться, показывая мне свои острые зубы, стучать в истеричной радости по столу, рыча во всю глотку, как настоящее дикое животное. Ещё чуть-чуть и… О да, он перевернул этот самый деревянный стол, как пушинку и начал петь очередную то ли мантру, то ли шаманское заклинание, притопнув на месте от радости, да побежав зачем-то хлопать ладонью по всем стенам в доме. Я тихо допивал какао, осторожно встав и, в шоке, оставил кружку на едва уцелевшем стуле.

– У тебя зов джунглей? – пытаюсь подшутить над новым, наверное, приятелем, но шутка не воспринимается им, лишь больше вдохновив про речь о счастье и о том, что он награждён за генерацию вокруг меня энергетики, защищающей от любого зла в течение неопределённого времени. И вот, моя душа только что своим присутствием спасла его от провала испытаний одного и единственного Высшего Разума. Я всё ещё был в шоке и какое-то время этот восторг убивал во мне желание продолжать путешествие, выставляя меня самого, по сути дела, ещё и противоречиво настроенным. Но ради сестры, я готов пройти с кем угодно на что угодно, лишь бы снова увидеть её живой.

– Мой народ восстал, проник из врат, держащих их в Авалоне, я думал, когда они откроются, ваш мир поглотят точно так же – тьма и безысходность. Но нельзя закрыть то, что стало одним целым! У меня будет признанная личность, принятие обществом, я смогу жить в городе, как все, смогу работать, смогу создать свою семью, Йован! – весь радостный подтекст наполнялся ударами и дальнейшим воспеванием своего счастья. Я никогда не видел кого-то настолько жизнерадостного и настолько взбешённого в один и тот же момент. – Но это означает, что они все тоже будут… вправе жить среди вас.

– Ты можешь рассказать, что вообще происходит? Ну, хоть по дороге? Я не понимаю ни слова.

И Рэй успокоился. Снаряжал нас в дорогу, укутывал меня, зная, как это опасно, бродить высоко в горах среди елей даже без шапки и пуховика. В итоге я примерил на себя его снаряжение, а Райан со страхом приберёг в дорогу ту самую меховую накидку Шинни, уложив её себе в рюкзак. Ведь это единственное, что осталось свидетельством того рокового прыжка. Я умолял силы, что присматривают за всеми, если только они есть, чтобы сестре не было холодно там, в неизвестности. С уверенностью направляясь вперёд, учтивый парнишка начал рассказывать свою историю, даже не догадываясь, что мной уже были прихвачены сворованные ранее зелья из кустов у дома. Ну, так… Чего только не жди, когда испуган до смерти.

[Откровение Райана]

“Сейчас я расскажу тебе про главное лицо этого приключения. Первое, что ты должен знать – я смогу ответить на несколько вопросов. Первый, это твой отец, то, в каких он отношениях с Аароном. Мистер Миднайт был долгое время моим попечителем. Он воспитал меня, как родного сына, долго не рассказывая Шин и жене, что взялся присматривать за ребёнком. Я провёл детство в богатом поместье твоих бабушки и дедушки. Они были, как мои бабушка и дедушка, только лучше и ближе. Являясь… нечеловеческим существом, незаслуженно, ребята уделяли мне всю любовь и внимание, какие успевали отдать, находясь вне своих обязанностей и семей. Мама Мириам, папа Аарон, а потом и сестра, как я воспринимал её всё это время, Шин. Мистер Кугуар же… Твой отец, говоря честно, ненавидит само существование таких, как я. Он был против всего, когда узнал. Именно в вашу семью должен был я попасть, воспитаться, как равноправный гражданин, мне было бы дано другое имя и другая судьба. Но только Айдан так не хотел. Всё время, проведённое в одиночестве, в скитаниях, всё это время, когда меня прятали… я чувствовал, как страдают остальные. Чувствовал, как тебе, Йован, нужна братская поддержка. Чувствовал себя как вещь, что берут напрокат и забывают о ней через какое-то время – у меня никогда не было настоящих родителей и банальной семьи.

Однако мои эгоистичные представления о несправедливости мира были разрушены ещё большим злом, что только способна сотворить вселенная. Дирк Лурецкий. Для тебя более известен, как Орион. Итак, твой папа не ладит с братом из-за их давнего конфликта по поводу меня, по тому же поводу, а не из-за бесплодия, твоя мама ругается с Айданом, что они не могут больше позволить себе детей, когда у них был такой шанс. Это ведь настоящая редкость, воспитывать кого-то настолько экзотического! Но я не злюсь на них, нет. Соответственно, это положило старт смене вашей фамилии и отделения от основного рода в новый. Кугуары, замечательно. А, по аналогии, твоего отца просто лишили наследства обиженные родители. Это всё, что касается твоих незначительных вопросов по поводу родственников по крови. А страшнее дела обстоят с той историей, что началась два года назад. Когда мне было… Что это? Тринадцать лет? Как бы то ни было, а теперь, слушай до конца”.

– Знаешь, пап, не обязательно было прятать от меня наушники. Я люблю природу, это моё второе я, мне незачем эти штуки во время поездки. Ну, а раз мы едем на ваш лыжный курорт, там хоть будет Шин?

Двое в машине, забитой вещами в коробках и увесистым чемоданом, достающим мне почти до плеч. Я всегда был не слишком высоким, но на унижения никогда не поддавался, так учил меня Аарон, как настоящего воина. Сидение очень удобное, сижу я комфортно, расслабив спину, позабыв совсем даже о существовании ремня безопасности, будто и не пристёгнут вовсе. Приёмный отец был достаточно габаритным мужчиной, с рыжими волосами даже на руках, густой бородой, насколько себя помню, и голубыми глазами. А руки такие, что до сих пор весь мой кулак мог в одной ладони уместится. Но даже такому здоровяку удобна наша семейная машина. Пару раз нажав на руль для разминки пальцев, папа отвечает мне с тем же вечным спокойствием и оптимизмом:

– Нет, сынок, нас ожидает кое-что интересней. Шин, к сожалению, не может сопроводить нас в пути, её занятия на дому как раз начинаются. Так что… к чему бубнёж? Как ты любишь это обычно говорить.

– Никакой социальной жизни. – Хмуря брови, сердце учащённо бьётся, то ли предвещая нехорошее, то ли просто являясь признаком моей обиженности.

Духовный путь самопознания показывал мне, что не нужно бездумно забивать все свои мысли в планшетное устройство, в котором я рисовал на самые разные темы, выставляя работы на обозрение, да общаясь с такими же, как и я, любителями различных кино, аниме и мультсериалов. Мне нужно было найти свою гармонию с миром ещё раньше этих дней, но таковым был мой способ самовыражения. Само собой, я никогда и нигде не значился живым или мёртвым – неважно. По факту, меня, для официальной площадки этого мира, в целом, просто не существовало. Нельзя ходить в школу, нельзя бродить по улицам, куда захочу, одному. Нельзя лишний раз давать о себе знать, они боялись, что способности мои откроются слишком рано (если они вообще были?) и тем самым нагнали беду. С неделю назад я обнаружил связь между физическим и тонким мирами, что могу видеть её, что понимаю, как отталкивать от себя предметы одной лишь мыслью. Я мог, сосредоточившись, увидеть или просто ощутить, что находится за стеной и начал использовать никому не известный язык, чтобы совершать древние ритуалы. Вчера, прямо в ванной, я зарезал свинью, чтобы призвать умерших духов поместья Миднайт. Получилось, но увидеть их можно было только через астрал. Больше животных, бабушка зареклась, мне они не купят. Не знал даже, как это интересно: пугать людей своими способностями.

Прошло пятнадцать минут. Папа ехал по какому-то бездорожью, минуя зелёную ферму с молочными коровами, завернув на местность по склонам, едва ли предназначенным для машинной езды. Становилось интересно. Вот опять лес и…

– Хах? Что это? Вдалеке целый город! Не такой большой, как Летбриг, но это что, высотные здания?! А стадион видно прямо отсюда! Что там, новое что-то строят?

