Автор выражает признательность кинорежиссёру и киносценаристу Сергею Белошникову за моральную поддержку при разработке основных сюжетных линий данного произведения
Святая Мария! Матерь Божья!
Куда катится мир?!
За пять минут до того, как на улице начали стрелять и убили человека, линейный сержант первой категории Пабло Каррера вошёл в переполненный воскресным народом устричный бар Хосе Элья Гуальберто Аранго.
По случаю воскресенья нагрудный карман сержанта изрядно оттопыривался. Дон Пабло отправлял первейшую полицейскую обязанность: обходил дозором свой участок. Ему оставалось почтить свои присутствием два заведения, и – домой, где ждёт воскресный обед.
Тариф за счастье лицезреть его одутловатую мокрую от пота физиономию, чёрные его усы, с которых по случаю жаркого дня обильно капало и стекало, выпуклое брюхо, подпираемое кобурой с шестизарядным несчастьем “Мендоса” тридцать восьмого калибра, тариф этот был установлен прочно и надолго. Пабло никогда не приходило в голову требовать что-нибудь сверх того, что, воротя в сторону потные морды, совали ему в нагрудный карман налогоплательщики.
Главное во взаимоотношениях пастыря и паствы что?
Незыблемость ставки налогообложения.
У Хосе по случаю воскресенья было полно народу. Сам хозяин стоял за стойкой и, завидев на пороге знакомый силуэт, привычным жестом потянулся за бутылкой писко[1].
– Жарковато сегодня, а, дон Пабло?..
Дон Пабло проворчал что-то невразумительное по поводу озоновых дыр, проклятых янки с их ракетами и старых пердунов из правительства, всему этому попустительствующих.
– Скоро янки будут ездить здесь в маленьких тележках, как в Индии, – ядовито сказал Пабло, стараясь не смотреть на сворачиваемую в трубочку купюру. – А мы, в эти тележки впрягшись, будем их возить куда они прикажут.
Хосе с поразительной незаметностью сунул ему в нагрудный карман свёрнутую трубочку, сам же при этом, отвернувшись, внимательно рассматривал полки с банками и бутылками.
И тут на улице начали стрелять и кричать.
Пабло отошёл от стойки в сторону, расстегнул кобуру и достал “мендосу”. Достав, посмотрел, есть ли в барабане патроны.
Патроны были.
С улицы послышался женский визг. Двери хлопнули, и в бар с шумом вбежал взлохмаченный молодой блондин в белой рубашке. Глаза у него были сумасшедшие, руки тряслись.
Бар замер. Тридцать пар глаз не отрываясь следили за молодым человеком. Тридцать пар глаз внимательно проводили его до стойки, к которой тот подошёл не спеша, нарочито расслабленной походкой, делая вид, что не замечает на себе всеобщего внимания. Он подошёл и охрипшим от напряжения голосом попросил сначала пива, потом, внезапно передумав, – кока-колы. После этого тридцать пар глаз оставили блондина в покое и уставились на дона Пабло.
Молодой человек поперхнулся ледяным напитком, когда в рёбра его упёрлось дуло револьвера и тихий внятный голос откуда-то из-под плеча произнёс:
– Руки на стойку, ноги расставить. Расслабься, парень.
Парень расслабился и выполнил, что ему велели.
Пабло охлопал его по бокам, вытащил единственное, что нашёл в карманах – бумажник, бросил его на стойку и надел на молодого человека наручники.
Устричный бар взорвался аплодисментами.
Пабло шутливо поклонился и обратился к Хосе:
– Старина, сходи туда, посмотри, сделай милость, что там, трах-тарарах, стряслось.
Хосе кивнул и вышел на улицу. Несколько человек поднялись из-за столиков, исполненные любопытства, но Пабло грозно сказал:
– Всем оставаться на своих местах!
Любопытные сели. После задержания преступника авторитет дона Пабло, и без того значительный, прямо-таки материализовался в духоте заведения.
Задержанный молодой человек пытался что-то прохрипеть, но голосовые связки ему отказали, и Пабло не обратил на его сипение ровным счётом никакого внимания.
Вернулся Хосе.
– Не хотелось бы вас расстраивать по случаю воскресного дня, дон Пабло, – сказал он, тяжело дыша. – Но, похоже, там застрелили мужчину из пистолета.
– Насмерть? – уточнил Пабло, пожевав губами.
– Как есть, – Хосе вытянулся в струнку.
– Так, – сказал Пабло и засопел. – Где у тебя кладовка?
Задержанный снова попытался что-то сказать, но Пабло больно ткнул его под рёбра стволом револьвера, и он замолчал.
– Впрочем, кладовка подождёт, – сказал Пабло и достал из кармана рацию. – Говорит сержант Каррера, третий участок, – сказал он, нажав пальцем на кнопку. – У нас тут убийство. Угол Панчо Вильи[2] и Мануэля Родригеса[3]. Мною задержан убийца. Я в устричном баре Аранго. Есть. Понял.
Убрав рацию, он снова ткнул задержанного под рёбра.
– Пойдём, парень. Так где у тебя кладовка, Хосе?..
– Там! – перепуганный Хосе махнул рукой куда-то в противоположную сторону. Хорошо, что Пабло этого жеста не увидел. Где кладовка в этом баре, ему было известно не хуже чем хозяину.
* * *
На тротуаре лицом вниз лежал мужчина, одетый точно так же, как и задержанный. Белая рубашка на его спине была прострелена в двух местах напротив того места, где у людей сердце.
