В каюте стоял ажиотаж. Миша с Сергеем куда-то собирались. Сонного состояния, царившего прежде в каюте, как не бывало.
– Что случилось? – поняв серьёзность обстановки, попытался допытываться у них Василий.
– Да отстань ты! – отмахнулся от него Миша, а Сергей, с удивлением посмотрев на Василия, буркнул:
– Чё, не помнишь, что ли? Второй же собрался на стоянке поршень дёргать.
– Уау! – стукнул себя ладонью по лбу Василий. – Как же я об этом забыл! – И, забросив Лёнькину авоську к нему на койку, начал лихорадочно переодеваться. – А ты чё не переодеваешься? – мимоходом задал он вопрос Лёньке.
– А куда? – Лёнька никак не мог понять нервозности парней.
– «Куда-куда», – передразнил Василий Лёньку. – Второй механик будет с рембригадой поршень на главном двигателе дёргать, и сказал, чтобы мы пришли на моточистку. Ему надо до нуля все работы сделать. Ведь завтра же отход, и оба двигателя должны быть готовы к отходу.
– А обязательно там быть? – удивление у Лёньки так и не проходило.
– Ты чё такой деревянный? – раздражённо отреагировал на его тупость Василий. – Хочешь – иди, а хочешь – нет. Тебя палкой туда никто не гонит. Мне, например, просто интересно, как это всё делается. Вот поэтому я и иду. Серёге с Михой тоже. – И, посмотрев в их сторону, Василий, ища у друзей поддержки, спросил: – Интересно ведь?
Но те оказались настолько заняты своими делами, что не обратили на Васькин вопрос внимания, продолжая молча переодеваться.
– Во! Видишь! – гордо подтвердил Васька. – Им тоже интересно.
Лёньке не хотелось выглядеть белой вороной среди своих новых знакомых и он, раскрыв сумку, достал старые хэбовые брюки, куртку и рабочие ботинки.
Посмотрев на его экипировку, Василий удивился:
– А чё это у тебя за куртецон такой блатной? – Он указал на куртку, в которую облачился Лёнька.
Такие куртки их роте выдавали на первом и втором курсах. Синие, хлопчатобумажные, с отложными воротничками и длинными рукавами на манжетах. Носились они навыпуск.
Длина курток была ниже пояса, и вдоль всего низа шёл пристроченный поясок. Застёгивались они с самого низа до ворота на пуговицах, а под ворот всегда надевался чёрный галстук.
Но сейчас у Лёньки, конечно, галстука не было, а куртка у него потому и осталась, что он исхитрился не сдать её при получения новой формы на втором курсе. Куртка когда-то имела ярко-синий цвет, а сейчас, после многочисленных стирок, синева на ней значительно уменьшилась, и она приобрела вид прополосканной в синьке тряпки.
После Васькиного вопроса Лёнька осмотрел себя и пожал плечами:
– Чё, позорная, что ли? – И в оправдание своего вида попытался объяснить: – Рабочая форма у нас такая была, но сейчас её заменили и выдают такую же, как и у вас, – и он указал на Василия.
Василий с друзьями надели для работ обычные синие, как у матросов ВМФ, хэбовые фланки с такими же брюками.
– Не «у вас», а теперь уже «у нас» будет, – с ехидцей поправил его Васька. – Но сойдёт и так.
Из коридора донеслись возбуждённые голоса ребят, поэтому дискуссию по поводу Лёнькиной одежды парни прекратили и вышли в коридор.
Лёнька последовал за остальными. На него внимания никто не обращал, поэтому по многочисленным коридорам и трапам они всей толпой вереницей спустились к входу в машинное отделение.
Перед входом в него располагалась раздевалка с многочисленными металлическими шкафами и скамейками, где мотористы и механики могли посидеть, передохнуть или перекурить.
Не задерживаясь, парни быстро входили в машинное отделение, переступая высокий комингс входной двери.
Мощный поток тёплого воздуха, идущий из недр машинного отделения и несущий с собой запахи масла и разогретого металла, обдал Лёньку и взъерошил волосы у него на голове. Вдохнув столь непривычный для себя запах, Лёнька оказался совсем в другом мире.
Под ногами вместо привычного пола, покрытого линолеумом, оказались воронёные плиты, прикрученные ярко-жёлтыми шурупами к обрешетнику, выкрашенному зелёной краской.