– Отстраивали. Тот самый знаменитый тип новых городов: живите посреди дикой природы, все дороги магнитные, дома новые, никто даже и не ступал там, помимо строителей нового класса, по прототипам самого Остина Лурецкого. А теперь забросили дело, долго стоять стройка не будет, если повезёт, но… это мой маленький сюрприз для тебя, Райан. Я добьюсь твоего официального признания, даже если меня оштрафуют на баснословные деньги за все эти годы, но ты будешь жить именно в этом городе. И я разрешу конфликт с Кугуарами, чтобы вы, мальчишки, наконец, поняли какого это, иметь брата. Не такого родного, как мы с твоим дядей, но… никогда не угадаешь, кто из них предаст. Или кто вообще способен на такое…

– Если бы я был на твоём месте, включил бы из музыки что повеселей. Мы едем покорять призрачный город, у-у-ху!

– Не так быстро, сорванец, вообще-то это охраняемая зона. Не имеет значения, что я случайным образом прихватил с собой ключи от главных ворот, но всё же… Там полно роботов, сигнализация везде. Ну и не имеет значения, что я случайно узнал у Остина за кружкой, кхем, чая код от отключения безопасности. С Днём рождения, сынок.

Настало время восторгаться и прикрикивать в эмоциональном экстазе. Это было одно из самых лучших мест, где можно отпраздновать свои тринадцать лет. И, в виду того, что у меня нет друзей оффлайн… я был готов отметить с одним из самых близких мне людей. Как оказалось, внутри не было чего-то особенного, помимо самой атмосферы. Ужасно тихо, в некоторых местах птицы успешно свили гнёзда, но диких зверей почти не было, не считая кролика, который (что для нас загадка) каким-то образом проник внутрь охраняемого роботами города. Всё, что мы успевали делать: фотографировали, снимали видео в лавках магазинов, папа был так счастлив, видеть, а я так растерян, представлять себя реальным работником, простым человеком. Это не было моим предназначением, но обыденности с момента пробуждения мне не хватало. Внутри все дома обустроены примитивной мебелью, да и, в принципе, урезаны в количестве техники, но, когда ты можешь зайти в какую угодно дверь – это только лишь больше заостряет внимание на основном. Камеры незаметны, практически невидимы. Они ловили каждое наше движение, но записи на них давно никем не просматривались, пока не было совершено инцидентов. Этот город был очень красив. Даже несмотря на то, что в высотки пробраться так и не удалось, повеселились мы на славу, наблюдая смешные памятные и скульптурные сооружения. Современное цифровое искусство и современная голография восторгали даже взрослых и состоятельных. Природа была естественным разнообразием чистых городских покрытий: зеленеющий парк, сад, заросшие листвой и зеленью железнодорожные проезды внутрь горы, парк аттракционов – это были лучшие места, которые только можно показать тому, кто никогда не имел права сладко насладиться образом жизни обычных людей. К сожалению, всё же дело зашло до расставания с этими красотами. И не просто так.

– Ну, всё, снимай меня отсюда, не думаю, что оно вообще сдвинется. – Недоверчиво оглядывает вагончик мега-горок папа, не надеясь на чудо. Я запрыгиваю рядом, мы, как ни странно, выбираем самые последние места и тут… Да, я одной лишь мыслью, правда, сконцентрировавшись перед этим, опускаю поручни безопасности и механизм аттракциона теперь бесповоротно включается. Никогда не видел такого большого шума со стороны кого-либо, как тот, что издал испугавшийся Аарон, когда мы медленно, но верно поехали. Он кричал что-то вроде. – Я не привозил тебя сюда только для того, чтобы покончить с собой?! Езжай один! – и долго смешил меня угрозами, что в следующий раз со мной поедет “злая” мама, просто обожающая, что мои новые способности, что горки в парке аттракционов. Такого нелепого и восхитительного подарка я ещё никогда не получал.

Но это было не всё, что ожидало меня внизу, вне этих бесплатных поездок под истощённым вконец телепатическим воздействием. Мы заигрались до такой степени, что я потерял контроль над вагонеткой. Стараясь успокоить приёмного родителя, я делал вид, что знаю, что творю. Воспользовался своей незаурядной силой воина, чтобы сделать на пути вагонетки препятствие из её же механизма в полу, но, как-то так вышло, что она съехала с рельс и выбросила нас, пусть и не так и высоко, с крыши деревянного козырька посадки на аттракцион. В этот момент я безнадёжно потерял сознание, с силой ударившись головой и всем телом, что о сами стенки вагона, что потом о землю. В мыслях была лишь намеренность защитить Аарона, он не должен был пострадать из-за моих глупых идей. Помню, как в тумане, что папа нёс меня на руках. Я помню его страшнейший смех, сквозь тихую истерику. Слова, означающие потерю. И шум машины, устремляющейся вдаль. Больше я ничего не помню.

Было тяжело просыпаться, натружено болело всё тело, казалось, что внутрь меня попал какой-то яд, отчего виделось всё так смутно, а организм не переставал покалывать в самых разных местах, глубоко внутри. Яркий свет, совершенно искусственный, струился сверху. В уши пробивался назойливый треск дешёвого освещения, шумело какое-то устройство, занимающееся переливом жидкостей, неведомых моим затуманенным глазам, а звук слабого пищания не предвещал ничего хорошего. Размытость исчезла очень резко, как только я бодрей задышал, причём хватая этот воздух ртом, как рыба. С меня был снят шлем с очками, через которые мир и показался неузнаваем. Тогда я в первый раз увидел его лицо.

Страшный человек, на голове почти не проглядываются волосы, лишь птичий пух. Повсеместно лежат яркие зелёные перья, очень пушистые и мягкие на вид, но до странного органично смотрящиеся растущими из человеческой головы. Глаза те же изумруды, а улыбка блистающая, он только и делал, что спешил мне её показать, довольствуясь странным, наводящим в ужас знакомством. Сначала посмеялся надо мной, широко раскрыв глаза. И так, не моргая, бросил быстрый взгляд по периметру всего тела, вернув его потом назад, продолжив глядеть прямо в душу, разрешая самому себе опять временами моргать. Выражение лица психа, ещё ближе и этот ненормальный стукнется своими зубами о мой нос. Я тут же проявляю инициативу встать, но руки и ноги, туловище и даже шея закреплены под толстые кожаные ремешки. Я могу лишь слабо дёргаться, пока этот полоумный расстраивается, что его не рады видеть. Я ведь в действительности смотрю на него со всей злобой, подойдя полностью противоположно.

– Где мой папа и кто вы вообще такой?! – Кричу я и за спиной этого ненормального человека тут же слышу и вижу, приносящего надежду на лучшее, Аарона. Приносящего до тех пор, пока не было сказано дальнейших слов:

– Извини, мальчик мой, ты не в лучшем состоянии, а это единственный человек, который может помочь, не обращаясь в полицию.

– Ты говорил мне, что тебе на это всё равно! Ты обещал, что я больше не буду пустым местом для этого мира. Для… своей семьи.

– Мне правда очень жаль, но сейчас не самое лучшее время исполнять эти обещания, Рэй… Может быть, я и обижу тебя, но знай, это всё равно должно было когда-то случиться. Не жди меня, по крайней мере, не сегодня. Мне нельзя приходить даже повидаться сюда с мистером Лурецким. – Безумец в белом халате удовлетворённо улыбается, радуясь этим словам, как сладостям, после чего делается наигранно-серьёзным, пока говорится о его личности и опасности ситуации. – А что уж тебя касается, так тем более. Если кто-то узнает, нам двоим предусмотрена будет суд и депортация. Дирк предал свою страну, и теперь враг всем, кто имеет с ним дело.

– И ты вот просто так оставишь меня на преступника?! – А ремешки достаточно мягкие, к слову, кожу то они точно не натрут, даже если постараться.

– Да ты подумай! Сломал себе руку, повредил голову так, что это месиво на затылке меня чуть в могилу не свело одним своим видом! Ты хоть понимаешь, что был бы мёртв, не окажи мистер Лурецкий тебе помощь? Так что теперь лежи смирно, иначе…

Но отцу не дали договорить. На меня очень быстро и корректно обратил своё внимание человек со странной внешностью. Он свёл брови домиком, успокоено прикрыл глаза, восторгаясь моему присутствию так, будто находится под запрещёнными веществами. И заговорил размеренно и в то же время быстро. Пусть мой мозг и запечатлел всё это на целую вечность:

– Пёрышко моё, я твой создатель.

