Едва только я услышал эту новость сегодня утром по дороге на работу, как уже не был способен думать ни о чем другом. К тому времени, как я добрался до своего офиса – комнаты, которую временно снимаю на одном из этажей здания связи, – голова у меня опять раскалывалась, несмотря на парацетамол, принятый от похмелья. На тот момент подробности были отрывочными, но когда я услышал ропот потрясенных и обеспокоенных обитателей деревни и увидел в местных новостях обсуждение последних известных перемещений Оливии, ужас вновь захлестнул меня, словно приливная волна.
А вот теперь пепельное лицо Дженни, ее черты, застывшие во взгляде, словно нацеленном на что-то в тысяче ярдов от нее, еще сильней разжигают этот ужас. Я вижу не просто потрясение – это страх: ее расширенные зрачки почти скрывают темно-зеленые, как лесная листва, радужки. Пульс упруго бьется у меня в горле. В последний раз я видел лицо жены таким в прошлом году, когда с трудом вывел ее из состояния, похожего на транс, взяв за плечи и крепко встряхнув. Джен совершенно не помнила, чем занималась несколько часов перед тем, как я нашел ее такой. В тот вечер я здорово выпил, и она встала с постели так, что я ничего не услышал.
До сих пор не знаю, как долго ее не было, прежде чем я проснулся и обнаружил, что ее сторона кровати пуста и уже остыла. Ничего другого мне не оставалось – пришлось отправиться на поиски. Даже сейчас все еще чувствую ту жуткую панику, сковавшую живот, пока я раскатывал по деревне, осматривая улицы. И до сих пор ощущаю тот укол вины, который испытал, осознав, где именно ее нашел. Видение того, как она стоит там, в саду Оливии, с камнем в руке, все еще живо в моей памяти. По-прежнему содрогаюсь при этом воспоминании.
Джен молча сидит передо мной, ее губы подергиваются. Вся деревня, а теперь уже и вся страна говорят об исчезновении Оливии, но меня интересует только то, что скажет она.
– Говорят, ее забрали прямо с улицы. – Мои глаза так и умоляют ее, когда я пытаюсь вырвать Джен из ее собственных мыслей.
– Забрали?
Это слово – не более чем шепот.
– Да. Похитили.
– Черт.
Чувствую укол раздражения. Разве она не собирается выдать нечто большее, чем такие вот односложные ответы?
– Я хочу сказать, это и вправду страшно, так ведь? В нашей маленькой деревне… Ну кто тут способен на нечто подобное?
Джен качает головой, а потом делает глубокий вдох.
– Понятно, – говорит она, быстро моргая, после чего выпрямляется. – Не стоит обсуждать все это сейчас. Давай поужинаем. Не хочу, чтобы дети знали, что что-то случилось.
Пристально смотрю на нее. «Давай поужинаем»? Как она может быть такой спокойной после того, что только что узнала? Прежде чем успеваю спросить, Джен встает с дивана и направляется обратно на кухню. Я стою столбом, ошарашенно застыв. Сам не знаю, какой реакции ожидал, но явно не чего-то подобного. Тихий голосок у меня в голове нашептывает, что она так себя ведет, потому что уже знала. Поведение Джен было и вправду странным, а еще эта грязная пижама, да ее обручальное кольцо, брошенное на пол…
– Нет. Только не это, – шепчу я, грубо растирая голову руками, чтобы заглушить этот голосок. Это просто совпадение, что прошлой ночью с ней случился провал в памяти, вот и все.
– Сам будешь подавать на стол? – кричит она из кухни.
– Да, буквально две секундочки. – С силой выдыхаю и расправляю плечи в попытке успокоиться, затем присоединяюсь к ним за столом.
Сплошные улыбки.
И все через силу.
Ну как мне не обращать внимания на предупреждающие красные флажки, которыми бешено машут у меня в голове?
Едва откусив кусок, тут же давлюсь – и чувствую на себе взгляд Джен, когда поспешно отпиваю глоток воды. Сейчас я не отказался бы от бокала красного, но мне нужна ясная голова на случай, если у Джен сегодня ночью будет еще один подобный эпизод. Кошусь на нее, перехватив ее взгляд, и мы неотрывно смотрим друг другу в глаза – кажется, чуть ли не несколько томительных минут. Невысказанное обвинение незримо витает над нами. Я не могу так уж винить Джен за недоверие, окутавшее наш брак в прошлом году.
Только не тогда, когда сам и стал его причиной…