В едином миграционным центре города Москва (находится он не в Москве, а под деревней Сахарово) я снова встретил Мишу. Он ждал своей электронной очереди на получение вида на жительство, прикрыв глаза, и выглядел умиротворенным.
Решив, что обознался, я моргнул четыре раза. Мало ли людей, предпочитающих всем рубашкам именно такую – красную, с желтыми квадратами? И так старательно заправленную, что шея сзади оголена чуть больше положенного? Да таких тысячи! Но нет, вопреки здравому смыслу, вдалеке стоял Миша.
Я чуть не выронил свой капучино из автомата. Охранник посмотрел на меня, мол, лучше мне отдай, я с радостью выпью восемнадцатую чашечку за день.
Подходить к Мише, спрашивать, как это возможно, что он… существует, да еще и в Москву приехал, не очень-то хотелось. Я опасался, что в его чемоданчике – том самом, кожаном, с застежкой-кочергой – окажется коготь Длинной леди. А может, лепесток царицы Конгломерата. Или антрацит из Шубинской шахты? И тогда все, от чего я убегал последние годы, окажется правдой. Быть может, даже Шубин. А это – нельзя. Это – катастрофа.
Миша меня не заметил. Я сел в другом конце зала ожидания и достал какую-то модную книгу – из тех, что вся Москва читает. Чтобы и я такой был – из “всей Москвы”, свой в доску. Потом я прошел медкомиссию, сдал дактилоскопию, и вышел из огромного здания. С Мишей мы разминулись. На выходе из МФЦ меня встречали бомбилы, один из них предложил цену – 250 рублей до Москвы.
– Одно место, сразу едем, – крикнул он мне в лицо. Эта фраза напомнила мне о Шахтерской площади в Донецке, где человек заглядывал на остановке в маршрутку и громогласно объявлял: “Одно место до Горловки!”
Я обрадовался, что ждать не придется, и отправился к его старой Daewoo Lanos. Каково было мое удивление, когда, открыв дверь, я обнаружил на заднем сидении Мишу. Он меня узнал и улыбнулся. Деваться было некуда – я сел рядом.
– Почему не едем? – Спросил пассажир спереди у водителя.
– Еще одного найдем, и поедем.
– Так вы же говорили, сразу едем! – Воскликнул я, но водитель просто пожал плечами. Тогда я протянул ему 500 рублей и сказал: – поехали сразу, пожалуйста.
Водитель снова пожал плечами и мы, нарушая все мыслимые законы ПДД, помчались по Киевскому шоссе в сторону Подольска. Первое время Миша молчал, а я делал вид, что пишу кому-то длинное сообщение, хотя на самом деле поглядывал на его чемоданчик.
Потом Миша повернулся и сказал:
– Давно из Донецка?
Вопрос я услышал с трудом. Он доносился сквозь ближневосточную попсу из радио уважаемого водителя и сквозь этот взгляд, который умел, как и раньше, расположить к себе любого незнакомца, не говоря уж о друзьях.
– В 2014-м… – сказал я. – Когда же еще?
– Ну да… – задумчиво проговорил Миша. – Когда же еще.
Мы помолчали, глядя в окно. Водитель, чтобы обогнать пробку, выехал на обочину. Мне стало не по себе. Впрочем, этот страх – чепуха, по сравнению с тем, что я испытал однажды в маленьком доме в Гладковке, незадолго до того, как пол обвалился. Когда в гостиную вошли… Нет. Извините. Не буду напрягать вас детскими фантазиями.
– Миш?.. – нарушил я молчание. Напрягу его! Раз объявился – пусть отвечает.
– Да?
– А все, что было с нами там… в Донецке… Это правда?
– Правда, – подтвердил Миша.
– Но тогда… Как ты…
– Благодаря тебе.
– А?
– Какое-то у тебя произношение… Странное. Ты вроде бы звучал по-другому. Да, время беспощадно к нашей речи. Увы! Ах!