Пабло переложил “мендосу” в левую руку, присел на корточки, вытянул грязный указательный палец и с брезгливостью потрогал лежавшего за шею. Нечего было и трогать: издалека было видно, что тот не дышит.
Быстро собравшаяся толпа в почтительном молчании наблюдала за тем, как исполнительная власть отправляет свои обязанности.
Пабло двумя пальцами выудил бумажник из заднего кармана лежавшего. Кроме небольшой суммы денег там находился синий дипломатический паспорт гражданина страны России.
Пропал обед, подумал Пабло.
Мучимый внезапным подозрением, он вытащил из кармана бумажник того парня, которого он задержал в баре, и развернул его.
Так и есть: небольшая сумма денег и такой же синий паспорт, всё та же Россия.
Ну и дела. Чего же не поделили на его участке двое русских? И чем это пахнет? Для него, Пабло, лично – чем это пахнет? А?
Чем угодно, но только не рагу из индюшки с миндалём и кунжутом.
До сего дня Пабло ни одного русского в глаза не видел. Про русских он знал, что раньше они были правильные ребята, но теперь испортились, потому что снюхались с гринго и катают их на маленьких тележках через заснеженную Сибирь. А поскольку звёздно-полосатые никогда никого ничему хорошему не научат, они, эти глупые русос, перестали честно работать и непрерывно воюют между собой.
Ну и воевали бы, с досадой подумал он, поднимаясь на ноги. Только зачем это делать на моём участке среди бела дня перед самым обедом?
Послышалась сирена.
А, ничем это не пахнет. Не его ведомство будет эту кучу дерьма разгребать. А что он второго русского задержал – так его за это непременно должны будут поблагодарить. Русский там что-то хрипел, но никто не засвидетельствует, что он требовал консула. Тем более Хосе Аранго этого не засвидетельствует.
Какого ещё консула? Не было речи ни о каком консуле. Кока-колу, да, требовал. Консула – нет. А браслеты всё же лучше снять с парня, пока не поздно.
Поздно.
Полицейская сирена гавкнула и смолкла, и вот уже сквозь толпу протиснулся комиссар Ахо Посседа, тощий и серьёзный, как сушёный скорпион. Он был известен тем, что торчал в Управлении полиции чуть не каждое воскресенье, но не из рвения к службе, а оттого, что его склочная жена в компании с тещей и целым выводком дочерей устраивали ему в доме сущий ад.
Пабло поднялся на ноги и приложил два пальца к козырьку фуражки.
– Что тут у тебя? – спросил комиссар, переводя мрачный взгляд с Пабло на труп, и назад.
– Да вот, сами видите… Позвольте мне на минуту отлучиться, сеньор комиссар! Я там задержал одного… Наверняка это он убил… Не хотелось бы оставлять без присмотра, сеньор коми…
– Где задержал? На месте убийства? – отрывисто спросил комиссар.
– Никак нет, в баре.
– Что в баре?
– Задержание осуществил в баре.
– Погоди. Ты сам присутствовал на убийстве?
– Нет, сеньор комиссар. Но выстрелы слышал.
– Откуда же ты знаешь, что тот, в баре, убил этого?..
– Вот, сеньор комиссар… – Пабло протянул ему паспорта и бумажники. – Один убитого, другой – задержанного.
– Святая Мария!.. – пробормотал комиссар и полез в карман. – Ты, надеюсь, хотя бы наручники на него не надевал?..
Пабло виновато потупился.
– Смерти моей хочешь? – шёпотом сказал Посседа и достал из кармана таблетку мелипрамина.
– Откуда же я мог знать?.. – так же шепотом ответил Пабло. – У него ведь на лбу не написано, что он эмбахадор[4] русо!
– Он – эмбахадор?.. – комиссар выронил таблетку.
– Да не эмбахадор, – Пабло поспешил успокоить комиссара. – Какой он эмбахадор. Так, какой-нибудь секретарио если что не хуже.
– Консула требовал? – спросил комиссар и достал из другого кармана таблетку пропазина.
– Какой консул, сеньор!.. Парень со страху язык проглотил. Не каждый день такое видишь своими глазами.
– Что видишь? – спросил комиссар, подозрительно посмотрев на “мендосу”, которую дон Пабло всё ещё держал в потной лапе.
– Убийство, сеньор.
– Так он убил или он видел?.
– Со всей вероятностью утверждать не могу, сеньор. Однако, сами посудите: кому ещё, если не ему?..
– Оружие при нём было?
– Не было.
– Во всяком случае, он свидетель… – зловеще пробормотал Посседа и нагнулся над трупом – Что с орудием убийства?
– Смеётесь, сеньор… – Пабло посмотрел на всё прибывающую толпу зевак.
– Застрелен профессионально, – сказал Посседа. – Две пули – и обе в сердце.
Пабло потрусил в бар, вынимая на ходу ключ от наручников.
Заодно он вытащил из нагрудного кармана пачку заработанных за день купюр и засунул её поглубже в карман брюк. Мало ли что.
Несмотря на строгое предписание «всем оставаться на местах», бар, конечно, опустел. Не каждый день почти у тебя на глазах убивают человека: как тут не воспользоваться возможностью смыться, не заплатив? Да оно и кстати, потому что в полумраке коридорчика перед вытаращенными глазами сержанта первой категории из воздуха материализовалась ещё одна купюра и жаркий голос прошептал ему в мокрое ухо:
‑ Всего пару слов для радио, господин сержант!
Пабло посуровел, вздохнул, покачав брюхом, и потянулся за деньгами.