Пути, ведущие к трапам, ограждались леерами, выкрашенными в белый цвет, с отполированными до блеска стальными поручнями. Сами трапы оказались очень крутыми, так что, спускаясь по ним, приходилось крепко держаться за поручни, чтобы не загреметь вниз. Парни же применяли скоростной метод спуска. Они, ухватившись за поручни и подогнув ноги, съезжали вниз, мягко амортизируя на нижестоящей платформе.
Лёнька последовал их примеру. Взявшись обеими руками за поручни, он опёрся на них локтями, подогнул ноги и проехал над ступеньками трапа, ощутив от соприкосновения с металлом только свист в ладонях. Поручни оказались настолько отполированными, что от соприкосновения с ними на ладонях даже не ощущалось жжения. Лёнька невольно взглянул на ладони и, поднеся их к носу, ощутил непередаваемый запах металла, который ему уже начинал нравиться.
Через пару метров находился следующий трап, который он так же легко преодолел.
Конечной целью бега оказалась платформа между двумя главными двигателями, светло-зелёные крышки цилиндров которых возвышались с обеих сторон от неё.
Парни столпились на платформе в ожидании приказов.
Лёнька ещё полностью не мог понять, зачем они здесь и что собираются делать. Он только крутил головой и с любопытством осматривал место, куда попал. А здесь было на что посмотреть.
Вверх от платформы крышек шла шахта машинного отделения. Раньше, когда Лёнька тайно пробирался в машинное отделение на траулерах, он уже видел такое. Но здесь всё оказалось больше и солиднее.
Переборки шахты, выкрашенные в белый цвет, освещались многочисленными лампами дневного света. Так что создавалось впечатление, будто человек оказался в большом светлом храме. Только в храме стояла бы тишина и витал аромат ладана, а здесь слышался надсадный гул вентиляторов, которые гнали тёплый воздух, пропитанный запахом нагретого металла и масла.
По периметру шахты располагалось несколько ярусов площадок, и по ним можно было сосчитать, какой же «этажности» машинное отделение. Непроизвольно Лёнька сосчитал. Получилось шесть.
Шахта прикрывалась сверху двумя большими стальными листами с многочисленными иллюминаторами. Сейчас они находились в полуоткрытом положении, и сквозь них проглядывало синее вечернее небо.
Вокруг всё блестело и сверкало. Чувствовалось, что для наведения такого порядка здесь кто-то приложил хозяйскую руку. Даже площадку, где стояли парни и на которой предполагалось провести работы, чьи-то заботливые руки покрыли брезентовым полотном с разложенными на нём инструментами и приспособлениями.
Два человека, взобравшись на крышку одного из главных двигателей, что-то откручивали на ней. Ещё несколько человек выслушивали высокого стройного мужчину с копной слегка посеребрённых сединой волос.
Мужчина, одетый в видавшую виды хорошо выстиранную спецовку, что-то энергично объяснял окружавшим его людям.
Закончив разговоры с подчинёнными, седовласый подошёл к сгрудившимся практикантам.
Осмотрев их, он, не напрягая голоса, степенно начал:
– Так, парни. Я вижу, что вы готовы переборки проломить и леера в дугу загнуть, но делать этого сейчас не надо. Ваша задача – не мешать, а помогать и мотать на ус то, что мы сейчас будем делать. А вот во время этой помощи вы будете только чётко выполнять всё то, что вам будут говорить мотористы. – он кивнул себе за спину, в тот район, где мотористы работали на крышках главного двигателя. – Я понимаю, что вы – будущие инженера́, но знайте и запомните, что настоящего механика из инженера никогда не получится, если он не начинал с самых низов и не познал вкус мазута. – Седовласый ещё раз осмотрел притихших курсантов, стараясь понять, насколько до них дошли его слова, и продолжил: – Я тут уже определил фронт работ. Мотористы знают его, так что прикрепляю вас к ним, и, пожалуйста, следуйте только их указаниям. И главное! Никакой самодеятельности, – при этих словах седовласый повысил голос. – Делайте только то, что вам скажут.
Шум от работающих дизелей, несущийся из соседнего помещения, не мешал седовласому говорить, поэтому он даже не повышал голоса.
Лёнька впитывал каждое слово говорящего, понимая, что на сегодня это его самый главный начальник.
Он стоял рядом с Мишей Коротковым, который, как и вся группа практикантов, молча выслушивал инструктаж. Толкнув в бок Мишу, Лёнька, кивнув на говорящего, шёпотом поинтересовался:
– А это кто?
– Второй механик это, Николай Васильевич, – едва раскрыв губы, прошептал в ответ Миша.