Папа развернулся, и я понял, на какое время он меня здесь оставляет на самом деле. Холодная рука противно улыбающегося человека, белая, больная рука, пытается сжать пальцы моей, прикованной. Я не мог уберечь себя от этого прикосновения, как и от позора, что он увидит мои горючие, но молчаливые слёзы. “Никогда не знаешь, кто тебя придаст”, – да, в этих словах была правда.

– Ты почти такой же вырос, каким я представлял тебя, когда только вытащил из утробы своего изобретения… репродуктивной функции. Маленьким же ты тогда был, можно было на одной руке держать. Я помню, как спал с тобой вот так, держа у себя, сжимая каждый пальчик. А ты вцеплялся в мои так сильно, что это ненароком меня смягчало. Я боялся тебя потерять, боялся, что когда-нибудь мой отец поручит им забрать тебя. Не зря, как догадываешься, делал, да? – он вытирает мои слёзы салфеткой, текущие из одного глаза в другой и вниз, на операционный, блестящий холодным металлом, стол. Заботливо поглаживает область вокруг носа и немного разминает мне горло – два места, где более всего, не считая подбитых висков, сейчас разгорается неприятное напряжение от слёз. – Если тебе станет лучше, я скажу, что ненавижу с тех пор свою жизнь. Но я до сих пор люблю тебя, мой сын. У тебя было кровотечение, немного крови лишней я собрал. Так, машинально уже… Но взамен, я всё ещё решаю, могу ли отдать тебе свою. Видишь ли, хоть ДНК твоё и воссоздавалось из гена, найденного мной в исследовательской поездке по миру, хоть ты и представитель древнейшей, умнейшей цивилизации, когда-либо жившей на нашей планете, верней, в самых недрах её, но я был… Я… Ты заметил, что у нас один цвет глаз? С того самого дня я помнил, какими маленькими и прекрасными они у тебя были, Райан. Так что, прости, что у тебя нет мамы, зато я не позволил своему эгоизму растить тебя в этом “подземелье”. Прекращай плакать, пожалуйста, ты можешь потерять сознание, пока я регенерирую клетки твоего тела, представь только, как будет плохо мне, если ты не просн… чёрт! – поднося ко мне пинцетом вату, обмоченную каким-то веществом, Дирк вдруг застаёт свою руку неподконтрольно дрожащей. Тут же прячет её в подол собственного лабораторного халата, безумно много извиняясь, что слишком уж нервничает, находиться со мной в одной комнате. И я прекрасно понимаю, что ему есть на то большая причина, чем долгий перерыв в общении. Но какая?

Комната, в которой проводилась операция надо мной, была просто забита оборудованием, внизу и сверху от меня выходы, но они закрыты стальными тамбурными дверями, вплотную. И не ясно на ключ или нет, но мог быть шанс, что они откроются. Я хотел бежать, поддавшись волей инстинктам, но рассудок внимал мне, насколько это бесполезно. За верхней дверью слышались металлические скрежетания какого-то механизма, а за нижней – постоянное копошение мелких животных. Регенерация моего тела не была так медлительна, как у людей, но многие функции отличались. Дирк пинцетом с ваткой продолжил обеззараживать мою рану по всей поверхности левого виска. Повредились так же ткани на скулах, но что было отличительно – рука моя уже нормально функционировала, будто и не ломал я вовсе ничего. Всё-таки мне достался хороший доктор, который отлично справился с моим “инопланетным” организмом.

– Ты хорошо держишься, молодец. Молодец…

– Развяжи меня и высвободи из фиксации, шею я не ломал! Отпусти, и сам могу.

– Какой самоуверенный то, хе-хе. Прости, что пришлось провести коррекцию твоих мозговых импульсов, рано ты начал довольствоваться силёнками. Боюсь, что разразится мыльная опера, в которой ты решишь людям по головам постучать за свою непреклонную жизнь. Не тебе повторять моих ошибок, найду другого дурака. Л-ладно? Мы договорились? – Жжение резко отступило, механизм, держащий меня в устойчивом состоянии, сделав выброс лишнего воздуха, отключился и отъехал от стола. Мужчина принялся отцеплять ремни, чтобы высвободить меня, своего пациента, наверняка подозревая, как я буду вести себя далее.

Встаю, делая вид, что запнулся, отвлекаю тем самым внимание Дирка, попутно ударив его в живот, пытаясь проскочить к двери позади операционного стола. Но он резко хватает мою кисть, с моим же процентом силы умудряется притянуть меня рывком к себе и толкает обратно к тому месту, с которого я слезал. – Ненавижу таких. Всего пытаются добиться силой, даже не поняв, в какой они ситуации. Если бы я хотел убить, скажи мне, на что тогда было тебя создавать? А зачем я лечу тебя? Может быть, нас не просто так судьба вновь свела, не потому что я вдруг заскучал? Может быть, ты поразмыслишь и поймёшь, что ты мне нужен?

– Именно по последней причине я и не хочу иметь с тобой ничего общего, псих!

– Я… не псих. Во-первых, держи осанку. Во-вторых, не повышай тон на собеседника, стоящего перед твоим лицом. А третье, я запирать тебя здесь не стану, можем отпраздновать наше воссоединение, а потом уходи, если вздумаешь. Но теперь это и твой дом тоже, он намного больше и интересней, чем кажется. Возвращайся сюда, когда пожелаешь, но вот манеры и этикет в нашей семье всегда были на первом месте, так что соизволь их соблюдать. Твоё имя впредь – Райан Лурецкий, и ты должен чтить наши семейные традиции. – Моё сознание переворачивается, когда из ящика в ближнем столе Дирк достаёт паспорт в обложке с птицами, завязанный красивым серебряным бантиком. – Что, нравится, да? Взять хочешь себе? А то, как же. Они такой обман навязали, будто станешь кем-то, имея при себе эти бумажки. Так что, – и маленький документ летит тут же назад, в ящик, – ты всё равно не станешь для них человечней. Но если нужно будет, запомни, что он у тебя есть. Ты не вещь, Райан, ты мой сын.

Пусть появилась надежда, но мне стало ещё хуже от услышанного. Я думал, что, когда найду свою истинную семью и предков, когда получу свои права – стану счастливым. Но мне лишь хотелось убежать отсюда и зарыться в своей спальне под одеяло, пряча от этого мира свою слабость. А как иначе будет, когда всё летит к чертям? Пару раз тряхнув головой, успокоиться удаётся, но из-за того, что совсем недавно надо мной закончилась операция, височная доля начинает болеть, а весь затылок охватывает так, будто два барабана внутри затеяли безумно долгую и громкую музыкальную сессию. Отчего в ушах слышится писк, а в глаза кидается вспышка – я даже не понимаю, что теряю равновесие. Дирк не даёт мне упасть, он не спрашивает, в чём проблема, кажется, будто он знает меня, как фразы из любимого фильма, который представлялось возможным прокручивать раз за разом в светлые дни. Были ли у него такие моменты? Чем обычно замаются такие, запертые от всего мира люди?

– Не переживай так сильно, я просто сделаю точечный массаж. – Большими пальцами странный на вид учёный принимается массировать две точки на стыке головы и шеи, ниже затылка, а мизинцами он достаёт до висков, чтобы придать мне необходимый комфорт. Так просто можно сыграть с организмом в обманку, заставив думать, что здесь уютно находиться.