– Миша. Тебя не должно быть здесь. Никак. Это невозможно. Я ведь помню, я помню все…
– Видимо, нет. Видимо, ничего ты не помнишь.
И воспоминания унесли меня на пятнадцать лет назад, когда я заканчивал школу, и незнакомый человек спас меня от компании гопников. Кто бы знал, чем это обернется! Кто бы знал.
После покупки диска с квестом “Шорох” на книжном рынке я направлялся домой. От хоррор-игр у меня давно не ёкало, но на войне с самим собой все средства хороши. Когда я проходил мимо торгового центра (а точнее, советского универмага с торговыми рядами и кожаными куртками) “Маяк”, я решил поиграть по-взрослому.
Дождался красного сигнала светофора – и побежал! Бип! Звуки тормозов! Крик: “Ты что творишь?!” И я на другой стороне.
– Дороги детям – не игрушки, – сказал мне какой-то дяденька, сто процентов – Алексей, без чувства юмора, разве что над анекдотами смеется.
– А вы в детстве в самосвал любили играть, – ответил я. – И когда возвращались из садика, то всю дорогу думали, как будете насыпать в кузов песок.
Дяденька что-то буркнул и ушел. Все как всегда. Я дождался следующего светофора – и помчался. Снова сигналы! Ругательства! Один “шевроле” промчался буквально под моим носом. Ух-х! Но зато сердце наконец заколотилось.
Довольный собой, я решил, что на сегодня хватит. Можно и домой. Но тут ко мне подбежал человек и оборвал все планы.
– Привет, остановись, пожалуйста, – сказал он. Небольшого, как и я, роста, с конопатым лицом и встревоженным взглядом.
Я остановился. Мне всегда было сложно сопротивляться тем, кто заведомо меня сильнее – а учитывая, что я был не самым спортивным школьником, сильнее меня были практически все. Раньше-то меня Илюха защищал, но…
– Ты с рынка идешь? – Спросил человек.
– Да…
– А чего бегаешь? От кого-то бежишь?
– Да нет…
В этот момент я заметил, что к нему подошли еще двое. Стали чуть поодаль, держа руки в карманах.
– Слушай, я просто проверить кое-что хочу. А ты шо делал на рынке?
Мы проехали пробку, и мчались по трассе на всех парах. Неприятное воспоминание навеяло тоску и тяжесть в сердце. Миша прав: я давно отучил себя от “шокания”, “гэкания” и прочих прелестей суржика, и наверное теперь звучал для него как-то неправильно. Также я отучил себя от перебегания дороги в неположенном месте и поиске неприятностей.
Пришелец из прошлого мирно посапывал рядом со мной. Тогда, на рынке, я не был с ним знаком, и, честное слово, хотелось бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах.
А лучше, чтоб не происходило вовсе.
– Я диск покупал, – ответил я.
– А-а-а… А где?
– В магазине “Аркона”. Там, чуть дальше. – Я указал рукой.
– А продавцы смогут это подтвердить, если что?
– Ну да.
– Понятно. Короче, ситуация такая: у меня мать телефонами тут торгует. Своя точка. У нее украли один, новый, с камерой.
Книжный и радиорынок – главный центр в Донецке с куплей-продажей подержанных гаджетов. Ходило много слухов об их происхождении – якобы, все воришки зарабатывали здесь сбытом краденного. Человеку я ничего не ответил. Ему это и не надо было:
– Ты пойми меня правильно, я ж за мать лицо отгрызу, понял, да? Она сказала, что украл паренек, где-то твоего возраста. Я тебя ни в чем не обвиняю, но ты тут бегаешь, ведешь себя, как вор. Сходи со мной к ней – она скажет, ты это или нет. Лады?
