Звонят дважды. Звонок слышится так громко, что закладывает уши. Сотни мыслей начинают бродить в голове как по лабиринту.
«Он пришел, чтобы помочь…»
«А если это охрана Тараса? Зачем он ее сюда позвал?»
«На прошлой неделе этажом выше заселились соседи. Может, это они? Хотя, какие, к черту, соседи?»
Подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего не слышно, даже шагов Уварова. Это пугает еще больше. Неизвестность всегда страшит. Неизвестность и боль.
– Полицию, что ль, вызвала? – наконец-то слышу голос мужа.
Он надменный и высокомерный. Будто его не страшит наказание. Ведь Тарас его не получит. Ему все позволено: бить, издеваться, шантажировать, держать в страхе и неведении.
– Неужели ты еще не поняла, что это бесполезно? – устало говорит, проходя мимо двери в коридор.
Слышу, как щелкает замок и открывается дверь. Со скрипом. Смазать-то некому. Муж может только приходить, разбрасывать вещи, угрожать, а вот смазать дверь – нет.
Сама стараюсь перебороть страх и приоткрываю свою дверь.
– Добрый день, – вежливо здоровается Тарас. На людях он вообще замечательный муж, показательно-правильный до рвоты, – а Вы к кому?
Делаю тихие шажки на носочки. Мне бы одним глазком взглянуть, кто пришел.
Уже за несколько метров улавливаю ненавистную туалетную воду. Я чувствую ее на работе весь день, этот аромат даже не заглушает тушеную баранину, у которой специфический запах.
А следом в поле моего зрения попадает татуированная рука, которой он оперся о косяк двери. Уверенный, даже слишком, брови сведены к переносице, ноздри от ярости раздувается как у быка на корриде, губы в одну тонкую линию сжаты. Кажется грубым, неотесанным дровосеком.
Никогда мне не нравился и доверия не внушал.
Только пришел ведь… Влад Бессонов.
– Ника? – орет на всю лестничную клетку.
Я изо всех сил стараюсь скрывать, что происходит за моей дверью, живу тише воды ниже травы, а он орет, что есть сил.
– Прошу прощения, молодой человек, – снова вежливо говорит муж.
– Молодой человек – это курьер, которого я внизу чуть не сбил, когда пешком поднимался по лестнице, – басит грубо.
От его низкого голоса становится не по себе. Он вызывает бурю эмоций внутри, но я не даю ей вырваться наружу. Мурашки слоями укладываются на моей коже, одежда становится неприятной к телу, жесткой и карябающей.
– Ника где? – спрашивает снова своим басом.
Таким голосом он своих поваров на место ставит, и приказы им раздает, солдафон несчастный. Меня просто коробит этот его тон, как острыми ногтями по стеклу провести.
– А зачем Вам, – выделяет, – моя жена, – снова выделяет.
Глаза Бессонова расширяются – он обалдел от услышанного, потом его губы расплываются в улыбке. Коварной, не предвещающей ничего хорошего.
Влад выше и крупнее Тараса. Не то, чтобы мой муж хиленький и щупленький, скорее наоборот. Последние годы он часто посещал тренажерный зал, занимался персонально с тренером, в том числе и борьбой.
Но на фоне Бессонова все равно проигрывает. Это странным образом радует. Если Влад на моей стороне и будет не делать мне ничего плохого, то, пожалуй, на сегодня я в выигрыше.
Если, конечно, не уйдет сейчас, узнав, кто мой муж.
– Тебе зачем жена, если ты ее обижаешь? – рычит и проталкивает его в квартиру.
Дверь за ним захлопывается, мы остаемся втроем в коридоре.
В воздухе запахло самостью, агрессия ощутимо ложится на плечи, на полки, на верхнюю одежду в гардеробе. Слой толстый и густой – не смахнуть.
Вжимаюсь в стенку, потому что эти два быка насупились и смиряют друг друга прокалывающими взглядами.
– Ника, – обращается ко мне, но отводит свои темные глаза от Уварова.
Мои конечности онемели, я перестаю чувствовать руки и ноги, страх сковал горло. Хочется одного – закрыть глаза и провалиться куда-нибудь, как Алиса в страну чудес.
– Теперь говори мне честно. Иначе придушу, ледышка. Почему тебе нужна была помощь?
Открываю и закрываю рот как мелкая рыбешка, выброшенная на берег.
– Ника, блядь! – рычит до стянутых в тугие узелки клетки.
– Мне нужна защита от него. От мужа. Он… – не могу сформулировать. Нужно просто сказать, что он обижает меня. А я молчу.
Зажмуриваю глаза, надеясь, что картинка исчезнет.
– Сука, – говорит… мой муж.
А потом слышу удар и хруст.
Тарас вопит как резаный, хватается за челюсть. Из его носа потоком идет кровь. И… надо бы помочь.
Кидаюсь к нему, но рука Влада жестко меня останавливает. Он отвлекается на эту долю секунду и получает размашистый ответный удар. Губа разбита, из нее также начинает течь кровь.
– Вон пошел, – цедит Влад.
Драться они вроде как больше не собираются. Уваров шипит, терпит адскую боль. Есть подозрение, что Бессонов ему что-то сломал, до сих пор в ушах слышу, как ломается кость.
– Ты еще пожалеешь, – обращается к Владу. Говорит еле-еле. Мог бы, сказал больше и угрожал, – и ты, – в меня летит его взгляд, который оседает черной тенью на мне. Становится трудно дышать, в легких не осталось больше кислорода, все растрачено.
Я отчетливо и ясно понимаю, что Уваров это не оставит, не забьет и не забудет.
Зря я втянула в это Влада. Потому что сейчас Тарас ущемлен и унижен. Гремучая смесь для такого человека как мой муж.
– Вот… ледышка, – шипит сквозь зубы.
Ему тоже досталось. Переводит странный взгляд на меня. Прочитать его сложно. Он будто застелен туманом, сквозь который не пробраться.
И все равно неуютно мне с ним находиться рядом. Я вообще не люблю оставаться один на один с мужчиной.
После Уварова, мужчина для меня равно опасность. С этим сложно бороться.
– Я принесу аптечку, – хрипло говорю и стремительно ухожу на кухню за перекисью и ватой.
В воздухе пахнет кровью, его туалетной водой и мужской силой.
Бессонов следует за мной, осматривается по сторонам, замечает бардак, который устроил Тарас. Вполне возможно, делает какие-то свои выводы, но пока молчит, ничего не спрашивает.
Каждый его шаг отдается в области груди, как жесткое биение больного сердца. Хочется приложить ладонь и унять эту громкую трель.
Достаю перекись, смачиваю ею вату и оборачиваюсь к Владу. На его лице играет коварная улыбка, которая точно не предвещает ничего хорошего.