Как по иронии, лампы в комнате гаснут, оставив светиться лишь некоторым веществам в пробирках и колбах на одном из лабораторных столов, да кварцевым полоскам, что декоративно окаймляли стыки стен и потолка. Я должен воспользоваться тем, что даёт мне жизнь. Сильный удар локтём быстро вырывает звук боли у человека позади. Я выскакиваю от его ничтожных попыток помочь, да прячусь под одним из столов. Дирк зажимает ещё какое-то время ушибленное место, корчась там, где я его и оставлял. Мой противник откашливается и расхаживает, дожидаясь, когда сможет найти любопытный, мерцающий в черноте взгляд. Мои глаза будут блестеть в темноте, у всех шаманов блестят, в любом возрасте, так что он легко найдёт меня, если я и дальше буду пользоваться тем, что вижу всё в темноте. Почуяв опасность, сразу выставляю подножку и через какое-то время загоняю “жертву” в неизбежное: упасть и стукнуться головой о стол. На последнем сразу же остаются следы, сверкающие в темноте. Мне это мерещится или его кровь такая же, не человеческая? Но я не смотрю больше на все загвоздки, я подбираюсь к выходу, откуда всё это время шли звуки скрежетаний, пробираюсь через него и закрываю тяжёлую дверь позади, лишив учёного свободы одним простым щелчком. Ни звука в ответ, это даже начинает становиться страшным… Убивать его не было в моих планах, со мной не так уж плохо обошлись, но выжидать первых источников насилия я не собираюсь, кто его знает, что у этого психа на уме? Нужно выбраться отсюда каким-то образом. И почему я выбрал именно эту дверь? Какого это – жить у самого края бездны? Не то чтобы тут не было конца тьме под ногами, просто бетонный пол внизу лишь слабо виднелся отсюда, через решётчатую лестницу, со стальными поручнями, но деревянной, прибитой, будто наспех, оградкой. Там мне висела записка, лист, сложенный вдвое, на лицевой стороне этой открытки-самоделки был простой, добродушно улыбающийся смайлик: “Схватись за что-нибудь покрепче, я не хочу больше терять тебя. Даже если ты против, это ничего не меняет. – Ещё один смайлик, только грустный и уже в самом тексте. – Возьмись за перегородку, либо сделай шаг назад”, – до момента с последним предложением я дошёл быстро и неосознанно отступил, пугаясь внезапным строкам. И сердце моё оттого сжалось, едва не разбившись на осколки от ужаса:

– Пожалуйста не… – и тут я закричал. Мне был подвластен животный рык, которым до этого приходилось воспользоваться лишь в магической практике и, когда на меня покусилась злобная пума. Ситуация напоминала именно последний случай, но даже ослабив хватку, Дирк всё равно не отпускает меня и дёргает за встроенный в конструкции рычаг. Это что-то вроде лифта на нижние этажи, те, которых десятки, а коридоров, готов был поклясться, тысячи. Как гигантская механическая рука, от решётки под ногами до самого основания этого помещения, тянется устройство, сделавшее подобные переходы меж этажами возможными. Пол сильно трясёт при первых секундах спуска, меня трясёт ещё сильней и не только из-за того, что гравитация играет злые шутки, а потому что у горла чужая рука, не душит, но не отпускает, его сердце обеспокоенно колотится, прижатое к моей спине. Дыхание плавное, держащее в успокоении. Но я всё равно очень зол, никто раньше не позволял себе со мной так обращаться. Никто не скручивал мне руки, никто не затыкал мне рот – они все боялись, что я отвечу. Я всегда буду сильней.

– Не мог ты выбраться! Я видел, как ты падаешь после удара о стол, видел, что на нём осталось сверкать. Невозможно человеку так легко играть со мной! Только отпусти, и я на клочки тебя разорву, кем бы ты там не являлся, мистер вежливый убийца!

– Я просто везунчик, с силой воина вашего старейшего племени. Такое интересное название ещё: Готтос… Ты представляешь, как гордо быть их приверженцем? Конечно да, ты ведь знаешь, что делать, когда я тебя отпущу. А может быть, только делаешь вид, Райан? – он опускает руки, а я оборачиваюсь тут же, чтобы дать знать о своём ответе на эти самоуверенные фразы простым ударом кулака. Но передумываю быстро, обнаружив, что удар о стол обошёлся ему здоровым глазом: быть может, эта отвратная улыбка, скрывающая оскаленные зубы, до сих пор оставалась на лице только потому, что он не знал, что у него выступила кровь? Хотя я сомневался, я ведь несколько раз ударял спереди, возможно, из-за того и произошло это кровоизлияние. Доставлять боль не в моих прихотях, никогда не любил, но сейчас просто до ужаса страшно за свою жизнь. Платформа, на которой мы стояли, останавливается на два этажа выше самого пола этого гигантского помещения. Смотрю назад, запечатлев длинный коридор, ведущий к закрытой, но более приветливой двери, чем были прежние. – Я не буду показывать тебе, будто не являюсь человеческим созданием, творящим неприемлемое и, порой, даже ужасное. В своих деяниях, с остальными, с собой. Но я всё-таки подготовил тебе сюрприз. И только в том случае, если тебе стало лучше, можешь пройти за эту дверь. – Дирк расстегнул верхние пуговицы белоснежного лабораторного халата, да достал маленькую блестящую вещицу из нагрудного кармашка жёлтой клетчатой рубашки, всё это время прятавшейся под официальным, серьёзным видом. – Вот ключ.

Забираю врученное с большим недоверием, сразу же отбегая и выпрыгивая на этаж, чтобы остаться стоять на более-менее твёрдой поверхности. А мужчины как след простыл, он с улыбкой переключает ещё что-то на панели и, опустив рычаг, с максимальной скоростью поднимается куда-то наверх. В надеждах, однако, скрипя сердцем, во мне лишь одна фраза не даёт покоя: “Пожалуйста, ключ, подойди к этому замку”. А вокруг, по длине коридора, было очень даже красиво. Живое растение вилось по стенам, неизвестно как выращенное в подобных условиях. Крыша была полукруглая, стеклянная, отлично отражающая искусственный свет, чтобы создавались блики на предметах, которые так восхитительно могут образовывать только лучи настоящего солнца. Это лишь дарило несладкое представление, что я могу больше огромное светило и не увидеть. По крайней мере, пока остаюсь здесь. Мне становилось хуже думать о подобном с каждым шагом. Сердце просто сжалось, будто чужим кулаком зажатое. А ещё я представлял, что делает сейчас Дирк и даже жалость проскочила на моём лице: он не причиняет мне вреда за всё, что я успел наделать. Он с разбитым взглядом принимает на себя все слова и все выходки, но, тем не менее, продолжает оставаться таким же пугающим и неординарным. Как если бы ему было что сказать мне, но решиться мешало что-то в душе. Интуиция, как и предчувствие будущего, они просто с ума меня сводят, скрипя в ушах призрачными голосами: “Всем людям нужна выгода. И он тоже что-то задумал”, а глаза видят обратное. Они видят несчастный взгляд за этими стёклами-обманками, видят одиночку, погружённого во внутреннюю боль и ненависть к самому себе. Если бы был я только немного старше, я бы присмотрелся лучше, что не лишило бы меня страха неожиданности. Нужно понять, что вся моя проблема заключена в неуверенности в себе. Я, в самом деле, не представляю, что буду делать, если обманусь, смогу ли противостоять злу, которое хочет поглотить меня за мои способности.