– А-а, понял, – согласно закивал Лёнька, а второй механик тем временем продолжил:
– Так, Сергей, – обратился он к старшине Котову, – распредели людей по два-три человека для каждого моториста, и сейчас будем приступать. – И, осмотрев оживившийся народ, уже громче добавил: – Всем соблюдать технику безопасности, которую я вам тут долдонил целый месяц, и чтобы каждый спустился к конторке и расписался там в журнале.
Парни, подчинившись приказу, начали спускаться вниз, а Лёнька, ещё не зная, что ему делать, остался в одиночестве на платформе.
При виде его у второго механика вырвалось удивлённое:
– А это что тут у нас за интеллигент такой? – и он посмотрел на Котова.
– А это наш новый практикант, – начал пояснять ему Сергей, – он только сегодня прибыл.
– Та-ак, – в раздумье протянул второй механик и решительно закончил: – А ну-ка, господин-товарищ практикант, немедленно дуй отседова, и чтобы я духу твоего тут не видел. Не хватало мне тут ещё инцидентов всяких. Мало того, что Витьке на вахте третьего ноготь сорвало, так мне ещё смотреть за этим интеллигентом, чтобы ему бóшку не снесло.
Лёнька понял, что теперь из-за его выпендрёжной куртки кличка «интеллигент» прилепится к нему навсегда, и, стараясь не возражать и не заострять на себе дальнейшего внимания второго механика, понуро побрёл к трапу, ведущему в раздевалку.
Значит, не суждено ему увидеть, как будут «дёргать» поршень на главном двигателе, с горечью начинал осознавать он, а ему так хотелось на это посмотреть…
Но какое-то внутреннее чувство в нём воспротивилось, и, воровато оглянувшись, он вместо того, чтобы подняться до второй платформы и выйти из машинного отделения, перешёл на противоположный борт и затаился там.
Со своего места он прекрасно видел, что делается внизу.
Неожиданно за спиной послышался грубый голос:
– А ты чё тут делаешь?
Обернувшись, Лёнька увидел невысокого коренастого парня, нагло разглядывающего его.
Поднявшись с корточек и справившись с секундным замешательством, он с вызовом ответил:
– А тебе-то чё? Сижу тут себе и смотрю…
– Чё, сачкуешь, что ли? – с ехидной усмешкой продолжил допрос коренастый. – Все вкалывают, а ты тут тыришься?..
– Не тырюсь я, а просто сижу. – Лёньке надоело оправдываться перед неизвестным контролёром, и он пояснил: – Я только сегодня пришёл на судно и технику безопасности не прошёл, поэтому второй отправил меня из машины, а я только хочу посмотреть, как поршень будут дёргать. Чё, нельзя, что ли? – уже начал напирать он на коренастого. – И вообще, кто ты тут такой, чтобы что-то запрещать?
– Почему нельзя? – сразу пошёл на попятную коренастый. – Смотри, если нравится, только ко мне в котельную не суйся. Второй запрещает мне отвлекаться на вахте.
Чувствовалось, что коренастый уже настроен на миролюбивый лад, и, поняв это, Лёнька протянул ему руку:
– Лёня.
Коренастый в ответ, обтерев ладонь о брюки спецовки, мирно представился:
– Колян.
– Ты чё, Коля, вахту тут стоишь, что ли? – Лёнька кивнул на раскрытую дверь, из которой появился коренастый.
– Ага, – подтвердил Колян, – стою. Ещё пару часиков с лишним осталось. – Он поднял руку и взглянул на ручные часы.
– Ну стой, а мне тут всё интересно. Понимаешь, первый раз такое вижу и не хочу пропустить, – откровенно поделился с Коляном Лёнька.
– Ладно, смотри, – как какой-то очень большой начальник, разрешил ему Колян, и сам, облокотившись на леера, уставился вниз.
А там события разворачивались своим чередом.
Парни, ковырявшиеся на крышке, вытащили огромную форсунку и куда-то унесли её. О том, что это была форсунка, Лёнька догадался сам, хотя всезнающий Колян, пытался ему всё объяснять.
Слушая вполуха болтающего Коляна, Лёнька с интересом смотрел за всем, происходящим внизу.
Двое парней установили на гайки крышки огромный ключ и начали по нему бить здоровенной кувалдой, стараясь открутить их.
Одну за другой они откручивали гайки и устанавливали их на шпильки соседней крышки. Лёнька понял эту хитрость. Это чтобы в дальнейшем их не перепутать. Им как-то на лекции по технологии металлов говорили об этом. Теперь он видел это воочию.
