Вскоре собственные лекции Жозефа-Игнаса Гильотена по анатомии и физиологии не могли вместить всех желающих: отрывочные воспоминания современников рисуют молодого доктора маленьким, ладно скроенным человеком с изящными манерами, в глазах которого светилась притягивающая людей восторженность.
Можно только удивляться тому, сколь радикально изменились взгляды того, кто некогда претендовал на роль служителя церкви. Как лекции Гильотена, так и его внутренние убеждения обнаруживали в нем законченного материалиста. Еще не были забыты великие врачи прошлого, такие как Парацельс (Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) и Агриппа Неттесгеймский (Генрих Корнелиус фон Неттесгейм), еще трудно было отрешиться от представлений о мире как о живом организме. Однако молодой ученый Гильотен уже ставил под сомнение утверждения Парацельса, а тот писал: «Натура, космос и все его данности – это единое великое целое, организм, где все вещи согласуются меж собой, и нет ничего мертвого. Жизнь – это не только движение, живут не только люди и звери, но и любые материальные вещи. Нет смерти в природе – угасание какой-либо данности, есть погружение в другую матку, растворение первого рождения и становление новой натуры». Все это, по мнению доктора Гильотена, было чистой воды идеализмом, несовместимым с рвущимися к господству новыми материалистическими убеждениями века Просвещения.
Он, как это и полагалось молодым естественникам его времени, несравнимо больше восхищался Вольтером, Руссо, Дидро, бароном Гольбахом и Жюльеном Оффре де Ламетри.
Со своей медицинской кафедры доктор Гильотен с легким сердцем повторял новое заклинание эпохи: опыт, эксперимент – эксперимент, опыт. Ведь человек – это прежде всего механизм, он состоит из «винтиков» и «гаечек», их надо только научиться подкручивать – и все будет в порядке.
Собственно, мысли эти принадлежали Ламерти. В своем труде 1748 года под названием «Человек-машина» этот великий врач и философ утверждал весьма узнаваемые и сегодня идеи о том, что человек есть не что иное, как сложно организованная материя. То есть Ламетри первым во Франции дал последовательное изложение системы механистического материализма. Согласно Ламетри, существует лишь единая материальная субстанция, а человек и животные созданы природой из одной и той же «глины», и человека отличает от животных лишь большее количество потребностей и, следовательно, большее количество ума (Ламетри признавал потребности тела «мерилом ума»). А человеческий организм Ламетри рассматривал как самостоятельно заводящуюся машину, подобную часовому механизму.
Те же, кто считал, будто мышление предполагает существование некоей бестелесной души, – это дураки, идеалисты или шарлатаны. Кто когда-нибудь видел и трогал эту душу? Так называемая «душа» прекращает существование тотчас после смерти тела. И это – очевидно, просто и наглядно. А потому вполне естественно, что врачи Парижской медицинской академии, к которой принадлежал и доктор Гильотен, столь дружно возмутились, когда в феврале 1778 года в столице объявился австрийский «врачеватель» и «магнитотерапевт» Франц Антон Месмер.