Остановившись посреди пути, я раскрываю ладонь, одарив неуверенным взглядом этот маленький ключ. От руки доносится слабый запах железа, внутри кипит кровь от соприкосновения с металлом, что в своих мыслях я всегда связывал с человеческим родом. Запах странный, даже он мне не вселяет доверия. Я вспоминаю, как долго восстанавливался, когда произошёл конфликт в парке с другими детьми, ещё очень давно. Вокруг столько крика и шума, под ногами шелестели листья, ломаясь под тяжестью моих смешных ковбойских сапог. Я в перчатках без пальцев, в джинсах на лямках, а сверху поддерживает тепло очень мягкая бежевая куртка. Я сбежал от Аарона, он вертел что-то в механизме машины, читая одновременно инструкцию по неполадкам, да надеясь, что мы в скором времени продолжим путь. Я тогда был уверенней в себе. Решение уйти из машины и поиграть с ребятами пришло очень быстро, как только обнаружил, что попечитель не поймает меня за этой хитростью. Даже оставил своего плюшевого морского ската, мне действительно очень хотелось с кем-нибудь подружиться. И вот, стою я перед небольшой аркой, краска на ней крошится, остаётся на пальцах от неосторожных прикосновений. Наверху, свесив ноги, удобно устроилась какая-то девочка. У неё были очень милые белоснежные косички, я даже захотел рассмотреть поближе её лицо, которое, как оказалось, усыпано на щеках и носе небольшими веснушками, как манной крупой. Залезть наверх, поднимаясь по этой лестнице-дуге, оказалось очень просто. Я схватился за поручни по бокам и почувствовал в себе дух настоящего альпиниста. Как хорошо. Ветер дул в лицо, мимо пролетали оранжевые, жёлтые, а то и красные листья с деревьев, отовсюду. Внизу пробегали дети, совсем маленькие и чуть старше меня. Стоял различимый, чёткий запах костра. Осенний парк продолжался лесом, за которым на высоте моего нахождения можно было видеть садящееся солнце. Мой первый закат… Рядом смеётся незнакомка, по виду ей было столько же лет. Сейчас я лишь задаюсь вопросом, почему так хорошо помню её ясное лицо, и зачем тогда поднялся познакомиться именно к ней, когда вокруг была целая толпа возможных друзей. “Ты боишься высоты? – совсем наивно спросила она меня, крутя пальцами крохотную пуговицу на своей оранжевой кофте. Я отрицательно покачал головой и лишь спросил, часто ли её приводят сюда поиграть. Она тоже покачала головой. – Мне не нравится, что тут так много всех. У меня столько братьев и сестёр дома, а теперь и здесь столько народу. Когда я отправлюсь в космос, буду чувствовать себя всегда хорошо. Слушай, а мы можем представить, что и сейчас летим. Тебя как зовут то? – ей почему-то понравилось моё имя и, пересчитав на пальцах количество букв, мне весело сообщили следующее. – У меня букв больше! Но настоящего имени не скажу, иначе не подружимся! Лучшая подруга мне прозвище придумала, так что для таких как ты – я Тоби”. “А у меня есть сестра. Приёмные родители не разрешают нам общаться, так что ты мой первый друг, Тоби”, – смущение чувствовалось очень приятным оттенком, я раньше не знал, что знакомства так приятно заводить. Когда тебе шесть. Мы болтали ногами над далёкой землёй, покрытой редкой зеленью, уже начинавшей желтеть. Всё так же дул ветер, гуляли чужие голоса в ушах. А белоснежные косички подпрыгивали вместе с хохочущей девчушкой, рассказывающей мне какую-то удивительную и очень смешную историю, приключившеюся с ней в этом парке. Но я не запомнил, потому что в тот момент, ненароком задумавшись, решил дёрнуть Тоби за волосы. – “Ты чего?”. “Мне стало интересно, что ты…”, – ответить мне не дало одно неловкое обстоятельство. Разозлившись с того, что я её не слушал, девочка не оказалась приветлива с ответом, оскорбив меня, назвав дураком. Она спросила, не будет ли мне тогда интересней внизу и пихнула в плечо, в отместку. Доска, являющаяся для меня всё это время сидушкой, наверху этой арки, странно и неодобрительно скрипнула подо мной, руки и ноги внезапно почувствовали такую свободу, что не могли ничего предельно спасительного сотворить против гравитации. Я медленно покатился назад, сотрясая конечностями воздух от шока и непонимания происходящего. Тоби смотрела на это, поначалу даже не поняв, что происходит. А я так и не успел схватиться за перекладину, являвшейся одним из моих последних шансов остаться в безопасности. Тоби, конечно, кинулась следом, но было уже совсем поздно и её детские причитания обратились только тем, что пришлось закрыть ладонями глаза. Притворившись, что это вроде не она спровоцировала таковую опасность и, что ничего не произошло. А я помню это ощущение, дикий страх свободного полёта. Нет, я не боюсь высоты, но это не значит, что неосознанно у меня не может начаться приступ паники от таких воспоминаний. Когда между рёбер будто проходит воздух, а потом не ощущаешь ни спины, ни головы, только боль тупой вспышкой и сознание закатывает глаза, проследив за одиноким мячом, проскочившим мимо головы. Я так и не повстречался больше с той девочкой, но этот момент постоянно напоминает мне, что где-то Тоби до сих пор мучает себя этими мыслями. Она так и не узнала, что со мной ничего ужасного не произошло. Я просто впервые осознал, что даже болею не так как остальные, что мои кости крепче и чтоб сломать их не хватит такой жалкой силы падения. Лишь через столько лет до меня доходит, кто, скрипя сердцем, вылечил меня тогда, наложил повязки, вколол нужные, эти свои, волшебные препараты. Я не причинял боль нарочно, а подсознательно хотел, чтобы он прочувствовал всё то, что прошёл я, оставшись один. Но сейчас уже доходило, кому действительно было тяжело это расставание.

Ключ подошёл. Оставив его в замочной скважине, я прошёл в комнату. Это оказалась небольшая столовая. Красиво украшенная: на глаза сразу бросилась надпись “С возвращением!”, покрашенная вручную в зелёных и розовых цветах. Под украшением находился стол, на нём белая скатерть, ореховый торт со сгущёнкой и тонкими, пропитанными коржами. По периметру висели шарики, а на окошках, открывающих вид на серые коридоры непонятных хранилищ, были оставлены рисунки звёзд, сердец и смайликов. На стуле я нашёл небольшой праздничный пакет с этикеткой, говорящей, что это подарок на моё День рождение. Растолкав цветастый шёлк, прикрывающий сюрприз внутри, я достал странный набор: два клинка в чехле, видно, для безопасности от их острых лезвий, да небольшая сумочка с каким-то серо-голубым веществом внутри кованой колбы, да шприц, оправой из настоящего серебра. Оно всё было тонкой ювелирной работой. Я разбирался в ковке и мог поклясться, что узнаю руку мастера, приложившегося здесь. Это заказ от Аарона. Шприц не его работа, но вот остальное – вполне себе. Только остаётся поднять глаза, я вижу чайник на подносе и две фисташковые кружки на блюдечках. Это сиюминутно ставится с двух концов стола, наливается, как ни странно, свежесваренное какао. Дирк без лишних слов отрезает по куску от торта нам на блюдца и смотрит на меня, лишь только подав чайную ложку с того подноса. С его глазами уже всё в порядке, это заставляет меня насторожиться. Похоже, что тут есть место употреблению каких-то препаратов, делающих его так похожим на наших племенных соратников. Он никаким образом не может быть смесью кровей, ведь это я такой есть, искусственно рождённый. А значит, что всё обстоит намного хуже.

– Что ты смотришь так? Мы сделаем тебе оружие, годное для настоящего шамана. Будешь расхаживать, как с посохом, но на конце расположатся эти детки, настоящая клешня смерти! – столько воодушевлённых речей, но одного я понять не мог… Шприц, серьёзно? Я же не доктор.

– А что это за вещество такое…

– Дисигнат карнона, – откусывая торт, да меня подначивая, Дирк пережидал момент, как прожуёт, да рассказывал дальше. – Очень мощная штука, из-за которой я до сих пор жив. Временами мне плохо, я всегда держу при себе вакцину, а эта пусть будет у тебя. Можешь попробовать на действие, ничего особенного в организме не провернёт, просто начнёшь более ярко видеть внутренний мир. Это не какой-нибудь там наркотик, Райан, это настоящая магия, чтобы выходить из тела в астральные миры. Один раз я даже попытался найти человека, к тебе приближённого, чтобы хоть немного ощутить твоё присутствие. Нашёл кое-кого. Эх, звучит как бред сумасшедшего, но я отрицаю этот факт. Это просто слабости высокого порядка, удержаться я не смог, но потом… Во-первых, расставаться было бесконтрольно больно. Да и возвращался в сопровождении своих кошмаров и страхов. Теперь только и делаю, что живу чужими жизнями. Испытываю то, что не имею возможности испытать. И даже я, находясь взаперти, чувствительней многих людей. В некоторых просто нет и быть не может сострадания. Они стали совсем безэмоциональны, запертые границами своих собственных умов.