– Да я тороплюсь…
– Я тебе говорю – за мать я что хочешь сделаю, – его друзья сделали два шага к нам и вытащили руки из карманов. – Она тебя описала, понял, да? Сказала еще, что надпись на спине была какая-то…
Он обошел меня, посмотрел на футболку с китайскими иероглифами в районе лопатки, и округлил глаза:
– Есть надпись… – сказал он. – Слушай, давай без этих, лады? Сходим, проверим. Телефон у тебя есть? Покажи.
Я показал “нокию”, которую родители подарили мне на День рождения. Лицо человека побагровело:
– Это тот телефон… – Он взял меня за локоть и агрессивно сказал: – пошли. Она тут недалеко, во дворе. Заходить не будем, она с первого этажа на тебя посмотрит.
И повел меня через дорогу, на зеленый, представьте себе. Те двое, закурив, последовали за нами. Что-то во мне не работало: я не мог развернуться и уйти – боялся. Недалеко находилась городская больница – увы, не милиция. Хотя что бы я сделал, даже если бы мимо прошел блюститель порядка? Вряд ли бы нашел в себе силы попросить о помощи. А может, мне и не нужна была помощь. В какой-то мере мне нравилось, что эти парни ко мне пристали, это что-то новенькое и явно поинтереснее, чем красный светофор.
Мы обогнули какую-то пятиэтажку, и зашли во двор. Пустой, даже как будто заброшенный. Человек подвел меня к крайнему подъезду и встал рядом со сломанной пополам лавкой.
– Покажи еще раз телефон, – потребовал он.
– А где ваша мама? – спросил я.
– Ты мать мою не трожь, понял? Телефон показывай!
Его товарищи были рядом. Я извлек “нокию” и крепко сжал в руках.
– Новенькая, – сладострастно сказал рыжий. – Давай сюда. Красть – нехорошо, понял, да?
Понял, отчего же. А еще мне кажется, что я тебя понял, рыжий. Предположим, тебя зовут Семен. Ты рос в семье алкоголиков, и обожал “Спокойной ночи малыши”, только заяц тебя подбешивал. В школе тебя недолюбливали, и ты на всех обозлился. А общество не дало тебе реализовать таланты, и гоп-стоп стал для тебя единственной профессией, в которой ты хоть как-то сумел себя проявить.
Я протянул руку с телефоном. Зажмурился… И подставил лицо под удар. Может, все оно и к лучшему.
– Бей, Семен, – сказал я.
– Что? Какой я тебе…
Вдруг дверь в подъезд открылась.
Из него вышел Миша.
– Так, Горыныч, – сказал он. – Ты мне тут установленные порядки не нарушай. Шубин недоволен. Когда Шубин недоволен, я тоже недоволен. А когда я недоволен, все вокруг тоже должны быть недовольны, а тебе как будто бы все нравится. Мальца в покое оставь – и уходи восвояси. Не нравишься ты мне.
Когда он назвал меня “мальцом”, я удивился. Миша (я еще не знал, как его зовут) выглядел моим ровесником. Только осанка его, красная рубашка с желтыми квадратами, заправленная в строгие брюки, и какое-то неуловимое умение держать подбородок, выдавали в нем много больше жизненного опыта, чем у меня.
– Че-е-е-во-о… – ошарашенно проговорил рыжий и, сжав кулаки, двинулся на странного незнакомца. – Да я твоего Шубина…
Миша не дрогнул. Он быстрым движением постучал по чемоданчику, и в его правой руке, словно по мановению волшебной палочки, оказалась…
– Это кочерга, – объяснил Миша. Рыжий в ужасе отшатнулся. Что за кочерговая фобия? – подумал я, наблюдая за происходящим. – Но ты знаешь ее под другим именем…
Он поднял странное орудие над головой, и мой мир перевернулся.
Мы чуть не врезались в синий внедорожник. Водитель даже не выругался, вырулил с безразличным лицом и сделал музыку громче. Миша проснулся, громко зевнул, посмотрел на меня, и снова закрыл глаза.