Когда все гайки оказались открученными, второй механик взял в руки пульт, и грузовой кран, установленный над главными двигателями, поехал к разбираемой крышке.
Крышку с помощью специальных крючков сняли краном и поставили на специальную треногу, стоящую на брезенте. К ней тут же подошли курсанты и под руководством моториста принялись её чистить.
Тут снизу начали громко кричать. Колян пояснил Лёньке, что это второй механик отдаёт приказы мотористам, работающим в картере. В каком картере и что такое картер, Лёнька не знал, но вида о своём профанстве Коляну не подал, а по-прежнему на каждое его замечание или объяснение согласно кивал.
Тем временем крики стихли, и зацепленный специальным кольцом поршень под команды «Вира помалу, вира, мать твою!.. и т. д., и т. п.» начал вылезать из цилиндровой втулки.
Лёнька и раньше видел поршни, да и сам несколько раз участвовал в переборках мотоциклетных двигателей, но таких громадин ещё никогда не встречал.
Чёрный от копоти и нагара поршень медленно появлялся, блестя боковыми поверхностями. А когда его полностью вытянули из втулки, то отвезли в сторону и установили в специальное приспособление.
Тут на него вновь накинулись курсанты с мотористами для очистки от нагара и дальнейших замеров. Это уже Лёньке до малейших подробностей дотошно объяснял Колян.
Дальше смысла прятаться и следить за происходящими событиями не было, и Лёнька поинтересовался у Коляна:
– А у тебя на вахте всё нормально?
Колян от его слов чуть не подпрыгнул:
– Бляха муха, а про котёл-то я и забыл! – и метнулся в открытую дверь, откуда недавно появился.
Лёнька прошёл за Коляном и оказался в большом помещении, где посередине стоял непонятный ему круглый агрегат, выкрашенный серебристой краской.
Колян что-то «колдовал» с обратной стороны агрегата.
Неожиданно он спичками поджёг факел, сунул его в какое-то отверстие, нажал какую-то кнопку и дёрнул за рычаг с красной рукояткой. Внутри агрегата что-то загудело, из щелей пыхнуло чёрным дымом, а Колян, выдернув факел из отверстия, радостно прокричал:
– А куда ты на фиг денешься, влюбишься и женишься!
Его действия оказались абсолютно непонятными Лёньке, поэтому он с вытаращенными глазами смотрел на довольного Коляна.
– Чё радуешься-то? – удивлённо спросил он.
– «Чё, чё?» – передразнил его Колян. – Автоматика на запал форсунки полетела, так приходится разжигать его вручную. Электромех только завтра её получит в СМТО, а пар нужен сегодня, поэтому, чтобы держать его на марке, приходится чуть ли не каждые полчаса разжигать эту заразу. – И он ладонью шлёпнул по странному агрегату в виде улитки, выкрашенному в красный цвет.
– Понятно, – протянул Лёнька, хотя ничего толком из объяснения Коляна не понял.
– Ну, если понятно, то вали отседова, а то, если второй увидит посторонних в котельной, влетит мне, – неожиданно важно заявил Колян, уперев руки в бока и нагло уставившись на Лёньку.
Лёньке стало понятно, что Колян нагоняет себе цену и пыжится изо всех сил, чтобы показать свою значимость, но спорить он не стал и вышел из котельной.
Осторожно пройдя вдоль переборок, чтобы его невзначай никто не увидел снизу, он вышел из машинного отделения и вернулся в каюту.
В каюте он находился один. Делать было нечего. На столе лежало несколько кусков хлеба с котлетами, которые ребята прихватили с обеда.
Устроившись у стола, он с удовольствием умял один из бутербродов и завалился спать. События сегодняшнего дня дали себя знать, поэтому в сон он провалился моментально.
Проснулся Лёнька от громких возбуждённых голосов ребят, которые вернулись из машинного отделения.
Шторку на кровати Лёнька перед сном задёрнул, поэтому того, что он находится на ней, никто не видел.
Громче всех возмущался Василий, который, не стесняясь в выражениях, отчитывал Сергея с Мишей за то, что они долго очищали поршень от нагара.
На что те энергично оправдывались, объясняя это тем, что никто им не дал подходящего инструмента.
Естественным ответом Василия на это прозвучала поговорка о неудавшемся танцоре, которому всегда что-то мешало. Переведя разговор в шутку, парни ушли в душ, а Лёнька вновь заснул, да так крепко, что даже не слышал, как вымывшаяся троица вернулась в каюту.