– Ты с таким аппетитом ешь этот торт, я уж было поверил, что он не отравлен. – Решаю пошутить, хоть и неудачно, но всё равно вызываю улыбку на лице человека, сошедшего с ума, небезопасного, но действительно с добрым, размеренным голосом и очень любопытными мыслями. Никто прежде со мной такое не обсуждал, все предпочитали говорить о поверхностном, не заходя в философские размышления. Быть может, они просто боятся оскорбить меня своим мнением, давя как на отличия, так и на схожести. Улыбка Дирка становилась всё более спокойной, она уже не казалась мне натянутой, не была его маской, он улыбался, вытирал губы салфеткой, проглатывал кусок пропитанного сгущёнкой коржа, да говорил мне ещё более весёлым тоном, что не могло оставить равнодушным:

– Я готовил торт и в прошлом году, на… твой День рождения. Своё я уже не отмечаю, боюсь, скоро даже забуду эту дату. Порой я могу забыть, какой на поверхности идёт месяц. Тут всё заторможено и процессы медлительней обычного. Я всегда верил, что когда-нибудь ты присоединишься к этому обычаю. Торт я так и не съедал… Мог утомить половину одного кусочка, но только и всего. Дальше бежал в ванную, и было мне так плохо, ничего не держалось внутри. Со временем, от горя я потерял аппетит и совершенно стал не в состоянии переваривать обыкновенную, ставшей слишком тяжёлой мне, еду. И начал есть овощи и фрукты. Твой дядя Джеральд меня просто спас.

– Тебя-то он спас, а про меня и думать забыли в их семье, хоть мы и кровные родственники.

– Наполовину, но не суть. От тебя отказалась Сара, а это, спешу заметить, для роли мачехи очень плохо. Она моя сестра, всё ещё чувствует, что в долгу за спасение их сына, Майка, но не может просто так принять чужого ребёнка. И это можно понять. Я понимаю. И ты, само собой, должен понять, что все хотели как лучше. У Миднайтов огромное состояние, они точно знали, как приютить ребёнка. – И тут происходит неожиданное. Верней, может и ожидаемое, но я и думать забыл об этой традиции. Дирк спохватывается, отбрасывая ложку на стол, да подскакивает, начав рыться в ящиках около чугунного камина, откуда исходят приятнейшие звуки трескающейся древесины. Найдя там это что-то, он ко мне возвращается и подходит близко, завязав на шее тёплый серый шарф, а на кусочек торта ставит голубую свечку, прогоравшую уже много раз, но так и не сгоревшую до конца. – Я… его сам связал, да, может он и грубоват, но я теперь и сказать не прочь, что такова задумка и была. И надеюсь, что желание твоё исполнится, пёрышко. Эм… вот. – Неловко и чуть не растрогавшись в конец от моих бегающих глаз, Дирк наблюдает, как я трогаю мягкую шерсть шарфа, а сам достаёт зажигалку из кармана бордовых брюк, чтобы дать огню поселиться на этой маленькой частичке давней, но добрейшей традиции. – Загадывай всё, что угодно. И, если я могу для тебя что-нибудь сделать… только скажи. – Он оборачивается, собирается уйти на своё место, что на другом конце стола. Но я успеваю уцепиться за его кисть, быстрым и пугливым касанием:

– Ты можешь сесть и ближе, Дирк. Я уже начинаю к этому привыкать. – Тут же останавливается, не поворачиваясь, щупает то место, к которому я прикоснулся и, с опущенной головой, покидает комнату, тихим голосом прося называть его иначе. Что теперь он – Орион. Дверь, ведущая к новому коридору, сразу же закрывается за ним. Я наблюдаю за одинокой свечой, крадущей моё дыхание, в мыслях повторяя самое сокровенное: “Хочу справедливости”.

Торт был потрясающим. И понять это смогут лишь те, кто пробовал что-то, приготовленное с такой любовью и надеждами, как у моего нового друга, не побоюсь этих слов. Завершив трапезу, да прихватив подарки в тут же потяжелевшие карманы мешковатых джинс, я иду по следующему коридору, не заставая никого на пути.

Впереди располагалась приветливо открытая дверь, там была благоустроенная гостиная с ковром, телевизором и приставкой. Пыльная коллекция игр и фильмов уже было привлекла внимание, однако, что-то ещё оставалось интересней сейчас, чем это: коридор так же заворачивал налево, верней, здесь была лестница вниз, металлическая такая, очень холодная на прикосновение. Внизу виднелись только редкие выплески пара неизвестного происхождения, да провода, пущенные по стенам, теряющиеся в дальнейшей темноте. Что-то блеснуло внизу и мне захотелось посмотреть, что это было. Перепрыгнув через ограждение, я ступил на скользкий спуск, полагаясь на силу своих рук, способных удержать моё равновесие, что бы ни произошло. Ошибкой было лишь моё любопытство, попытаться разглядеть предмет того блеска. Когда я, наконец, понял, что вижу перед собой, испугался так, что и не заметил, как ноги соскользнули, а ступеней под ними больше не ощущалось. И вот я вишу на одних руках, жалко пытаясь ухватиться за какую-нибудь перекладину ногой, но не выходит. На меня только что смотрели мёртвые глаза, перехватившие слабый свет своими немигающими стекляшками. Лицо было переморожено, нос синий, но щёки красные, замёрзшие в безумной улыбке тысячи мимических морщин, а сверху были покрыты ледяной коркой, немного отколовшейся и потрескавшейся от времени. И вскоре до меня дошло, что глаз то и нет у этого существа – два стеклянных шарика, нелепо и неаккуратно вставших на место, в глазницы. Рад бы опять ошибаться, да разглядеть в этом очки, но нет. Это реально было стекло. Только восстановившись, больше не хотелось лежать на лабораторном столе Ориона, я предчувствовал, что не кончится к добру моя идея отпустить лестницу и спрыгнуть сюда, вниз. И потому держался, ощущая эту спасительную перекладину, так же крепко, как хотелось бы, чтобы удержался при несчастном случае в детстве. Но это ничего не давало. Кричащее лицо, замершее внезапной смертью, всё так же смотрело на меня снизу-вверх, а я совсем поздно понял, почему здесь так холодно и не видно, где кончается пол. Всё было застлано в чёрной жиже непонятного происхождения. Она время от времени переливалась слабыми, то белыми, то синими точками, напоминая мне нечто космическое. От него исходил ужасный холод, а тело было непосредственно закутано, только лишь одна из рук и ноги торчали так, что можно было предположить, как этот человек умер. Упал сюда, скинутый сверху, а прежде и неизвестно совсем, лишали его в тот момент глаз или же это протезы такие.

Только мне стоило отпустить одну руку от лестницы, чтобы приглядеться лучше (я хоть похож на людей, но мне не всё так опасно, как им), как чёрная кепка, прикрывавшая глаза этого неизвестного бородатого мертвеца, спала назад, будто отодвинули её. А свободная кисть в замороженной насмерть перчатке, выставленная на поверхность, приспустилась вниз, словно труп пытался выбраться из этого криогенного кошмара. Я не поверил, что то был мой голос, но всё же взвизгнул как маленький, находя сердце безумно колотящимся, а руки – способными в один счёт подтянуть меня понестись со всей скоростью назад, вверх по лестнице. Лишь бы оживший и свирепый зомби ни в коем случае не успел схватить меня за ногу, потащив в своё ледяное, тёмное место упокоения.

Не проходит и секунды с того, когда успеваю подумать о таком раскладе, как поскальзываюсь на одной из ступеней, к которой, видать, тоже примёрзла эта самая загадочная пакость, да лечу, глотая ртом воздух, вниз, надеясь даже не на то, чтобы выжить, а просто, чтобы упасть как можно дальше от трупа. Самое ироничное, что падаю я как раз-таки именно на него, не получив и малейшего последствия – всё со мной почему-то полностью в порядке, а вещество вокруг, видом напоминавшее только золу, этакие частички космического пепла, оказалось твёрдым, как камень. И вот я нахожу себя лежащим на чём-то мягком, как закоченевшее тело может быть таким, оно наверняка должно было стать таким же жёстким, как и этот пол, застланный замёрзшим веществом? Находится время обдумать ситуацию: опасно ли соскакивать и бежать к лестнице? Я уверен, что мои силы способны подарить необходимый прыжок вверх, чтобы добраться до неё вновь. Но мне не известно обманка ли это, а вдруг подо мной разломится пол и, прости прощай Райан, останусь тут так же, умирать в этих мучениях?

Как ни странно, я был зомбирован первую минуту, будто вокруг стоял запах моего родного края. Я даже в новой жизни уже на уровне подсознания знаю, что было присуще тем землям обетования, моему истинному дому, дому нашего народа. И я даже не удивляюсь шёпоту голосов в моей голове, спровоцированных этим. Я не понимаю, что они говорят, но говорят они на языке готтос. Моя раса… Дребезжащий страх поселяется во всём теле, ногами я пытаюсь выбраться, руками – ослабить хватку.