Мне жутко хотелось кое-что у него спросить.
– Миш? – я толкнул его локтем.
– Ага?
– А Кладенец еще с тобой?
Миша улыбнулся и почему-то похлопал себя по животу.
– Со мной, дорогуша. Где б ему еще быть.
Двор изменил цветовую гамму. Стал неестественно оранжевым, с примесью бордового и раскаленной сковородки. Казалось, я здесь лишний, и все остальные, и вовсе не для людей это место построено. Может, так оно и было… Тела гоп-троицы стали меняться. Кожа их зеленела, под трескающейся одеждой росла чешуя. Языки удлинялись; рыжий кашлянул огоньком, а один из его товарищей отгрыз половину чересчур длинного когтя.
Миша смотрел на них равнодушно, я – очарованно. Но не испуганно! Прошу это зафиксировать. Боятся высоты или темноты, например (хотя это тоже не в моем случае), а к тому, что происходило, эволюция не готовила органы чувств. Через минуту перед нами стояло три ящера ростом с баскетболиста. Позади “рыжего” Семена мотылялся хвост. Они зашипели, и ринулись на Мишу.
Я подумал, что, разобравшись в ним, они переключатся на меня, и по голове я все-таки отхвачу, но рефлексы Миши оказались богатырскими. Он уклонился от когтей Семена, сделал шаг, крутанулся и стукнул его по затылку. Ящер с грохотом повалился на землю. Двое других попытались напасть скоординированно: один – снизу, другой, подпрыгнув, сверху. Миша этот трюк разгадал. Подсел, сделал апперкот, отчего ящер в воздухе взлетел еще выше. Кочерга описала широкую дугу, и сшибла с ног последнего врага.
От такой силы и мастерства у меня отвисла челюсть, со всеми тремя пломбами, что мне вставили на прошлой неделе. Я срочно должен научиться так же классно орудовать кочергой! Будь Илюха жив – ух, как бы я… Ух… Мда. Илюха…
Я встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.
Двор обрел былой цвет. Со стороны детской площадки послышались детские крики. Перед нами лежало три человека в спортивных костюмах, избитые, и никакие не ящеры. В окно первого этажа выглядывала старушка, Авдотья Агаповна (сто процентов так ее и звали), бывшая гимнастка и любительница вышивать пингвинов на носочка.
– Горыныч… – выдохнул Миша, покачав головой, – еще одно происшествие – и ты будешь изгнан. Я не шучу. И Шубин не шутит, – понимая, что никто его не слушает по причине отключки, он повернулся ко мне. – Миша.
– Саша, – сказал я и пожал протянутую руку.
– Приятно познакомиться. Пойдем отсюда, Саша. А то набегут…
Мы вышли на Университетскую улицу, и только там, возле магазина тортов “Лучиано” я задал волнующий меня вопрос.
– Так это был, я так понимаю…
– Горыныч.
– … не Семен?
– Горыныч, говорю ведь. Та еще погань. Но сердце доброе. Иногда.
– Но ведь это… из сказок… – неуверенно сказал я.
– Ты не удивляйся, Саша. А впрочем, говорить, что тебе делать и как себя чувствовать я не вправе. Донбасс – удивительный край. Горыныч не может здесь быть злобным драконом, не по-нашенски это. А вот троицей бандитов – пожалуйста. Ну, пока! Мы еще с тобой увидимся, совсем скоро.
Он поклонился мне и запрыгнул в подъехавший троллейбус. А я так и остался стоять, глядя на статую шахтера с куском угля в руке. Все произошло так быстро, а я, как обычно, такой тормоз, что не успел задать ни одного вопроса.
Зато я много чего додумал самостоятельно. Если вкратце, я осознал, что Миша – иллюзионист из Румынии с восемнадцатью братьями, я – сошел с ума, а мир – он, в общем, то же самое, что и я.