Он ожил, труп ожил и схватил меня своими большими руками за корпус, сжав так, что глаза готовы были выпрыгнуть! Если он того и добивается, то это значит только одно! Это месть за свою погибель, он хочет назад свои глаза и решил отобрать мои!

Я пинаю его ногами, всем телом помогаю себе, но хватка такая сильная, что это всё остаётся бесполезным. Мужчина вскакивает, под ним крошится заледеневший пол, покрытый слоем его прежней тюрьмы. И только тогда я начинаю орать дико и жалостно, зовя Ориона, да откашливаюсь от давления на живот, дыша последними, огромными глотками. Казалось, что это и есть конец, пока громадный психопат, вернувшийся из мёртвых, не выкинул что-то, на что не способен ни один человек. Не знаю, как и называть такое: когда в ногах страшилы запустилась реактивная тяга, в момент доставившая нас до верха, я уже был почти без сознания, выдохшись из-за собственного крика от испуга и из-за томительно-больного сжатия, как оказалось, стальными руками. Это был робот, вот почему его глаза – не глаза вовсе, а стеклянные шарики.

– Чтоб тебя снова из строя вывело, отпусти живо моего сына, механическая помойка, я кому сказал, а ну быстро отключился и марш бегом на свой пост! – доносилось громко, но с эхом от моего спасителя, прибежавшего на первые же, как оказалось, крики. Именно он спас меня от участи быть разорванным на клочья, так как робот принял моё появление не за встречу гостя, а за врага. Пнув хорошенько это ещё одно своё создание, Орион долго ругался, пока перенимал меня на свои руки. Я не смог даже встать, боль подступила только сейчас и вырубила она меня сиюминутно, уже не различая, где я, у кого в объятьях, и кто кричит мне в ухо. Через какое-то время стало совсем уж легко, пошутил бы даже, что видел белый свет в конце тоннеля, но была лишь эйфория спокойствия, что всё, так или иначе, обошлось.

И только тогда мне открылась самая страшная тайна. Тайное желание всех прошедших лет оказалось совершенной явью. Проснувшись, я обнаружил себя в очень комфортной, практически вертикальной капсуле, стекло крышки не было закрыто, а весь лабораторный стол передо мной был испачкан практически чёрной кровью. В ней валялся скальпель, зажимы, трубки и другие хирургические операционные приспособления. Их с осторожностью Орион перекладывал в небольшой тазик с водой, решительно, но с промедлением, раз от раза подтягивая резиновые перчатки на длинные пальцы рук. И лишь только начав вымывать сам, блестящий металлом, согретый горячей кровью стол, мужчина заметил моё пробуждение. Он улыбнулся, вздохнул так, с переживанием и внутренней тоской, да выдал короткое:

– Привет, мне так жаль, что я не уследил за… эх. – Это даже растопило моё сердце, обеспокоенное за всё и сразу. Нервы шалили, крутили мне виски. Я хотел выпустить слезу, но это не было лучшей идеей, нельзя давать волю чувств, даже те, кто защищают, они тоже могут стать опасностью, всего за какой-то миг. – Не выбирайся пока из своей больничной кровати, мне нужно ещё вытащить пару иголок из твоих рук. Пришлось перелить тебе немного крови от… соплеменников. Но, как я и говорил, у вас она… не знаю, понимаешь ли ты это, что твоя совершенно тёмная, она почти чёрная, как и у готтос, как и у гентас, у людей многим светлее. Ты ведь инь и янь, слившиеся воедино. У людей видны синие вены, потому что через слой кожи способны пробиваться только оттенки этого цвета, а у вашей расы всегда было странное отличие. Я до этого понять не мог, чем ты отличаешься от остальных, почему так всё удачно вышло. А дело-то в крови.

– Ты только что сказал, что мой народ всё-таки остался в живых? Где они? Как они смогли возродить расу, и почему я не перерождался так давно?

– Чувствуешь наверняка себя особенным, пёрышко. Они в летаргическом сне, но вряд ли этих существ можно называть такими высокими наречиями. Ничего общего они с тобой не имеют, всего лишь неудавшийся эксперимент моего отца. Я бы давно избавился от тел, чем вскоре и займусь, просто не знал, что они окажутся неспособными оказать тебе донорскую услугу. В итоге, этим занялся я. Была проблема с… Я боялся, что случайно выгоню твою душу в тонкие миры, в моей крови неприличное количество, эм, не моей крови, ахах. Я не буду честным с тобой, если скажу, что успокаивал нервы одним лишь какао. Как и говорил, дисигнат карнона давно заменил мне развлечения, активный отдых. Несуществующую семью. – И вправду, ощущение эйфории не родилось из пустого места. Приглядываясь, я мог понимать, что вижу всё каким-то подсвеченным, руки расплывающимися перед глазами, если водить ими в стороны слишком медленно, а колыбель мутантов, растущих уже с десятилетие в вечной спячке, не вызывала и малейшего впечатления, хоть и располагалась она с пола до самой высокой точки этой части подземелья. Тело, что пробыло на моём месте всё это время, сейчас бездыханно лежало под простынкой на соседнем столе, который уже успел прибрать Орион. И, клянусь, оно даже так не выглядело идентично человеческому. – Волосы как серебро у нечистокровных… А у остальных – белые… У вас всегда такие красивые волосы! Мне так хотелось, чтобы мои гены не доминировали хоть в этом пункте и теперь прекрасно заметно, что тут твой род был сильнее людского. От меня тебе достались только глаза…

– Мне тоже нравится какао, например. – Отшучиваюсь я, чтобы замять не слишком удачный разговор. – Ещё радио и шарфы. Вязать я не пробовал, но это не меняет дела. Если б тот громила был чуть приветливей, я бы мог избавить тебя от лишнего приёма этих веществ. Но раз мне тут нужно будет остаться, план по побегу придумывать будем вместе. – Подсознательно, внутри бушевала неуверенность, что это всё так только на словах, но я решил пойти путём своего сердца. Потому что Орион первый, кто заботится обо мне, притом не показывая, что он вынужден, а делая это своей волей.

– Это был Джудас – этакий робот-уборщик, отец создал его для этого места ещё очень давно, а на днях у нас лопнул бак с хранилищем жидкого, охлаждающего варева, из-за которого и возможна кремация всех этих тел. Какое-то время я даже решил, что такой перепад температур разбудит их всех и, пиши пропало, что бы я тогда делал с двумя сотнями неприученных к жизни созданий? В спешке, я не заметил, как он упал в эпицентр разлива, замёрз видать там напрочь, а тебя посчитал за помеху, так как от мусора роботы-уборщики даже животных отличают то плохо, приходится постоянно сбивать настройки. Так вышло, что его хватка разорвала тебе аппендицит, но не волнуйся! В таком году родился, что и не почувствуешь разницы. Этот маленький кусочек мешка для мусора и так бы не понадобился тебе, тем более в порванном виде…

– Постой, так ты копался… в моих кишках? – дошло быстро, я даже с перепугу самостоятельно отцепил все капельницы и ступил на серую напольную плитку, задрать операционную рубаху, чтобы проверить тело на наличие шрамов и синяков. Но ничего, как ни странно, не было. Кроме смущения. Жуткого, сверлящего, не отступающего смущения. Операций раньше у меня не было, а если и проводились, то я просто не помню этого. Я понимаю, что этот человек видел меня в любом виде, так как воспитывал первые месяцы жизни меня именно он. И кто его знает, через что пришлось пройти. Но сейчас я давно не младенец, тринадцать лет прошло.

– Ну, я… Тебе всё равно будет неинтересно это слушать, сейчас технологии такие, тем более у меня, у Лурецкого. Тут не требуется особых знаний, чтобы даже шрама не оставить. – Он явно попытался отвести тему, увидев, как я расстроился. – А сейчас предлагаю переодеться и пройти со мной в твою новую комнату. Я долго изучал все твои интересы и прекрасно понимаю, в какой ячейке общества ты состоишь, находясь в запертом состоянии все эти годы, ты стал прямо как мои птицы… Оставшиеся живыми после такого образа жизни. – Оглушённый слабым эхом всех произнесённых слов, мои мольбы о желании жить были услышаны.

Теперь только готов признать, что следующие три года были самыми долгими, но наиболее счастливого (и в тот же момент несчастного) периода я не могу даже вспомнить. Представить только чего стоит: жить там, откуда обычно в книгах начинаются сказочные истории. В моём случае, сказка оказалась очередным кошмаром. Слишком личным, чтобы всё рассказывать, и слишком долгим, чтобы успеть поделиться хоть чем-то ещё.

[Повествование Йована]

В его истории не было случайностей, а в моей жизни – состыковок. В каком-то смысле, сейчас в душу пробралась банальная обида на судьбу. Слепая такая, тупая обида. Всё это время у меня мог быть брат. Мы могли расти душа в душу, либо переживали совместные приключения, не важно, в роли победителей или проигравших, ведь вместе всегда присутствует особая сила. Пока Райан рассказывал, что-то в душе его растаяло, выпал наружу тот кусочек его памяти, который обыкновенно стоит держать только при себе. Незнакомцам рассказать не так страшно. Рассказать и остаться в тени – тем более, но этот парень смелей многих, ему такое и не нужно. Странно, мои родители не в состоянии совместно иметь детей. Значит ли это… Хм, Рэй наглядно показал мне, что лучше бояться таких вопросов, я очень хочу знать, но это не изменит моего настоящего. А если и поменяет, то я попросту не готов расставаться с тем, как всё есть. Пусть даже предполагать проще и приятней душе, но истина всегда будет лежать в правде. И когда-нибудь она откроется. Надо добиваться того, чтобы не остаться огорчённым, а перенять всё в свою пользу. Я справлюсь.

– Хотел бы я раньше иметь такого брата рядом. Майклу повезло с тобой.

– Нам ничего не помешает взяться за это прямо сейчас, вот, дай мне “пять”. – Рэй улыбается, щурясь от счастья того, что открыл хоть кому-то свои мысли, да выставляет руку в жёстких тёмно-серых перчатках. Незамедлительно, я сжимаю её, удивляя тем самым, да притягиваю в непродолжительные объятья, чтобы не испугать нового друга. От него пахнет спичками и недавно выпитым какао. Отстранившись, парень делает шаг назад, неожиданно быстро натянув широкую улыбку на лицо, да коротко выражает свою благодарность:

– Приятно очень. Ну, а Майкл меня недолюбливает. Просто потому, что даже мне уделяется внимания больше, чем ему.

Схватив посох, Райан жёстко вставляет его остриями лезвий в землю, стукнув поверху ногой, как будто вбивает лопату в песок. Чудес не случается, Рэй продолжает свой путь без магического приспособления. Зазвав меня отойти дальше, немного вперёд, с его уст срываются очередные заклинания. От одного его взгляда происходит самое странное, что мне приходилось видеть: лезвия принимают раскалено-красный оттенок, основание посоха немного подрагивает, но успокаивается, когда расплавленная сталь намертво закрепляет эту палку в землю.

– Ты только что…

– Нет, это не я, это заслуга природы, мне просто нужно было правильно попросить. Пошли дальше, посох отслужил своё. Это максимальная защита леса, которую я могу ему предоставить, ничего случайного не произойдёт. Вроде… лавин, падений камней с горы, пожара. Если гентас и готтос на свободе, они выберутся, но для остального здесь я. Высоко прыгаю, больно бью. Никто не выберется из долин Авалона, пока на страже силы природы и чистые надежды людей.

– Ах да, я как раз хотел спросить тебя…

– Что там?

– Я причинил тебе боль, но ты так поступать не стал и даже провёл надо мной какой-то ритуал. Если это была не подготовка к смерти, я удивляюсь, как ты устоял от желания помахать своими тяжёлыми кулаками надо мной. – Честней вопроса ко мне просто не пришло. Нужно было как-то отвлечь Рэя от рассуждений про готовящиеся проблемы, отчего было решено завести его глубоко назад, в раздумья, связанные с нашей Шин. Всё понимаю, люди-монстры из прошлого, силы природного порядка… Но мне важна сейчас только сестра. В сравнении с Райаном, я даже кажусь эгоистом, но зато говорю всё честно.

– Это просто. Вот буду я тебя калечить да, вырывать из себя всю злость и вбивать её тебе. Сломаю тебе нос, подверну ногу, перекинув через себя, а, пока ты будешь откашливаться на земле, захлёбываясь от невозможности дышать, не грех было тебя остриём посоха проткнуть, как на вилку, и протереть пол у себя в коридоре, который ты мне, между прочим, запачкал, собираясь увезти мою подругу едва не на верную смерть. В итоге что станет? Станет мне лучше, но за это время может что-то вновь произойти с Шин. И если я её потеряю, я вернусь, чтобы попрощаться и с тобой. – С такой серьёзностью мне ещё не рассказывали, как будут наматывать меня на оружие, как высвободят на мне весь скопившийся негатив. Я просто и не был так часто под таковым прицелом. Не проделывал ничего настолько страшного, чтобы заслужить. Всё это заставило вспомнить меня про Майка и глаза разбегались только оттого, что приходится выбирать, кому помочь в первую очередь. Рассмеявшись, молодой колдун быстро пришёл в прежнее расположение духа. – О да-а, спасибо за это выражение лица, я того и добивался. Ты не представляешь, как это приятно, видеть это поражение в этих пугливых глазах. Можешь и поморгать, вспомни хоть, что мы теперь друзья. Ох, Аве Мария, да ты весь покраснел, ха-ха!

Трижды: стыд, страх и смех. Искупавшись в поражении, я выхожу из положения с улыбкой. Стыдно лицу, страшно сердцу, а в душе дикий хохот. Как приятно быть чудаком, подружившимся с защитником целого леса. Как приятно, что между подготовкой к выпускному и невероятным сумасшествием я выбрал именно последнее. А Райан всё чаще заикается про препарат со шприцом, который прихватил с собой и хочет, чтобы испытал его именно я. Но что это нам даст? Начну видеть как-то иначе? Мимо проплывают, как во сне, удивительный вид неба, приближавшегося к закату, дорожка сужается и ведёт нас по огороженной части обрыва. Слева за старыми перилами виден лыжный курорт. Но с такой высоты различимы только вагончики фуникулёра, медленно проплывающие вдали, как игрушечные скаты, про одного из которых в своих историях совсем недавно упомянул Рэй. Справа над нами наклоняют свои иголки, собранные в шубы, вековые ели. Земля еле держит их в своем чреве, отчего выступившие корни как подсказывают: это дерево стремится в долгий полёт. И одно я не разберу: в полёт вниз по скале (как в принципе произойдёт от гравитации) или же деревья, как и мы, тоже стремятся наверх? Ещё раз, одарив краснеющее небо вопросительным взглядом, я спотыкаюсь о камень и лечу прямо на перегородку, рассыпаясь в благодарностях, что кто-то добрый предусмотрел эту глупую возможность проверить, на что именно надеется это дерево. Но вдруг, когда голова прекращает кружиться, а нервы и страх отступают, я вижу необыкновенную картину:

– Райан… Эм, Райан, иди сюда! Это там подземный проход или твоя медведица учится альпинизму? – непонимающе и ропотно, снизу-вверх на меня глядела любопытствующая пушистая морда, отсюда казавшаяся таким же милым созданием, как простой плюшевый кот. Друг обогнул меня, перепрыгнул через преграду, зацепившись в виде поддержки одним лишь носком ботинка об одну из перил. Да закричал, зазывая Пелагас сюда, к нам. Но животное непонимающе вертело коричневыми ушами, пытаясь расслушать хозяина, а то и вовсе понять, что же такое волшебное он от неё добивается. – И как мы это сделаем? Эта громадина от дерева к дереву отпрыгивает, ломая их пополам, как тонкие перья. А закон физики переплюнуть ей не по силам? – никогда не подначивайте героя-авантюриста. Никогда не приписывайте его ближним те качества, какие хотели бы видеть в себе, но тоже не в состоянии достигнуть. И да, если вас схватят за руку и потащат в обрыв, пожалуйста, не делайте моих ошибок. Не отпускайте.